Под барабанный бой - Буссенар Луи Анри. Страница 10

— Жаль все же, что мой кошелек совершенно пуст. Он плоский, как подошва. А мне так хотелось спрыснуть твою феску, Обозный!

— Мою феску? — удивился ю ноша. — Ты что, рехнулся?

— Говорю, что думаю, старина, и ничего более…

— Не понимаю…

— А ты следи внимательно за ходом моих мыслей. Что делает человека зуавом?

— Не могу знать.

— Феска.

— Как это так?

— Только зуав может носить феску на своей голове. Этот головной убор Провидение создало исключительно для «шакала».

— Что ты говоришь?

— Внимание, новобранец! До вчерашнего дня твоя феска возвышалась на голове, как ночной колпак, и позорила полк.

— Что правда, то правда.

— Но вчера ты побывал под огнем, понюхал пороху… Ты дрался, как истинный зу-зу… И вот результат — феска стала лучше держаться у тебя на ушах. Дух фески проник в твое тело и обратил тебя в настоящего зуава, — продолжал плести тонкую паутину лести старый обманщик. Он ускорил шаг и, поравнявшись с повозкой, спросил:

— Я правильно говорю, матушка Башу?

— Конечно, мой дорогой Перрон.

— И я также буду прав, если скажу, что зуав Обозный заплатит за каплю, которая не даст старикам умереть от жажды.

Жадность в душе крестьянина отступила. Леон Сиго был счастлив. Он чувствовал себя настоящим героем и не думал более сопротивляться. С легкостью отстегнув кошелек, юноша извлек из него заветную монету в двадцать су, которую уже несколько недель хранил между кожаными прокладками, и с достоинством протянул маркитантке:

— Обслужите нас, матушка Башу!

В те героические времена огненная вода стоила два су за маленький стаканчик.

Маркитантка трижды наполняла стаканчики, которые солдаты выпивали до капли.

— Три раза по шесть — будет восемнадцать… Осталось еще два су. Добавляю на второй стаканчик от себя, — сказала добрая женщина.

Благодарные зуавы выпили за здоровье матушки Башу и не без сожаления расстались с повозкой и ее хозяйкой. Теперь мир казался прекрасным, а настроение заметно улучшилось.

Вдалеке из-за поворота показалась головная колонна полка, направлявшегося в Бридду. Желая сократить путь, путники пошли наперерез. Вскоре зуавы услышали барабанный бой, звуки труб и приветствия, а потом увидели короля, отдававшего воинам честь.

— Какая удача! — мгновенно сообразил Перрон. — Может, капрал Эммануил угостит нас парой глоточков?

И хитрец выразительно посмотрел на товарищей. Те только облизнули сухие губы.

— Смотрите в оба и следуйте за мной!

Перрон осторожно добрался до задворок Генерального штаба и вдруг увидел двух зуавов, бежавших в направлении, противоположном тому, куда ушел полк.

— Вот те на! Смотрите-ка, те двое, кажется, опередили нас. Будем надеяться, что они оставили нам что-нибудь…

Перрон служил не первый месяц и знал, по крайней мере в лицо, всех солдат своего полка. Те двое были ему совершенно незнакомы.

— Откуда их черт принес? — пробормотал он. А Раймон добавил:

— И физиономии какие-то бледные, а одеты во все новое, должно быть, из запаса…

— Или из штаба, секретари какого-нибудь начальства.

— Да, да, писаки…

— Хорошо, кабы они не все съели и не все выпили.

— Не бойся, у короля найдется, чем угостить доблестных зуавов. Вперед!

Водка уже ударила солдатам в голову, а пьяному — море по колено. Все трое беспрепятственно вошли в столовую. Обозный сразу углядел огромный батон болонской [72] колбасы, схватил его и, вдохнув запах, произнес:

— Черт возьми, пахнет неплохо! Ее хорошо есть с сухими хлебцами! Я беру… Удачный налет! Bouno!

Юноша действительно становился настоящим зуавом. Насадив батон на кончик штыка и убедившись, что он держится крепко, босеронец перешел к напиткам. Его более расторопные друзья уже изучали содержимое бутылок. Раймон заинтересовался наполовину пустой флягой с асти [73]. Поднеся ее к губам, он сделал большой глоток, прополоскал горло и сплюнул:

— Фу!.. Сладкое! Никогда бы не подумал, что такой матерый волк, как капрал Эммануил, пьет сироп!

