Бессребреник среди желтых дьяволов - Буссенар Луи Анри. Страница 17

Обезумевший от горя отец сначала не мог думать ни о чем. Через некоторое время он вспомнил о настоятельной просьбе Райкара, об угрозах в случае отказа. Однако последние два месяца бандит не появлялся, и старый тюремный охранник подумал было, что тот отказался от своих планов. Пьеко сказал, что сестра жаловалась ему на бесконечные преследования Райкара.

— Это безусловно он, злодей Райкар, похитил мою сестру, — сказал мальчик. — О! Прошу вас, вы храбрые и сильные мужчины, помогите нам найти ее и спасти.

Да, но куда идти? В какую сторону отправиться на поиски? Ведя кочевой образ жизни, разбойники не останавливались более двух дней в одном месте.

Горе Туанг-Ки не знало границ. Старый солдат, перенесший столько страданий и несчастий, не плакал, не кричал, он просто весь обмяк и потерял интерес к жизни. Тогда Поль Редон принял решение, о котором не поведал никому, даже своему верному помощнику Буль-де-Сону.

— Дружище, — обратился репортер к юноше, — прежде чем мы отправимся на поиски этого мерзавца, я хочу вернуться в Мукден.

— Но, патрон! Вы забыли, что нас приговорили к смерти?

— Нет, нет, я ничего не забыл… А главное, я не забыл, что Туанг-Ки, Пьеко и Янка рисковали жизнью, чтобы спасти нас. Мне кажется, что в городе жители лучше осведомлены о злодеяниях этих проходимцев, и возможно, им даже известно, где скрываются мерзавцы. Я хочу это узнать. Похожу, поспрашиваю, соберу сведения и тогда пойдем прямо к цели и найдем их логово. Подумай, наша любимая Янка, дорогая Роза Мукдена в опасности, и только мы одни можем ее освободить. Она надеется на нас, ждет нас, произнося в молитвах наши имена.

— О, бедное дитя! Возможно, ее уже нет в живых!

— Нет, нет, сто раз нет! Я видел ее глаза, она девушка решительная, энергичная… Она доказала нам это… Я предчувствую, что мы вовремя придем ей на помощь. Разреши мне скорее уйти, нельзя терять ни минуты. Я вернусь еще до ночи, вот увидишь, и тогда мы решим, как действовать.

В этот момент появился Вуонг-Тай.

— Брат мой, мне необходимо с тобой поговорить.

— Я в твоем распоряжении, только прошу побыстрее. Мне надо кое-что сделать, я тороплюсь.

— Хорошо, буду краток.

У корейца был почти величественный вид из-за белой повязки на голове, напоминавшей царский венец. Редон знаком велел Буль-де-Сону удалиться.

— Ну вот, — произнес француз, обращаясь к Вуонг-Таю, — теперь, когда мы остались одни, я готов тебя выслушать.

— Брат мой, — серьезно произнес кореец, — веришь ли ты, что некоторые люди получают от Судьбы приказы, которые они не могут, не должны игнорировать?

— То, что ты называешь Судьбой, для меня означает Совесть… Да, существуют обязательства, которыми человек не может пренебречь.

— Хорошо. В силу одного из таких обязательств, которое выше меня, которое настолько могущественно, что диктует мне свои условия и ведет меня к цели, так вот в силу моего долга я пришел к тебе с болью в сердце и с огнем в душе сказать: брат, нам необходимо расстаться.

Репортер вздрогнул. Все это, по правде говоря, смахивало на предательство. Разве не он с друзьями спас жизнь корейцев, которые наверняка не справились бы с неприятелем и все погибли бы!

— Дружище! — Вуонг-Тай с несвойственным ему волнением, и лицо его вдруг озарилось догадкой. — Я понял, ты считаешь меня неблагодарным, ты думаешь, я забыл о своих обещаниях… Нет, конечно же нет, я никогда тебя не забуду, ты спас не просто людей, ты спас народ!

Поль Редон с интересом наблюдал за изменениями, происходившими с его знакомым. Глаза корейца светились, а легкое волнение очень шло ему.

— Продолжай, — сказал репортер.

