Гвианские робинзоны - Буссенар Луи Анри. Страница 55

Свист повторился без промедления и на сей раз гораздо ближе.

Юноша смело покинул свой тайник и двинулся в направлении услышанного сигнала. Вскоре он вышел на поляну и оказался лицом к лицу с рослым молодым человеком, который держал в руке большой лук с пучком длинных стрел и, улыбаясь, смотрел на Жака.

Невзирая на обычное свое спокойствие, беглец был потрясен и даже напуган неожиданной встречей, но облик незнакомца излучал что-то доверительное и очень располагающее к себе. Выглядел он не старше двадцати лет. Открытое лицо с правильными чертами дышало энергией и искренностью. Воинственный вид смягчался добрым взглядом больших черных глаз навыкате, с длинными ресницами под густыми бровями. Дружески улыбаясь, воин приоткрыл два ряда блестящих белых зубов. Пышная копна черных волос с пряжкой из эбенового дерева вырывалась из-под маленькой белой шапочки, лихо сдвинутой на ухо и украшенной черным пером гокко note 216.

Золотисто загоревшие под палящим тропическим солнцем руки атлета с мощными бицепсами высовывались из облегавшей тело куртки-безрукавки, сшитой из белой с голубыми полосами материи, напоминавшей матрасную ткань. Того же цвета брюки доходили только до колен, предоставляя полную свободу мускулистым ногам, которые отлично гармонировали с могучими руками. Ходил он босиком.

Смелый Жак съежился в комок перед молодым богатырем, он казался себе жалким мальчишкой с тонкими руками и ногами перед этим воплощением силы и ловкости. Ему приходилось слышать о злобном индейском племени, жившем на берегах Авы, которое не поддерживало со своими соседями никаких контактов. Цветом кожи эти люди напоминали европейцев, были такими же сильными и носили бороды. Их называли оякуле. Легенда, усиленная страхом, приписывала им небывалую жестокость. Жак испугался тем более, что незнакомец носил щеголеватую молодую бородку, похожую на нежный каштановый пушок, одну из тех, которые смягчают черты лица. Хотя кожа красавца была покрыта плотным загаром цвета хлебной корки, Жак отлично видел, что это не тот матовый, непрозрачный оттенок кофе с молоком, присущий представителям его расы.

«Так и есть, это, наверное, оякуле…» — мелькнуло у него в отчаянии, и беглец потупил глаза, не в состоянии вымолвить хотя бы слово.

Молчание нарушил юный богатырь.

— Эй! Ты пришел в мои места. Умеешь говорить по-креольски? — спросил он на местном наречии.

Вздох огромного облегчения вырвался из груди краснокожего.

— Конечно, но я умею говорить и по-французски! — радостно воскликнул он, шагнув вперед, совершенно успокоенный. Протянутая им рука утонула в крепкой ладони собеседника. — Я изучил французский в Мане… Меня воспитал доктор В., он живет сейчас в Сен-Лоране. Вы не знаете доктора В.? Это друг начальника тюрьмы… — добавил он не без гордости.

При этих словах его собеседник нахмурился. Он отозвался глухо и как будто встревоженно, продолжая говорить на привычном для креолов языке:

— Нет, я его не знаю… Я вообще не знаю никаких белых в колонии…

На Жака нахлынули внезапно все пережитые ужасы плена, воспоминания о похищении, об издевательствах беглых каторжников, и он снова схватил руку незнакомца, говоря с необычными для индейцев откровенностью и волнением:

— Да что же это я, в самом деле… Я даже не поблагодарил вас за ту огромную помощь, которую вы мне оказали! Извините, Бога ради, мой благодетель, вы меня вырвали из лап этих бандитов! Благодаря вам я смогу увидеть свою жену и своего приемного отца! Я обязан вам жизнью… Теперь она принадлежит вам так же, как и моему отцу…

Странное дело: обычно сдержанный и немногословный, не подверженный душевным порывам, индеец говорил с пламенным воодушевлением, а молодой человек, явный европеец по происхождению, хранил молчание, оставаясь полностью безучастным. Они как бы поменялись местами, привычками и поведением. Воспитываясь у белых, индеец в некотором смысле «офранцузился», а белый, ведя первобытную жизнь лесных обитателей, стал похож на туземца. Один владел красноречием приемного родителя, другой сохранял сдержанность аборигенов note 217 экваториальной зоны.