Перрон завладел бутылкой с белой этикеткой.

— «Киршвассер» [74], — прочитал он название, написанное мелкими буквами. — Наверное, латинское или греческое. Но цвет — не очень…

— Да, похоже на настой из трав.

— Может быть, минеральная вода?

— Дьявол, достаточно одного взгляда, чтобы вызвать отвращение…

Тут Перрон заметил большую, полную до краев серебряную чашку и, понюхав, сказал:

— Королевский напиток! Настоящий мокко. И подают на серебре. Надо попробовать!

— Ну ты, гурман! [75]

— Это очень редкая вещь — значит, для меня!

— Оставь мне глоток, я не брезгую ни тобой, ни Эммануилом. На старости лет, когда мы станем ветеранами наполеоновской гвардии, будем рассказывать, что пили из кружки короля.

— Мне кажется, я слышу шаги, — сказал Обозный.

— Да, правда, сюда идут!

Перрон, боясь, что ему помешают, залпом выпил половину кружки. И тут случилось страшное: глаза солдата расширились и стали неподвижными, тело конвульсивно дернулось. Он хотел крикнуть, но дыхание перехватило; жуткая гримаса исказила лицо. Чашка выскользнула из сведенных судорогой пальцев, и Перрон, один из самых могучих и сильных зуавов в полку, рухнул как подкошенный. Бледный как полотно Раймон бросился к товарищу.

— Перрон, бедный Перрон, что с тобой? Бравый парень, как ты, не может так просто умереть… — причитал он. — Господи, это яд! Кофе короля отравлен!

Парадный марш полка закончился. Виктор-Эммануил вложил саблю в ножны, отпустил охрану и направился в столовую. Адъютант открыл перед монархом дверь, и оба услышали крики. Король, вступив в комнату, удивленно произнес:

— Что здесь происходит?

На лицах зуавов застыли ужас и растерянность. От хмеля не осталось и следа.

Потрясенный Раймон не мог вымолвить ни слова. Все же привычка к железной дисциплине одержала верх над чувствами. Справившись с собой, он шпагой отсалютовал монарху, потом вытянулся по стойке «смирно» и замер в ожидании. Обозный с некоторым опозданием старался как можно точнее повторить движения друга, но ему это удавалось плохо. Насаженный на штык батон болонской колбасы, весом в пять или шесть ливров [76], грозил вывалиться из рук вместе с оружием. Несчастный воришка, потеряв от; страха голову, думал только об одном: «Я пропал, я украл… теперь меня расстреляют…»

— Что вы здесь делаете? — спросил Виктор-Эммануил.

Раймон понял, что отвечать придется ему. С трудом подбирая слова, он выдавил:

— Извините, мой король! Мы выполняли поручение…. я… Перрон и Обозный. Нам очень захотелось пить… Вы наш капрал и должны понять…

— Но что произошло? Заканчивай! Тот зуав на полу, что с ним? Он смертельно пьян?

— Это мой товарищ Перрон из отделения капрала: Франкура, того, что спас вашего подданного… за что вы его собственноручно наградили…

— Ладно, ладно! Но что с ним?

— Он мертв!

— Не может быть!

— Выпил ваш кофе и упал замертво.

— Значит, он был болен… Кровоизлияние!

— Нет, нет! Сначала Перрон выпил королевскую водку, а это крепкий напиток… Все было в порядке… Потом отхлебнул из вашей чашки и упал замертво. В кофе — яд, я уверен. Вас хотели отравить, ваше величество.

— Но кто?.. Ты подозреваешь кого-нибудь?

— Когда мы шли к вам, то видели, как двое неизвестных, одетые в форму зуавов, выходили отсюда. Я еще сказал, что они не похожи на настоящих «шакалов». Ты помнишь, Обозный?

— Да, господин король! И они бросились бежать, едва заметили нас.

Виктор-Эммануил задумался, а Раймон продолжал:

— А что касается нас, мы честные солдаты… Хотели только глотнуть чуть-чуть, проходя мимо. Разве это преступление? А вот ведь чем обернулось… Один бокал за ваше здоровье стоил Перрону жизни.