— Знаешь ли ты, что такое, когда твой народ отдают иностранным завоевателям? Знаешь ли ты, что значит не иметь родины? Я человек без отечества! Я едва осмеливаюсь вспоминать наши завоевания, наши победы. У меня две матери, одна та, что дала мне жизнь, ее убили, а другая та, что хранит прах моих предков, ее сейчас убивают… А теперь, послушай, что я тебе скажу. По всей Маньчжурии и на границах с Кореей, в деревнях и городах от Сеула до Чемульпо [67], в разных местах живут люди, готовые на все, чтобы спасти родину. Они дали мне небольшую передышку, небольшие каникулы, которые вот-вот должны закончиться. Они ждут меня, рассчитывают на меня. Если я не сдержу слова, которое дал им, они способны — о, я их хорошо знаю, — они способны на все, на любую фатальную неосторожность… Подчиняясь только злобе, они поднимутся и пойдут Бог знает куда, слушая лишь голос безумцев, которые приведут их к резне. Я говорю не из гордости, но только я могу направить их действия в нужное русло, только я могу привести их к победе. Я задержался настолько, насколько это было возможно. Я надеялся тебе помочь и спасти несчастную девушку, чья судьба меня очень беспокоит. Но сейчас у меня нет больше ни единого часа, ни единой минуты. Мое дело ждет, зовет меня. Я вынужден забыть долг перед тобой. Вот и все, что я хотел тебе сказать. Прости меня, брат! Я верю, у тебя прекрасная душа, открытая великим мыслям… Знаешь ли ты чувство сильнее, чем любовь к родине?

Редон больше не сопротивлялся. Француз лучше, чем кто-либо другой, понимал, что такое родина и долг перед ней.

— Друг мой, — ответил он, — не будем более спорить. Иди!

— Благодарю, — кивнул головой кореец. — Кто знает, встретимся ли мы еще когда-нибудь. Разреши мне выразить мое уважение к тебе и твоей стране. Для меня ты более не чужестранец. Можно, я обниму тебя на прощание?..

Редон протянул руки, и мужчины обнялись. Затем Вуонг-Тай решительно повернулся и побежал к своим товарищам. Редон же позвал Буль-де-Сона, и тот незамедлительно появился.

— Как ты думаешь, на каком расстоянии от Мукдена мы находимся? — репортер.

— Хм, трудно сказать. Не очень далеко, во всяком случае… Если выйти на дорогу из Ляодес-Тунга и идти по ней в нужном направлении, думаю, это займет часа два или три…

— Я тоже так думаю. Я оставляю тебя с Пьеко и несчастным стариком. Он, похоже, совершенно убит горем. Пожалуйста, не предпринимай ничего без меня. Необходимо, чтобы я непременно нашел вас здесь. Если же все-таки придется уйти, сделайте отметки на деревьях, только так, чтобы я смог их увидеть.

— Хорошо, патрон. Лучше бы, конечно, вы вернулись.

Редон отправился в Мукден. Что он собирался там делать? По правде говоря, он и сам не очень-то четко это себе представлял. В такой глуши, куда шел отважный француз на поиски Янки, возможно, он и не встретит никого, к кому можно будет обратиться. Мукден был слишком опасным городом — журналист испытал это на собственной шкуре, — но город притягивал его. Чего бояться в конце концов? Его никто там не знает, кроме арестовавшего их офицера и нескольких солдат, которые едва ли его заметили, да судей трибунала, которые вряд ли запомнили его лицо из-за полумрака, царившего в зале заседаний. У журналиста были все шансы незаметно пройти в город. Но что он хотел получить там? Карту местности да какие-нибудь сведения о бандитском логове — разве это так уж трудно?

Француз все шел и шел, вспоминая молодые годы. Через два часа он оказался как раз в том месте, где разыгралась ужасная трагедия и их взяли в плен. А вот и стена некрополя, дальше — крепость, откуда им удалось бежать. Участок мог быть опасен! Но нет, старая башня оставалась безразличной, безмолвной и конечно же необитаемой.

Редон почувствовал облегчение. Появилась надежда. Не могло же так быть, в конце концов, чтобы ему не удалось найти хоть какую-нибудь зацепку, которая навела бы его на бандитов. Репортер зашагал быстрее. Вскоре появились каменные стены, окружавшие пригород. Задержат ли его при входе? Но почему, собственно? Костюм француза за долгое время скитаний претерпел некоторые изменения и потерял свою элегантность и лоск. Внешность давно перестала быть привлекательной: на голове серый шарф, частично прикрывающий лицо, редкая борода начала пробиваться на давно не бритом подбородке. Поль и сам узнал бы себя с трудом.