За десятью миллионами к рыжему опоссуму - Буссенар Луи Анри. Страница 17

Но прежде чем орудие смерти опустилось, я вдруг услышал приглушенный звук. Абориген скатывается с меня. Я вскакиваю, и в тот же момент раздаются выстрелы, которые заглушают вопли каннибалов. Пули летят справа и слева с интервалами в пять секунд, как будто их выпускает цепь отборных стрелков. Нет ни одного промаха. Четверо справа, четверо слева. Каннибалы дрогнули. Наш маленький отряд, истерзанный и окровавленный, снова сплачивается. Сгущающуюся тьму прорезают яркие вспышки. Противник ничего не может противопоставить этой атаке и постепенно отступает, оставляя убитых, число которых возрастает. Мы переводим дух.

Прекращается ливень стрел, копий и каменных топоров, который обрушивался на нас. Каннибалы объяты ужасом. Их страшит смерть, настигающая издалека, неизвестное число нападавших, множество выстрелов.

– Кооо-мооо-хооо-эээ!..

Призыв к сбору звучит под гигантскими деревьями. Теперь это жалобный вопль, лишенный недавних победных интонаций.

Это – сигнал к отступлению. В мгновение ока аборигены исчезают, подобно ночным птицам, вспугнутым утренней зарей.

И действительно, небо на востоке светлеет. Оно принимает светло-голубую окраску. Звезды блекнут.

За сигналом к отступлению следует радостный крик, но на чистом английском языке, который издают восемь мужчин. Они приближаются к нам верхом, в строгом порядке, тесным строем, с оружием на изготовку.

В тропиках, по сути дела, нет ни зари, ни сумерек. Солнце тут же выкатывается из золотого облака, и мы видим во главе отряда Эдварда, рядом с ним МакКроули, затем пять поселенцев, и замыкает отряд юный Ричард.

Галопом они подскакивают к нам. Их встречает тройное "ура". Мой храбрый Мирадор присоединяется к общему ликованию, виляет хвостом и радостно визжит.

– Боевая готовность! – командует Эдвард, который, оставаясь в седле, обнимает сестру и сажает ее перед собой. – Нельзя терять ни минуты, джентльмены! В седло! Те, у кого нет лошадей, садятся позади всадников. Соберите оружие. МакКроули, возьмите моего дядю. Сэр Харви, садитесь с Ричардом. Будьте внимательны, джентльмены! Здесь больше нельзя оставаться!

Молодой моряк просто великолепен. Какое хладнокровие! И все же он бледен. Что стало бы с нами, если бы он и его товарищи не подоспели вовремя?

Я отдаю свою лошадь Сирилю.

– Бери, мой храбрый друг, садись на мою лошадь и возьми с собой мисс Келли. Ты это заслужил.

Теперь – в лагерь! И благородные чистокровки, несмотря на двойной груз, несут нас, измученных, окровавленных, к оставленным повозкам.

Наступил день. Чудовищный ночной кошмар улетучился, изгнанный солнцем. Мы купаемся в солнце, Какое блаженство!

Один из англичан скоро возвращает меня к реальной действительности. Это МакКроули, который с тех пор, как отравился, мучительно ищет объяснения непостижимого для него физиологического явления:

– Мой дорогой ученый, объясните мне, пожалуйста, почему после того, как я выпил этой мерзкой воды из источника, отравленного аборигенами, я вижу в темноте почти так же хорошо, как средь бела дня?

– Очень просто. После того как белладонна расширила зрачок, сетчатка, поврежденная слишком большим количеством лучей, которые на нее воздействуют, не в состоянии их воспринять. Отсюда усталость, нарушение зрения, невозможность смотреть на дневной свет. Но то, что вызывает неприятное ощущение при солнечном свете, становится преимуществом ночью. Тот же самый зрачок, расширенный сверх меры ядовитым веществом, пропускает в глаз гораздо большее количество лучей…

– Понял. Действительно, любопытно. Белладонна случайно наделила нас свойством видеть ночью, как кошки.

– Совершенно верно, ваше сравнение вполне уместно.

– Какое счастье, что аборигены не знают этой особенности, иначе они напали бы на нас в дневное время.

– Несомненно. И именно это их незнание позволило нам уверенно действовать в темноте и сорвать их преступный замысел.

– Да, интересная история. Благодарю за разъяснение.

