Под барабанный бой - Буссенар Луи Анри. Страница 18
Пушки уже перестали грохотать, раздавались лишь ружейные выстрелы. Вскоре смолкли и они. Битва была выиграна французами.
Застрявший в болотах Тичино император еще не знал о победе. Он испытал горечь поражения и оценил подвиг гренадеров, спасших его от плена. Адъютант Наполеона майор Шмитц несколько часов скакал по полям сражений, пока не встретил Мак-Магона на наблюдательном посту. Узнав о победе, он радостно воскликнул:
— О, генерал! Какая радость! Император будет доволен! Если бы вы знали, как у нас все плохо сложилось!
— Мой дорогой майор, сообщите его величеству, что я полностью владею ситуацией. Но победа досталась дорогой ценой. Сейчас я еще не могу дать точные сведения. Но завтра к полудню непременно отправлю рапорт императору.
Наступила ночь. Со всех сторон трубили сбор дивизий, бригад и полков. Сумерки спустились на землю, окутав тела мертвых, раненых и тех, кто упал от усталости, не в силах добраться до своего подразделения. Голодные, измученные солдаты засыпали там, где их застала ночь. Лишь Канроберу устроили мягкую постель в штабе, который располагался в Понт-Нуово, в здании таможни. В большом зале, в отсутствие генерала, солдаты соорудили ложе из шерстяных шапочек погибших за день гренадеров. Съев кусок хлеба, принесенный лейтенантом Жамоном, Канробер заснул с мыслями о победе.
На следующий день император и Мак-Магон встретились. Монарх крепко пожал руку победителю.
— Вы спасли страну и империю. Я жалую вам титул герцога Мадженты и произвожу в маршалы Франции.
ГЛАВА 3
Франкур сражается повсюду. — Поздравления гвардейцев. — На поле битвы. — «Шакалы» найдены. — В полковом лагере. — Исчезновение маркитантки. — Крик о помощи. — Пистолетный выстрел. — Нападение мародеров. — Разграбленная повозка. — Без сознания. — Пропажа младенца.
Франкур был храбрым воином, но не безрассудным. Поняв, что для его безопасности лучше ничего не рассказывать императору, он взял пакет с бумагами заговорщика и зашагал прочь. Времени на изучение документов не было. Он прочтет их позже, а пока — спрячет в надежном месте. Присев за узловатым стволом толстой оливы, капрал сложил драгоценные листки в кошелек, который хранил за пазухой. Теперь любой ценой следовало отыскать полк! Молодой человек направился в сторону сражения в надежде увидеть знакомую феску или шаровары. Достигнув месторасположения гренадеров, он всем задавал интересующий его вопрос.
— Вы не видели зуавов? Где они?
— Не знаем. Оставайся с нами, работенка найдется!
— Спасибо! У нас ее тоже хватает!
И неуязвимый капрал бежал дальше. Его видели в Двадцать третьем полку, в Девяностом, среди стрелков-пехотинцев. Передвигаясь с одной позиции на другую, он не забывал палить по белым мундирам. У железной дороги артиллеристы охраняли повозки с боеприпасами и продовольствием. В сотый раз капрал спросил:
— Где зуавы?
— Совсем рядом, за горящими постройками! — один из солдат.
— Отлично! Спасибо!
Посреди фруктового сада, деревья которого были изуродованы пулями, Франкур разглядел выстроившуюся для штыковой атаки роту зуавов. Но вместо красных фесок их головы украшали белые тюрбаны.
Молодого человека заметил старый сержант.
— Эй! Ты что там болтаешься?
— Видите ли, сержант, я потерял свой полк… — начал было капрал.
— Ты — дезертир!
— Вы не правы! У меня было специальное задание. Кроме того, короли не раздают лентяям такие награды, как мне в Палестро!
— Возможно! Но если ты не привередлив, можешь драться рядом с моими гвардейцами.
— Привередлив не более, чем мой поручик Оторва, который сегодня вечером станет капитаном.
— А! Так ты из роты Оторвы?
— Это так же верно, как то, что меня зовут Франкур!
— Оторва — мой друг… раз ты из его людей, я беру тебя в свое отделение.
— Благодарю за честь, сержант!
— В штыковую! — Команду полковника подхватили майоры, а затем капитаны. Сержант крепко сжал карабин.
— Ну вот тебе и работенка!
