Под Южным крестом - Буссенар Луи Анри. Страница 27

Молодой человек вспомнил про странный стук, который он слышал ночью, не подозревая, что это втыкали стрелу в пол воздушного жилища. Он протянул руку, чтобы взять неожиданно полученные припасы, как вдруг над его ухом прожужжала стрела, пущенная из леса, и вонзилась в стену над самой головой.

Пьер де Галь немедленно ответил выстрелом из ружья.

– А если тебе этого мало, поганый негрит, то у нас есть еще порох и пули, – проворчал он. – Это называется: прикрывать движение.

Попытка Фрикэ, поддержанная стрельбой Пьера, удалась вполне; глазам изумленных папуасов явились пять великолепных phalangers, называемых туземцами «куку».

– Вот нам и есть чем перекусить, – сказал Фрикэ, обращаясь к Узинаку. – Это нам прислали в подарок неизвестные друзья. Велите поскорее приготовить этих животных, а то у нас в лагере все проголодались.

Узинаку на этот раз даже переводчик не понадобился: он сразу все понял, и папуасы мигом набросились на мясо, разорвали его на куски и принялись есть в сыром виде. Парижанин едва успел спасти одного «ку-ку» для себя и своих спутников.

– Курьезный зверек, – говорил Пьер, пока Фрикэ торопливо сдирал белую пушистую шкурку, покрытую темноватыми крапинками.

– Ты видишь только его хвост и круглую, как у кошки, голову с большими испуганными глазами. А взгляни-ка на огромную сумку его живота, в которую он прячет своих детенышей.

– Знаю, я уже слыхал об этом. Не видав ни разу вблизи этого зверька с портфелем, я рад познакомиться с ним теперь покороче. Он весит по крайней мере три килограмма. У нас теперь есть чем закусить. Надо поскорее его зажарить, а то наши приятели съедят свою долю и начнут мечтать о нашей.

Вопреки обыкновению, Фрикэ оставался задумчивым, разрезая на куски мясо двуутробки.

– Что же ты молчишь? – приставал к нему моряк.

– Я думаю. Сейчас мы подкрепимся, а что дальше? Положение наше не изменилось, и я не думаю, что наши неизвестные друзья будут в состоянии продолжать поставку.

– Так-то так, но что же делать? .. А кстати, как ты думаешь, кому мы обязаны этим угощением?

– Взгляни на стрелу. Ты видел, чтобы папуасы употребляли стрелы с костяным острием и с желтыми перьями на конце?

– Нет, такие стрелы у людоедов, которым мы недавно оказали услугу.

– Людоеды-кароны, не так ли? Я тоже так думаю, я узнаю их стрелы.

– Так, так. Бедные! На них здесь смотрят, как у нас в Бретани на волков, а у некоторых из них, оказывается, есть благородное сердце по соседству с желудком, способным переваривать человеческое мясо. Нельзя не признать, что хотя мы и попадали здесь на дурных людей, но встречали и хороших.

– Да, и я спрашиваю себя: где бы мы были, если бы не познакомились с Виктором и с этими несчастными, так вовремя отблагодарившими нас? Оказывается, что добрые чувства чаще можно встретить у людей, обездоленных судьбой!

Когда настала ночь, послышался такой же короткий стук, как и накануне. Фрикэ и Пьер догадались, что это опять прилетела стрела.

Послышался жалобный крик и какое-то странное трепетание. Дождавшись утра, два друга поспешили узнать, что это. Заглянув под платформу, они вскрикнули от разочарования.

На конце гибкой лианы, приколотой, как и накануне, к стреле, была привязана черная птица величиной с голубя. Она жалобно пищала и билась, точно жук, привязанный к нитке злым ребенком.

– Если это все, что нам посылается, то мы сегодня не объедимся, – сказал Пьер с комической покорностью.

– Это что-то означает, – сказал Фрикэ. – Быть может, Узинак объяснит нам эту загадку.

Сказав это, он потащил к себе лиану, которая гнулась из стороны в сторону под трепетавшей на ней птицей.

– Берегись, матрос, вспомни про стрелы. Подожди, я заряжу ружье.

Предосторожность была излишней. Осаждающие не думали возобновлять вчерашнюю попытку, и Фрикэ спокойно завершил операцию.

