Кругосветное путешествие юного парижанина - Буссенар Луи Анри. Страница 47

Даже солнце превратилось в пятно красноватой грязи, смрадной, тошнотворной, в которой по самую шевелюру вывалялся весь этот клан душегубов.

На быка, содержащегося в огороженном загоне, накидывают лассо и тянут обреченное животное. Вот падает первый бык, получив удар ножом по загривку; льется река крови. В один миг животное расчленяют, разрезают на куски, освежевывают. Огромная свора собак рвет внутренности… не остается ничего.

Следующий!..

Фрике очутился подле саладеро… На мгновение парижанин остолбенел, но затем припомнил разговоры на корабле о характерной для Южной Америки всесторонней «утилизации» крупного рогатого скота и сообразил, куда попал.

— А! Прекрасно. Передо мной скотобойня. Я умираю от голода, а там сто тысяч кило говядины… Черт побери, неужели мне не дадут бифштекс в полфунта? Конечно, я не видел Вийеттских боен [278], но тут тоже неплохо устроено. Воды, правда, не хватает. Ладно, зайдем. Пока тут не появился этот человек с собакой вместе со своими приспешниками.

Почти лишившийся сил от голода, от бешеного бега, с исцарапанными в кровь ногами, гамен вошел внутрь саладеро. В блузе, прилипшей к спине, в берете, натянутом на уши, с бледным от ночных испытаний лицом, наш друг выглядел не слишком привлекательно. И он, быть может, несколько демонстративно подошел к главному надзирателю за пеонами [279]. Тот с величественным видом курил одну за одной крохотные папироски.

Этот важный персонаж, укрытый попоной, точно андалузский мул, высокомерно окинул взглядом новоприбывшего и резко спросил, что ему нужно.

— Бифштекс.

— Que es eso? (Что это такое?)

— Да просто бифштекс… Их тут полным-полно…

— Tu eres un perezoso! (Ты лентяй и бездельник!)

— Как это ты меня обозвал… нечего давать мне собачьи клички… я голоден… А тут никто не заметит, если пропадет мясо, достаточное, чтобы накормить десяток семей…

Однако сеньор, без сомнения, не обладал чувством юмора, поэтому указал кончиком хлыста на ворота.

— Вы не слишком гостеприимны, друг мой, а мне-то говорили, будто у жителей Южной Америки доброе сердце, значит, меня обманули или профессия живодера сделала вас чертовски грубым и нечувствительным. Рад буду никогда больше с вами не встретиться… Пойду поищу раковины на берегу. Ну, а потом попробую выпутаться…

В этот момент в ворота ворвались трое преследователей с собакой.

Прибывшие сразу заметили юного парижанина, и ярость их дошла до предела.

Между прибывшей троицей и главным на бойне немедленно завязался весьма темпераментный разговор, изобиловавший выражениями, непохожими на евангельские, что по угрожающим жестам можно было понять, даже не зная испанского.

— В конце концов, чего вы от меня хотите? Очень скоро гамен сообразил, чего именно.

— Сеньор, вы слышали, как этой ночью на озере стреляли из пушки?

— Слышал.

— А сигналы видели?

— Видел.

— Прибыл торговец черными. Совершен побег… Мы ищем беглецов… Здесь у вас находится один. Мы его арестуем. За него хорошо заплатят. Сеньор Флаксан щедр.

— Они знают Флаксана, — ужаснулся гамен. — Для меня это плохо. Выходит, пушечные выстрелы, ружейный огонь и ракеты — сигнал для тех, кто на берегу: в погоню! Эти достопочтенные кабальеро [280], как они именуют друг друга, просто-напросто охотники за беглыми неграми, при случае охотятся и за белыми. Если меня схватят, тогда я увижусь с младшим братом. Что бы ни произошло, будь что будет.

С прибытием преследователей бой скота приостановился.

Пеоны с интересом разглядывали Фрике. Всем хотелось лично задержать беглеца. Денежное вознаграждение для них мало что значило, но капитан невольничьего судна обязательно в награду за услуги выставит бочку французской «огненной воды», а для людей, тянущих лямку подневольного труда до седых волос, французская «огненная вода» — это пир богов, ради которого без колебаний можно совершить любую подлость.

Первым не выдержал негр. Да, негр. Этот пасынок судьбы, сам недавний раб, решил попытаться лишить свободы юношу, тщетно полагавшегося на священные законы гостеприимства.

Как только Фрике ощутил на своих плечах тяжелые лапы черномазого, у него, как говорится, взыграла кровь.

— Убери лапы, бамбуло [281], — проговорил гамен, побледнев, — или я из тебя кишки выпущу.

Чернокожий не отпускал. Тогда Фрике бешено лягнул противника в грудь. Тот грохнулся на окровавленную бычью шкуру.

Это падение было встречено громовым хохотом и градом издевательских шуточек. Негр вскочил и, остерегаясь возможных контратак Фрике, призвал на помощь одного китайца, чтобы вместе осуществить задуманный план.

При виде выходца из Поднебесной [282] гамен захохотал во все горло.

— Макака бесхвостая! Самая настоящая! И он еще хочет поймать меня… Смех один! Ах ты, чучело гороховое, да тебя одной ладошкой сбить с ног можно! А ну попробуем!

Флик! Фляк! Точно раскололась тарелка: это гамен влепил пару пощечин по желторожему болвану. Голова того мотнулась слева направо, а затем справа налево, коса расплелась от ударов, и волосы распустились до колен.

Негр остолбенел, и гамен получил секундную передышку.

— С дороги! — пронзительным голосом воскликнул Фрике и рванулся к воротам.

Четверо пеонов кинулись вслед и налетели друг на друга. Зазвучали проклятия, крики, стоны.

— Hijo de perro! [283]

— Ruffianne! [284]

— Carajo! [285]

— Horroroso muchacho! [286]

— Berraco! [287]

— А! Негодяи! Подлые трусы! Двести против одного!..

Вдруг на юного парижанина накинули лассо и грубо рванули.

…Гамен свалился в кровавую лужу. Затем его подтащили, нещадно избивая ногами, под блок для подтягивания разделываемых туш и подвесили на метр от земли.

Собаки с окровавленными мордами стали подпрыгивать, стараясь дотянуться до ног Фрике.

Подошел негр с ножом в руках. За ним следовал китаец, неся раскаленную жаровню, чтобы поджаривать гамену подошвы.

Фрике решился на последний бунт и плюнул в лицо негру.

На теле появилась кровь…

— Негодяи и трусы! — воскликнул юноша. — Трусы! Вы собрались меня пытать… Увидите, как умирает французский матрос!..

Негр занес мясницкий нож.

Но рука его замерла. Раздался резкий выстрел, за которым последовал сухой треск. Черепная коробка со всклокоченными кустами волос раскололась, словно брошенная в стену тыква.

Железная рука схватила китайца за распустившуюся косу и перекинула через ограду кораля [288]. Тот приземлился в гуще разъяренных быков, которые мигом превратили человека в лохмотья.

Это был настоящий театр.

Не встречая ни малейшего сопротивления, внутрь саладеро ворвался человек высокого роста верхом на великолепной пегой лошади. В правой руке у него еще дымился револьвер.

— А ну, парни, с дороги! — приказал всадник громко и твердо и едва заметным движением пришпорил бока лошади.

Мустанг встал на дыбы и всей тяжестью опустился на окружавших гамена людей.

— Ко мне! Перережьте веревку! Я им всем носы откушу!

— Так и есть, — произнес неизвестный, — это не житель Пантена!

Вынуть «факон» (нож), перерезать лассо и подхватить гамена было для всадника делом одной минуты.