Малибу - Бут Пат. Страница 18

Думая таким образом, Пэт продолжала свой путь на вершину горы. С каждым поворотом ее машина медленно вползала все выше и выше, заставляя восторженно биться ее сердце, когда она бросала взор вниз с высоты птичьего полета. Выше нее, казалось, уже были только ястребы, кружащиеся в теплых восходящих воздушных потоках в каньоне. Они плавно покачивались в воздухе, выискивая неосторожную мышь или иную живность. Все вокруг было покрыто яркой и цветущей растительностью. В этих горах было изобилие горчицы, дикого табака, воздух был пропитан запахом пурпурного и белого жасмина. Словом, перед ней предстала удивительная по красоте картина дикой природы, подчеркнутая суровостью скал. Жизнь здесь била ключом. Резкий крик соек предвещал их мгновенное появление, а затем они так же быстро исчезали в листве. Она с удовольствием слушала драчливую перебранку черно-белых ворон и сорок, оспаривающих друг у друга право владения телефонными столбами. Движение в кустах напомнило о существовании доселе неизвестных ей зверей — койота, оленя и американской рыси. Вокруг нее царила дикая природа, и Пэт Паркер, которая никогда не была к ней равнодушна, почувствовала умиротворение. Это было как раз то, что ей нужно! Именно здесь, в горах Алабамы, она будет снимать то, что на самом деле достойно запечатления. В этом Пэт была сейчас полностью убеждена. Все, что было раньше, теперь казалось несущественным и мелким, репетицией перед настоящей работой. Пэт оттачивала свое мастерство фотографа в зловонных ночных клоаках Нью-Йорка. Да, все так, у нее был опыт и мастерство. Но все это уже представлялось ей сейчас совершенно ненужным. Здесь нужно было уметь другое — увидеть всю красоту, которую Господь Бог создал и позволил человеку увидеть.

Невольно она притормозила. Свернула на обочину, остановила джип, выключила зажигание и окунулась в обволакивающую тишину. Вылезла из машины, порылась в багаже и вытащила свой «Никон», примеряя к нему двадцатидевятимиллиметровый объектив. Далеко внизу лежал голубой ковер океана, кое-где покрытый черными точками любителей серфинга, хорошо видимыми с высоты на фоне белых барашков волн. Стены каньона обрамляли, панораму с одной стороны темно-серыми скалами, с другой — темно-коричневыми. Птицы, казалось, добрались до самого неба и не летали, а ходили по прозрачному потолку небес. Пэт поставила на автовзвод камеру, предварительно установив выдержку в сто двадцать пять и диафрагму одиннадцать. Показатель освещенности был у нее в голове, а ясность и легкость бытия — в душе. Она с волнением приготовилась — это будет первая фотография в ее новой жизни.

И вот тут она заметила какое-то движение. Ниже нее, в густых зарослях в тени гигантского дуба, таился кто-то, несомненно, кто-то был очень большим, страшно большим для Пэт Паркер, оказавшейся одинокой на этой пустынной дороге. Красота обернулась совсем неожиданной стороной и наполнила ее сердце страхом. Сразу она вдруг осознала, что всего лишь одинокий и беззащитный путник в этих суровых горах. Городские улицы, со всеми их порой таящими смертельную угрозу неожиданностями, были все же ближе и понятны Пэт — она там родилась, выросла и все, знала. Здесь же, в горах, все было для нее новым и незнакомым. Пэт опустила камеру, оглянулась через плечо на свой джип, стоявший поодаль. Она вся сжалась в испуге, ноги ее, казалось, уже сами готовы были пуститься в бегство, не дожидаясь команды. Что за звери водились тут? А что за люди? Загорелые горцы, непредсказуемые в своих поступках и привыкшие жить по своим законам в этом забытом Богом и людьми крае? Или гнусный тип людей, которые искренне позабавлялись бы, напугав до полусмерти этого длинноногого фотографа из Нью-Йорка?

Голос, который раздался из-за густых веток, был не страшным, а пожалуй, циничным:

— Ну, что же, неплохая идея. Пожалуй, этот вид подойдет для оформления шоколадных коробок или почтовых открыток. Ветки раздались, и обладатель противного голоса, вылез наружу. У него было насмешливое лицо, которое бороздили морщины сложившиеся в покровительственной улыбке. Небольшая козлиная бородка смешно задралась вверх. В ответ блеснула вспышка ее «Никона» и раздался щелчок затвора аппарата.