О чудо! Как только молодой человек завладел птицей, которая была ни что иное, как какаду, черный, как ворон, папуасы Узинака и сам Узинак точно сошли с ума. Они начали прыгать, махать руками, рвать на себе волосы и наконец бросились к ногам парижанина, словно умоляя о чем-то.

Какаду продолжал пищать, широко раскрывая огромный клюв, в глубине которого виднелся толстый цилиндрический язык.

– По-видимому, у тебя в руках какая-нибудь местная святыня, – сказал Пьер.

Предположение было верно. Поклоны и приветствия дикарей становились все шумнее. Наконец Узинак первый схватил жерди, соединявшие хижину с землей, и храбро спустился на землю в сопровождении своих воинов.

Затем он сделал парижанину знак, чтобы он тоже спустился, не выпуская птицу из рук. Фрикэ не заставил себя просить дважды и, пропустив вперед Виктора и Пьера, спустился последним, точно капитан, покидающий свой корабль.

Связанный попугай, сидя на дуле ружья, которое нес за плечом Фрикэ, вел себя как ручной. Папуасы окружили их, точно почетным караулом, и углубились в лес, не заботясь более о врагах.

На вопрос Фрикэ Узинак, опуская глаза, словно был не в силах смотреть на птицу, отвечал:

– Они ушли. Они не смеют нападать на тех, кому покровительствует Птица ночи.

ГЛАВА XII

Прошел месяц с того дня, как наши французы и их товарищи-дикари выбрались при таких удивительных обстоятельствах из отчаянного положения. Судя по тем странным и страшным случаям, героями которых они были со времени отъезда из Макао, надо думать, что у них и на этот раз не было недостатка в приключениях.

В данный момент, однако, злая фея, преследовавшая их своей неумолимой злобой, строившая им всевозможные козни, из которых они выходили только благодаря своему мужеству, силе и смелости, как будто потеряла их из виду.

Или, может быть, судьба устала их преследовать? Или беда, действительно, отдыхает, как шутя выражается Фрикэ?

И так как все на свете относительно, то, быть может, теперешнее положение наших героев и в правду можно назвать неожиданным счастьем по сравнению с прежними их бедствиями.

Папуасы исчезли. Фрикэ, Пьер де Галь и молодой Виктор находятся на островке, затерявшемся в океане. Кругом бушуют волны и разбиваются о непроходимую путаницу камней, острых выступов, подводных утесов, отмелей и рифов, окутанных белыми клочьями пены. Поблизости от этого места в изобилии виднеются барьерные рифы и аттолы с неизбежными уборами из пальм, и море вокруг, насколько видит глаз, усеяно коралловыми островами и островками. Бурное течение с громким рокотом стремится через этот лабиринт, воздвигнутый бесконечно малыми существами, и океан, негодуя на цепи, налагаемые на него работой ничтожных атомов, с бессильной яростью кидается на груды камней.

Тысячи морских птиц летают шумными стаями, то описывая в воздухе большие круги, то вдруг быстро опускаясь в самую середину волн и выхватывая оттуда лакомую рыбку. Солнце играет на белых ветках умерших кораллов, и его косые лучи оживляют растениевидных животных, которыми усеян подводный цветник. Литофиты, мягко движущие бесчисленными щупальцами; астреи, усеянные звездами; флюстры, утопающие в мягком, почти неосязаемом кружеве; тизифоны с прелестной перламутровой чашечкой на тоненькой ножке; дендрофиллы, почки которых напоминают осиновые; горгоны, огромные и светящиеся, отливающие всевозможными оттенками – фиолетовым, красным, зеленым, оранжевым; мадропоры, нептуновы колесницы, меандрины с длинными щупальцами; миллепоры, лосиные рога, изящных форм; пурпуровые актинии, испускающие едкий сок; молукские изиды, употребляемые туземцами как лекарство от всех болезней; трубчатники, называемые также морскими органами, потому что их трубки расположены симметричными рядами, точно трубы у органа; далее пантакрины, голотурии, астерофоны и прочее, – одним словом, все самые лучшие образцы полипов и иглокожих распускаются там под горячими ласками тропического светила, в то время как веселые и подвижные толпы рыб играют и плещутся в теплых волнах, прозрачных, как хрусталь.