Из Парижа в Бразилию по суше - Буссенар Луи Анри. Страница 38

Многоголосый людской водоворот закружил незнакомца и поволок от саней к саням. И только вырвавшись из круговерти, он смог приступить к делу. Подходя поочередно то к одному чукче, то к другому, он тихо вопрошал их о чем-то, те же, стоя с бесстрастным, словно у выбитых в крепком льду барельефов, выражением лица, не удостаивали его вниманием.

«Чего он хочет от нас? — как бы говорили кочевники арктических пустынь своим молчанием. — У него нет ни металлических инструментов, ни стеклянных бус. Слушать его — только время терять».

Наконец таинственный посетитель ярмарки нашел магическую формулу. Наклонившись к одному из вождей племени, он произнес шепотом слова, явно заинтересовавшие того:

— Я дам тебе огненной воды.

— На самом деле?

— Да, приходи сегодня вечером в остро?.

— Ладно, я принесу хорошие росомашьи и лисьи шкуры.

— Не надо, мне не нужны меха. Просто приходи, и ты получишь огненной воды и для себя, и для твоих домочадцев.

Хотя торговать водкой на ярмарке запрещено, в толпе сновали по-тихому и покупатели этого алкогольного напитка, и продавцы. Стоит же местному жителю выпить лишь стакан этой жидкости, которую чукчи называют образно «огненной водой», как он уже не может без нее обойтись и готов отдать за два литра водки, купленной в Якутске за несколько рублей, лисью шкуру, стоящую во сто крат больше.

Договорившись о встрече, незнакомец попытался пробиться сквозь толпу, теснившуюся плотной стеной возле саней, но ничего не вышло, и он остался стоять, где стоял, наблюдая за яростной торговлей в ожидании, когда появится какой-нибудь просвет.

Определив торговлю как яростную, мы не допустили ни малейшего преувеличения. Нередко можно было наблюдать, как купец, стараясь обогнать других, чтобы первым занять бойкое место, падал в снег, но шедших сзади не останавливало сие, и они, топча его ногами, продолжали устремленно бежать вперед. Несчастный же, уже без варежек и без шапки и к тому же в изодранной шубе, — и это при тридцатиградусном морозе! — встав на ноги, не отступал и как ни в чем не бывало резво пускался вослед своим конкурентам в надежде наверстать упущенное время, ибо здесь, как и в Америке, «время — деньги!».

Однако поведение чукчей, величественно-спокойных, резко контрастировало с беспорядочной суетностью русских. Неподвижные, молчаливые, они, опершись на гарпуны, равнодушно взирали на столпотворение возле их нарт и только кивком головы сообщали о своем согласии или несогласии на обмен.

Убедившись, что пробраться через мощный людской поток с энергично перемещавшимися туда-сюда покупателями и розничными торговцами невозможно, незнакомец обратился к чукче, которому только что посулил огненную воду, с просьбой пропустить его между двух саней, нагруженных шкурами. Оказавшись через две минуты вне толчеи, он бодро зашагал в сторону острога. Ну а там, попивая по-домашнему чай из большой кружки в одной из комнат, сей странный субъект удовлетворенно потирал руки, как человек, не потерявший времени даром.

С наступлением ночи количество сделок несколько сократилось, но и только: ярмарка продолжала шуметь.

Чукча, соблазненный водкой, постарался не опоздать на свидание со своим искусителем. Решительно войдя в ворота острога, он буквально наткнулся на незнакомца, который, несмотря на лютый мороз, уже минут пятнадцать поджидал своего гостя.

Таинственная беседа продолжалась довольно долго, не меньше часа. Впрочем, говорил, похоже, в основном незнакомец, чукча же больше слушал. Во всяком случае, направляясь потом из острога к своему чуму, представитель коренного населения выписывал такие кренделя, что ясно было: предательской жидкости изведал он вволю.

