Похождения Бамбоша - Буссенар Луи Анри. Страница 70

Пока Боско говорил, месье Гаро делал торопливые заметки в блокноте.

Когда рассказ был окончен и начальник сыскной полиции получил полную и исчерпывающую информацию, он удалился, намереваясь посоветоваться с председателем суда.

Перед уходом он поблагодарил Боско, пообещал не забывать о нем и заверил, что высоко ценит услугу, оказанную им всему обществу.

И тут Боско обратился к нему с просьбой:

— Раз вы считаете, что я оказался вам полезен, соблаговолите в свою очередь оказать услугу мне. Предупредите обо всем рассказанном моего благодетеля — Людовика Монтиньи, студента-медика, проживающего на улице Со-сюр. Он любит ту девушку, на которой собирается жениться барон де Валь-Пюизо, и она отвечает ему взаимностью. Я боюсь, как бы не произошло какого-нибудь несчастья… Умоляю вас, месье Гаро, как только двери тюремной камеры захлопнутся за Бамбошем, тотчас же известите Людовика, что этот брак расстроился…

Начальник сыскной полиции дал обещание выполнить просьбу Боско и, переговорив с тюремными надзирателями, ушел.

Оставшись в одиночестве, Боско размышлял: «Что ж, мне приходится расплачиваться за битые горшки. Но в этом ничего страшного нет. Как только Бамбоша схватят, ни мне, ни моим друзьям опасаться будет нечего. Меня будут вынуждены выпустить — ведь я ничего предосудительного не сделал. И хорошо бы поскорей — эта койка отнюдь не так удобна, как постель Франсины».

Остальное читателю уже известно.

ГЛАВА 42

Прошло два месяца с того времени, когда происходили вышеизложенные драматические события. Людовик и Мария были все еще очень слабы, но дело шло на поправку.

Когда князь Березов нашел их бездыханные тела в квартире на улице Сосюр, он решил, что юноша и девушка мертвы.

И впрямь, от них, лежащих в объятиях друг друга, исходил холод смерти. Еще несколько минут — и сильный яд довершил бы свое пагубное дело. К счастью, помощь подоспела вовремя. Живший по соседству врач, друг Людовика, немедленно примчался и оказал первую помощь. Следом за ним появились руководитель интерна и один из его профессоров, известнейший физиолог. Отравление было таким сильным, что на первых порах надежды на спасение несчастных молодых людей практически не было. Погруженные в болезненное оцепенение, полуослепшие, утратившие слух, парализованные, они почти не осознавали, что живы, и сожалели о смерти, которая была столь сладостна…

Возвращение к жизни, причинявшее им телесные страдания, было началом нестерпимых душевных мук — оба боялись последствий своей отчаянной попытки самоубийства…

Стоя у их постелей, князь Березов, осунувшийся, с покрасневшими глазами, расспрашивал врачей, в ответ только грустно качавших головами. Склоняясь над Марией, он шептал ей на ушко:

— Прости нас, сестренка, прости… Ты выйдешь замуж за кого пожелаешь… Ты станешь женой Людовика…

Потом он, обращаясь к интерну, настойчиво твердил:

— Людовик! Людовик, дорогой, вы слышите меня? Юноша не в силах был пошевелиться… Он только поднимал веки, хотел отвечать, но не мог…

— Вы станете супругом Марии! Вы поженитесь, как только оба поправитесь…

Несмотря на самое энергичное лечение, на заботливый уход, они более двух недель находились между жизнью и смертью.

Наконец, благодаря сильнейшим медикаментам, эффективным противоядиям, не только устранявшим разрушительное действие яда, но и предупреждавшим осложнения, влюбленные оказались вне опасности. В конце концов, уверенность в том, что отныне ничто не сможет их разлучить, тоже явилась своеобразным лекарством и способствовала выздоровлению.

Они будут принадлежать друг другу, на пути их любви больше не стоит никаких препятствий. Людовик и Мария постепенно оживали, чувствуя, что отныне их уделом станет счастье, оплаченное столь дорогой ценой. Их не разлучили. Они лежали в одной палате, рядом. Жизнь сблизила их, как чуть не сблизила смерть.