Вечером после баталии сержант крепко пожал Франкуру руку, а новые товарищи устроили овацию.
— Меня зовут Парисет, — сказал старый сержант. — Передай Оторве, что я доволен тобой, и можешь считать меня своим другом. Если тебе когда-нибудь захочется к нам заглянуть — добро пожаловать! Встретим, как родного.
Растроганный Франкур не находил нужных слов для ответа и лишь молча пожимал протянутые руки.
Сгущались сумерки. Молодой человек покинул лагерь гостеприимных гвардейцев и теперь шел, прислушиваясь к далеким звукам фанфар. Наконец он различил заливистый сигнал Питуха, перекрывавший все медные трубы армейского корпуса. Лихорадка яростного боя уступила места смертельной усталости, зуав с трудом отрывал от земли ноги, на каждом шагу натыкаясь на изуродованные трупы или части человеческих и лошадиных тел. Комок подступил к горлу, на глаза навернулись слезы.
— Мои несчастные товарищи… Проклятая война… Иногда он слышал стоны и жалобы умирающих.
— На помощь!.. Помогите! — шептали чьи -то губы. — Пить! Мама! Моя бедная мама! Мне плохо! Лучше убейте меня! Убейте же меня, наконец!
По полю двигались чьи-то тени. Это мародеры под прикрытием темноты собирали в мешки все, что попадалось под руку — золотые эполеты, награды, деньги, часы, снимали перстни и кольца со скрюченных пальцев убитых. Время от времени раздавались выстрелы: часовые безуспешно пытались прогнать бессовестных воришек. Издали наплывал монотонный колокольный звон, а звуки горна слышались уже совсем рядом:
— Пан! Пан! Пристанище! «Шакалы» находятся здесь…
Зуав очнулся от невеселых мыслей и, забыв об усталости, зашагал быстрее.
— Неужели я сейчас всех увижу. — шептал он. — Лейтенанта… старину Питуха, толстяка Обозного… малютку Виктора Палестро и его кормилицу матушку Башу… Как я хочу вас поскорее обнять, мои дорогие!
Радость предстоящей встречи прибавила сил. Франкур почти не чувствовал усталости. Вскоре он уже находился в расположении полка. Зуавы спали, положив ружья вдоль тел, а ранцы — под головы. На штыках лежало завернутое в чехол знамя полка. Рядом, расстелив одеяла прямо на траве, лежали полковник и штабные офицеры.
Теперь нужно было отыскать свою роту. Около костра, над которым висели дымящиеся котелки, его остановил грубый окрик:
— Стой! Кто идет?
— Франкур, капрал третьего отделения второй роты.
Часовой моментально сменил гнев на милость:
— Капрал! Так вы живы? Рад вас видеть! Третье отделение у ближайшего костра.
Юноша поблагодарил часового и широко зашагал в указанном направлении.
Над огнем склонились двое: тучный юноша в натянутой на уши феске и младший офицер с горном под мышкой и кружкой-четвертушкой в руке. Оба следили за варившимся кофе.
— Питух!.. Обозный!..
От неожиданности горнист выронил инструмент и кружку с кофе.
— Франкур! Старина! Какое счастье! А мы было подумали, что ты дал дуба…
Товарищи дружески похлопывали капрала, а тот отвечал:
— Как видите, жив-здоров и невредим… Мы, парижане, вернемся хоть из логова дьявола. А поручик жив?
— Спрашиваешь… Завтра станет капитаном.
— Как раз об этом я говорил сегодня вечером его другу сержанту Парисету.
— Парисету? Из гвардии?
— Да, я оттуда.
— Не может быть!
— Выполнял поручение Мак-Магона.
— Ты шутишь?
— А какой у меня роман… Потом расскажу. Привет, Обозный! Давай пожму твою лапу! Рад видеть тебя. А как малыш? Прежде чем улечься спать, я хочу обнять нашего маленького зу-зу, Виктора Палестро.
— Ох, мы тут так замотались, что я, честно говоря, забыл о матушке Башу и нашем подопечном, — виновато пробормотал толстяк.
— Знаешь, у меня все пересохло в горле… я бы с удовольствием выпил глоток воды.
— Вот мы и отправимся к матушке Башу…
— Кажется, она не приходила сюда, — с беспокойством остановил друга Обозный. — На рассвете я видел, как она воевала со своими упрямыми мулами, Зидором и Бардой, которые не хотели сдвинуться с места.