Что же касается загадочной личности, то по какой-то не известной никому причине — то ли любопытство ее было удовлетворено, то ли из-за боязни вновь оказаться в безумствующей толпе — она с тех пор сидела в своем остроге и носа наружу не казала. Поскольку на ярмарке странный человек был совсем недолго, его никто не запомнил: всем хватало других забот! Да и чукча, похоже, позабыв о неожиданном угощении, последующие восемь дней заботился только о том, чтобы повыгоднее реализовать свой товар.

Торжищем все были довольны. Содержимое нарт перекочевало в сани, и наоборот. До закрытия ярмарки оставалось несколько часов.

Купцы, торопясь добраться до своих торговых домов, чтобы поскорее отправить меха в Европу, уже готовились к отъезду на запад. Жители ледяной пустыни невозмутимо ожидали сигнала к окончанию ярмарки, чтобы также пуститься в путь.

Наконец флаг медленно пополз вниз, ударил колокол.

И тотчас, словно он давно уже ожидал этого сигнала, незнакомец, одетый, как и в первый день, в енотовую шубу, быстро вышел во двор острога. Отряд из двенадцати до зубов вооруженных казаков восседал на низкорослых лошадках, которые, несмотря на мороз, весело били копытом землю и, покусывая друг друга, радостно ржали. Довольный осмотром группы, странный субъект взобрался на коня, которого держал под уздцы один из солдат, и, привстав на стременах, коротко бросил:

— Вперед!

Казаки выехали из ворот попарно. За ними проследовали двое саней, груженных скорее всего провизией. В каждой упряжке было по три оленя.

Вместо того чтобы направиться в Нижнеколымск, откуда прибыли казаки для поддержания порядка в ярмарочные дни, конный отряд резко свернул налево и двинулся вдоль реки Анюй прямо на восток. Пустив лошадей рысцой, всадники вскоре догнали нарты, где сидел чукча, любитель огненной воды. При виде щедрого хозяина, с которым он познакомился на прошлой неделе, глаза коренного жителя зажглись от удовольствия.

— Кетам акамимиль! [133] — попросил он безо всяких околичностей на своем гортанном языке.

— Как? Ина мигутши? [134]

— Этчигни! [135]

— Подумай, кайта кхолгин [136], ты неразумно себя ведешь, — ответил незнакомец, видно, неплохо знавший язык чукчей. — Подожди, пока мы выедем на тракт.

Но чукча, упрямый, как все представители диких племен, да еще испытывавший мучительную жажду, не думал отступать. Пришлось откупорить бутылку водки. Выпивоха жадно припал к ней, к крайнему неудовольствию казаков, обиженных тем, что их обошли вниманием.

— Теперь послушай меня. Я дам тебе клик-кин [137] бутылок огненной воды, но только после того, как ты приведешь нас куда положено. А в пути ты будешь получать ее утром и вечером, но не чаще. Договорились?

— Э-э, тейнег арким [138].

— Ну а вы, — обратился незнакомец к казакам, — условия знаете. Двойная порция еды и водки, двойная плата, чай и табак — сколько душе угодно и плюс вознаграждение по возвращении. Впереди — более четырехсот верст. Мы обязаны пройти их за четыре дня.

Этот зловещий человек с резким голосом отдавал команды столь уверенным тоном, что никто не осмелился бы ему возразить. И он знал также, чем заинтересовать своих подчиненных в успехе предприятия. Водка, чай, табак да еще перспектива получить деньги — за такое солдаты согласились бы пересечь всю Сибирь, не слезая с коней.

С достойной восхищения скоростью преодолевали они один отрезок пути за другим, хотя мысль о том, чтобы скитаться по суровому краю в такое время года, показалась бы безумной всем, кроме этих закаленных воинов.

Незнакомец подавал казакам личный пример стойкости и отваги. Словно не чувствуя ледяного ветра тундры, он следовал непосредственно за нартами чукчи, заботился о людях и лошадях, внимательно присматривался к неровностям почвы, следил, чтобы продукты питания распределялись между всеми участниками экспедиции поровну. Иначе говоря, был душой этой маленькой команды, внушая к себе уважение и дисциплинируя солдат.