Большое горе омрачило дни выздоровления, которые любовь делала столь светлыми. Людовик узнал, что арестован Боско, что за решеткой оказались Мими с Леоном. Трое его друзей томились в темнице, и это несмотря на все хлопоты за них, несмотря на их безупречное прошлое, несмотря ни на что! Более того, это дело, как бы нарочно запутываемое правосудием, попало к следователю, неумолимому и непреклонному по отношению к людям маленьким, скромным, незнатным, которые могли быть и ни в чем не виноваты и чьи моральные принципы как раз и свидетельствовали об их полной невиновности. Этот крючкотвор, известный тем, что отдал постановления о прекращении нескольких громких дел, так все подтасовал, что обвиняемые, в один голос отрицавшие свою вину, все-таки предстали перед судом присяжных.

Обвинение было чудовищным: Леон Ришар и его невеста, Ноэми Казен, обвинялись в подделке переводного векселя. И подумать только, судить их должны были вместе с Боско, признанным следствием их сообщником! С другой стороны, арест так называемого барона де Валь-Пюизо вызвал страшный переполох. Его положение в обществе, предполагаемое крупное состояние, связи, готовившийся брак со свояченицей князя — все это сделало падение барона фактом, известным всему Парижу. Бандит, сперва все начисто отрицавший, под грузом неопровержимых доказательств, вынужден был сознаться. На смену запирательству пришла гордая похвальба: негодяй хвастался своими преступлениями, занимался самовосхвалением, пытался оклеветать окружавших его людей, впутать их в свое дело. Одним из тех, кому было не по себе, являлся Малыш-Прядильщик. Этот прощелыга, поручавший Бамбошу различную грязную работу, трясся от страха, как бы тот не выдал его в руки правосудия. Но Бамбош был слишком тонкой бестией, чтобы не воспользоваться столь выгодной для себя ситуацией. Он благоразумно держал язык за зубами и не проговорился. Малыш-Прядильщик послал ему адвоката, очень ловкого и ничем не брезговавшего малого, которому было безразлично кого защищать и какие применять для этого средства. Бамбош согласился на этого адвоката, сразу же заявившего:

— Моя первая задача — спасти вашу голову. Позднее вам передадут кругленькую сумму и помогут бежать из Новой Каледонии, вернее из Гвианы, потому что вас, вне всякого сомнения, отправят именно в эту колонию.

— Это почему? — удивился Бамбош.

— Потому что в Гвиану сейчас вывозят всех приговоренных к пожизненному заключению. А вы ни на что другое даже и рассчитывать не можете.

— Договорились, — согласился Бамбош. — Услуга за услугу. Можете быть уверены, что я буду нем как рыба.

Успокоенный его словами, Малыш-Прядильщик, который должен был бы занять место на скамье подсудимых рядом со своим сообщником, приготовился, со всей жаждой мести, давать свидетельские показания против Леона, Мими и Боско.

В свою очередь Бамбош, почувствовав такую поддержку, вел себя крайне осмотрительно, хотя и продолжал бахвалиться.

Прокурор предъявил ему такие тяжкие обвинения, что за них могла быть присуждена смертная казнь. Но если доказательств нравственного характера было более чем достаточно, то материальных улик явно не хватало.

Начав с признаний, бандит поступил опрометчиво. Но ему удалось с дьявольской ловкостью взять свои показания назад, ссылаясь на то, что следователь оказал на него моральное давление, которому он не смог противостоять. Этому факту адвокат умудрился даже придать выгодную для подсудимого окраску — на присяжных сообщения такого рода всегда сильно действуют, что и понятно. Потому что при нашей плачевной, лишенной должной гласности, судебно-следственной системе честь, безопасность, да и сама жизнь подозреваемого, даже невиновного, находятся в руках следователя, чья профессия — обнаружение злоумышленников — предполагает склонность в сидящем перед ним человеке видеть a priori [78] преступника.

Дело кончилось тем, что следствие не сумело инкриминировать Бамбошу ничего, кроме ряда крупных краж, отягченных или не отягченных насилием. И ни одного убийства.