Наш отряд вскоре прибывает в лагерь.

Аборигены, к счастью, исчезли и даже не пытались вернуться, чтобы снова совершить нападение. Это великое благо, потому что они могли бы без труда овладеть нашим оставленным богатством, например лошадьми, которых охраняли всего трое раненых.

Мы застали стражей в напряженном ожидании: двое лежали, скрючившись, на траве, третий сидел прямо, готовый открыть стрельбу из пулемета. установленного на лафете. Невозможно, да и нет нужды описывать радость, которую они испытали при нашем возвращении.

Мирадор, гордый ролью, которую он сыграл в ночной драме, разыскал своих собратьев, сердечно поздоровался с ними… по-собачьи. Казалось, он рассказывает им о своих приключениях.

Глава IX

Доктор Стивенсон оказался прав. По Австралии не прогуливаются. Бесконечные неожиданности, с которыми мы сталкивались в путешествии, следовали одна за другой с головокружительной быстротой на протяжении нескольких дней. И, несмотря на все меры предосторожности, конечный результат экспедиции мог бы быть плачевным.

В настоящее время все живы, хотя несколько человек ранено. Однако у нас нет ни капли воды, чтобы облегчить жажду. Нам необходимо как можно скорее покинуть это злосчастное место и найти источник или ручей, которые аборигены еще не успели отравить.

Не знающий усталости Том отправляется в поиск на свежей лошади, сопровождаемый четырьмя поселенцами, вооруженными до зубов. Тем временем мы впрягаем в повозки несчастных лошадей, которые грустно поворачивают головы к отравленному источнику, вдыхая влажный воздух и не понимая, почему им не дают утолить жажду после таких героических усилий.

Снова приходится надрезать драгоценные корни эвкалиптов, и их благотворный сок, скупо распределяемый между всеми, дает некоторое облегчение.

Трогательная сценка разыгралась перед повозкой с нашими девушками.

Все еще бледная после страшной опасности, мисс Мэри со слезами на глазах от всего сердца благодарит тех храбрецов, которые спасли ей жизнь, рискуя своей собственной.

Сэр Рид, майор, Эдвард и Ричард крепко пожимают нам руки и велеречиво выражают горячую благодарность, что никак не вяжется с английской флегматичностью. Мало того. Все по очереди обнимают друг друга с чисто французской экспансивностью.

Но как случилось, что генеральный штаб не в полном составе? Где Робартс? И Сириль, который так отличился минувшей ночью? Почему он не идет получить заслуженную награду за свою храбрость?

Эта робость плохо вяжется с их недавней удалью. Создается впечатление, что для них проще сражаться со свирепыми каннибалами, нежели выдерживать взгляды прелестных глаз, к тому же если они выражают нечто большее, чем просто благодарность.

МакКроули показывает нам в сторону одной повозки, и мы видим бравого лейтенанта, сидящего в ее тени. Он поставил перед собой несессер из телячьей кожи, в котором поблескивают в лучах солнца хрустальные флаконы с серебряными пробками. Тщательно смыв кровь и пот, покрывавшие лицо, Робартс расчесал и надушил свою небольшую белокурую бородку и, забыв о ране на голове, надел новый пробковый шлем взамен потерянного.

Сириль же, наверное, уже в десятый раз расстегивает и застегивает кожаные гетры, пытаясь решить, идут ли они ему.

Они чувствуют на себе наши взгляды и от этого еще больше смущаются.

– Черт возьми, чем вы там заняты, мой дорогой Робартс? – кричит майор. Мы ждем вас обоих.

Лейтенант встает и подает знак Сирилю, который перестает наконец возиться с гетрами.

Оба медленно подходят, как будто у них вдруг отнялись ноги.

Сириль запечатлевает на обеих щечках Келли по смачному поцелую.

Каждый из нас выполнял свой долг, они же вели себя как герои. Они инстинктивно чувствуют, что сделали больше других, во всяком случае, стремились к этому, и им кажется, что истинная причина их подвига известна всем.

Юная мисс, несомненно, тоже испытывает тайное чувство. Она смотрела, леденея от страха, как героически сражался офицер, как он упал, и подумала, что он убит. Любовь вспыхнула в ней как молния во время бури. И каждый раз, когда Робартс приближается, она краснеет, бледнеет, протягивает ему руку, шепчет слова благодарности.