— Так, теперь у меня есть собственный садовый гном, — произнесла она с таким же сарказмом в голосе.

Незнакомец замер в изумлении. Еще никто и никогда не называл Алабаму «садовым гномом»! Из всего того, кем бы он не хотел быть, «садовый гном» стоял на первом месте. В Рок-Хаусе неосторожные любители велосипедных прогулок, бывало, называли его грубияном. Наказание следовало незамедлительно и требовалось какое-то время, чтобы все последствия исчезли с лиц неосторожных обидчиков Алабамы. Но все они были мужчинами. Теперь же перед ним стояла женщина. К тому же очень хорошенькая, очень драчливая и очень остроумная. Алабама вдруг с изумлением обнаружил, что вовсе не сердится на эту занозу. Пока же он продолжал продираться сквозь заросли, а Пэт обнаружила, что она поторопилась назвать его «садовым гномом». Правильнее было бы сказать, что она «сняла» глыбу камня или сухопутного кита — все это пришло в голову, когда Алабама наконец полностью вытащил свое мощное и большое тело из кустов. И пожалуй, его настоящим призванием было уничтожение фотографов, подумала Пэт.

Пэт сделала шаг назад. Он шагнул вперед. Ее надменная улыбочка испарилась, когда она осознала, что происходит, и чем все может закончиться.

— Садовый гном, говоришь? — пророкотал он с нотками настоящего веселья в голосе.

— Ну, вы так выглядели, когда я увидела вас в зелени… Я думала… Я хотела… Я хочу… Я не хочу… — бормотала Пэт, как вдруг поняла, что он вовсе не сердится на нее, напротив, искорки смеха в его голосе и глазах говорили о том, что он даже доволен.

Она мгновенно прекратила тщетные попытки оправдаться. Но Пэт можно было понять — ведь не каждый день происходят такие встречи с незнакомцами, особенно в диких горах Санта-Моника…

— Ладно, положим, что так. Но оттуда, где вы стоите, фотография получится отменно скучная, — произнес Алабама.

— Оттуда не значит отсюда. И это урок номер один по фотографии, — резко ответила Пэт.

По-своему она была права. Порой играли роль миллиметры — снимок мог получиться удачным, а могло не хватить и одного микрона.

— Да ну, в самом деле? — поддразнивал Алабама, продолжая надвигаться на Пэт. Она, пятясь, выставила вперед подбородок.

— Так, — протянул величайший из фотографов мира. — А что говорится во втором уроке?

— Никогда не критикуй работу другого, если сам не имеешь о ней ни малейшего представления! — звонко выкрикнула Пэт.

Алабама широко улыбнулся — она снова рассердилась! Глаза ее горели гневом, слова просто пригвождали к земле. Да и она — дар Божий и кое-что смыслит в искусстве фотографии, к тому же он был в восторге от того, как она сердится. А если попробовать ее еще раскрутить? Она назвала его «садовым гномом». В самом деле!

— Ха! Работа! Если это работа, то работа сопляка! — проревел Алабама.

— Не будьте таким отвратительным, — сказала Пэт и постаралась придать своему голосу всю холодность, на какую была способна.

Хмм… Противный садовый гном? Это было впервые. Доселе такое в жизни Алабамы не встречалось. Он почти добрался до нее, оттеснив к обочине, задыхаясь от того, что пришлось взбираться в гору.

Тут, рядом, она выглядела гораздо привлекательнее, чем когда он разглядывал ее из-под горы. Ее глаза влекли к себе. Бездонная голубизна подчеркивала правильный разрез глаз. Дерзкий рот охранял белоснежный частокол ровных зубов. А все ее тело казалось ему. изготовленным к бою грозным оружием. Ее летняя блузка не могла скрыть ложбинку между грудями. Потрясающие ноги увенчивал плоский живот балетной танцовщицы. Алабаме пора было заняться либо делом, либо обнять и поцеловать ее.

— Послушай, не сердись! Я пошутил. Так ты фотограф? — произнес Алабама и протянул свою руку.

Она не приняла ее.

— Да, я фотограф, — огрызнулась Пэт.

— Ну в таком случае, может быть, приходилось обо мне слышать. Меня зовут Алабамой.