Когда Жак сообщил, что знает европейцев из Сен-Лорана, какая-то тайная причина усугубила немоту молодого атлета, лишенную, впрочем, всякой холодности.

Краснокожий, рассыпаясь в своей признательности, не придал этому значения. Оказанная ему услуга повелевала благодарному индейцу быть скромным и нелюбознательным. Если его благодетель не желал оказывать ему доверия, то, наверное, имел на это свои причины, и Жак не стал его расспрашивать.

Они тронулись в путь. Незнакомец шел впереди легко и уверенно, демонстрируя сноровку в сложном и тяжелом передвижении в девственных лесах. Без колебаний выдерживал он верное направление, не испытывая потребности в зарубках на деревьях, как будто все уголки темного загадочного пространства давно были ему известны. Жак поражался силе, гибкости и уверенности невозмутимого спасителя, хотя и сам был настоящее дитя природы. Он не подозревал такой ловкости в человеке другой расы и без всякой зависти искренне восхищался спутником.

Внезапно глухое рычание оборвало его речь. Он машинально потянулся к отсутствующему оружию и воскликнул, дрожа:

— Тигр!

Юный богатырь улыбнулся и продолжал путь, посвистывая.

Могучий ягуар с великолепной шкурой, с горящими глазами и огромными клыками оскаленной пасти выпрыгнул, увидев пришельца, заурчал, как разомлевшая кошка, и подставил свой лоб для ласки, которая незамедлительно последовала.

Окаменевший Жак с застывшей речью, пересохшими губами и расширенными от ужаса глазами не смел пошевелиться. Грозный хищник время от времени бросал на него взгляд, от которого бедняга стучал зубами и собирался распроститься с жизнью, несмотря на ободряющую улыбку таинственного благодетеля.

— Спокойно, Кэти, — говорил юноша на незнакомом языке, — спокойно! Этот индеец — наш друг, ты его полюбишь, ты с ним подружишься! Кстати, — продолжил он по-креольски, — как тебя звать?

— Жак, — с трудом выдавил тот.

— Хорошо! Жак, друг мой, не бойся Кэти. Она добрая, как лань. Подойди, приласкай ее для начала!

Несчастный механически протянул вспотевшую и судорожно сжатую руку. Ягуар, как хорошо воспитанное животное, наклонил голову, а затем повалился на спину и принялся кататься по траве.

— Ну, вот видишь, она не желает тебе худого! Кэт бывает злой только с плохими людьми!

Негромкие, но радостные голоса послышались впереди, за густой завесой лиан; ягуар ринулся в их направлении. За ним последовали молодой человек и индеец, слегка успокоенный, но еще не полностью оправившийся от потрясения, вызванного странной близостью нового друга с могучим хищником.

Посреди беспорядочного нагромождения сломанных ветвей, поверженных стволов, срезанных лиан предстали неподвижные фигуры шестерых людей: пятерых белых и одного негра. Белолицые, одетые по образцу новоприбывшего, были вооружены луками, стрелами и большими мачете. Мужчина, который казался главным, выглядел лет на сорок пять.

Бросалось в глаза разительное сходство его с юным спутником Жака. Черты лица, атлетическая фигура, и даже печальная и нежная улыбка… Но лицо старшего уже бороздили морщины, волосы поседели на висках, а борода и совсем побелела.

Возле него держалось трое красивых молодых людей, один почти ребенок, лет тринадцати — четырнадцати, но с выправкой и статью взрослого. Двум другим было лет шестнадцать — восемнадцать.

Удивительное сходство заставляло признать в них четверых братьев, и мужчина с отцовской нежностью взирал на свое потомство.

Пятому было лет тридцать. С белокурой спутанной бородкой, с голубыми глазами и кирпичным румянцем на щеках, он обладал физиономией слегка лукавой, но открытой и симпатичной. Наконец, заключал эту группу старый негр со снежно-белыми волосами, курчавыми и всклокоченными, производивший странное впечатление своим добрым, сморщенным и блестящим лицом. Казалось, он достиг пределов старости, однако передвигался довольно бодро, невзирая на пораженную слоновой note 218 болезнью правую ногу.