Наследница престола - Буторин Андрей Русланович. Страница 15

У Генки перехватило дыхание и затряслись колени. Он невольно всхлипнул и почувствовал, что еще немного — и он разрыдается… Вдруг впереди послышался нарастающий гул. Мелко задрожала земля под ногами, в лицо дунуло ветром. «Что за…» — заворочалось в отупевшей от переживаний и страхов башке.

— Поезд! — догадалась Марина. — Давай скорей! Гул становился все громче и громче, земля дрожала все отчетливей, а в тоннеле становилось все светлее. Наконец стал виден и источник света — прожектор локомотива яркой звездой вспыхнул вдруг не так уж и далеко! И приближался он стремительно!

— Прыгай! Сюда прыгай! — тянула Генку за рукав Марина, показывая другой рукой на стену тоннеля. Но Генкины ноги словно приросли к земле. А прожектор вырос уже в солнечный диск, ужасный грохот давил на уши, ветер трепал волосы… Генка смотрел на мчавшуюся прямо на него смерть и не испытывал ничего — абсолютно ничего! Мозги словно окаменели вслед за ногами.

Марина продолжала что-то кричать. Теперь она и сама себя не слышала. Ее тоже охватила паника, и о чудодейственной Силе — могущественном Даре Неведомого — принцесса джерронорров вспомнила в самые последние секунды… Схватив Генку поперек туловища, она дернула его на себя, одновременно опрокидываясь на спину. Тепловоз успел все же чиркнуть железным боком краешек Генкиной кроссовки перед тем, как нечто более темное, чем обычная мгла, подхватило и всосало в себя два сгустка мыслящей белковой плоти.

Часть II.

ПОЕЗД ДАЛЬНЕГО СЛЕДОВАНИЯ

ГЛАВА 11

Что отделяет жизнь от смерти? Медленное угасание красок, запахов, звуков или резкий переход от света к мраку? Когда человек переСтаст ощущать себя живущим, успевает ли он понять, что уже умер?..

На эти вопросы мог бы ответить только умерший. Но живые его не услышат.

Генке показалось, что он узнал ответ. Потому что он умер… на какое-то время. Правда, тут же все и забыл — так разбуженный забывает порой прерванный сон.

Генка тоже проснулся. Или воскрес. А может, родился — вот в этот миг, с сознанием, запачканным чьими-то воспоминаниями, как белая рубашка — соком надкушенного помидора. Впрочем, при чем тут помидор? Это же был чай! Конечно, чай, которым облила его Юлька! Юлька!..

Генка вздрогнул и открыл глаза. И почему-то ничего не увидел. Зато он снова был самим собой — дышал, чувствовал, мыслил, помнил… Последнее воспоминание — ревущая громадина тепловоза.

Генка поежился и машинально поджал ногу, которой коснулся локомотив. Нога, между прочим, немного болела. Совсем чуть-чуть — как после пинка по чему-то тяжелому, но не твердому. И сидел сейчас Генка на чем-то нетвердом. Он пошарил возле себя руками и пришел к выводу, что под ним, скорее всего, мох. Или трава — только очень низкая, густая и упругая.

«Почему я ничего не вижу? — забеспокоился Генка. — И не слышу, кстати!»

Тут же раздался тревожный полушепот Марины:

— Э-эй! Ты где?

Ген кино сердце радостно забилось.

— Я здесь! — приподнялся он. — Здесь я!

— Стой там, сейчас подойду! — отозвалась Марина. В ее голосе прозвучала откровенная радость, что Генка отметил с удовольствием.

— Стою! — крикнул он в темноту.

Невдалеке зашуршало… Генка почувствовал, что губы его растянулись в глупой улыбке. «Вот уж радости-то полные штаны! — попробовал он „рассердить“ себя, но согнать с лица улыбку не удалось. — А ведь я и правда влюбился! — радостно отметил он. — Мне бы сейчас от страха орать, а я лыблюсь, едва заслышав Маринин голос!.. Ну и хорошо, ну и ладно! Когда-нибудь все равно это должно было случиться».

— Э-э-эй! Ты голос-то подавай! — прервала приятные размышления Марина, «озвучившись» совсем с другой стороны.

— Я здесь! — крикнул Генка и принялся повторять, словно механический «попка»: — Я здесь, я здесь, я здесь…

— И я здесь! — Маринины руки неожиданно обхватили Генкины плечи, а пахнущие солнцем волосы защекотали лицо. Марина уткнулась лбом в подбородок Генки и еще крепче сжала руки.

Генка задохнулся. Но не оттого, что объятия девушки мешали ему дышать… Точнее, именно они-то ему дышать и мешали, но не в прямом, так сказать, механическом смысле, а потому что Генка ощутил вдруг себя самым счастливым человеком на свете! Ему просто не нужен стал воздух, и свет, и все остальное, чем привык гордиться материальный мир. Это все заменило ему присутствие рядом любимой. Даже не обязательно рядом… Даже не обязательно присутствие… Достаточно было одного осознания, что она есть. А если к тому же вот так — тогда можно поверить в любую иную форму жизни!

Генка медленно, словно боясь обжечься, поднес руки к ее волосам, провел по ним, едва касаясь, бережно взял в ладони лицо Марины, склонился к нему и поцеловал ее губы неуклюже, неумело…

Рассвет все же наступил. Почти земной — только избыточно лилового цвета. Из-за деревьев — тоже почти земных — местного солнца еще не было видно, но мрак уже рассеялся достаточно, чтобы помимо злобных, испуганных теней, различить и сами деревья, их отбрасывающие, и редкие, густые заросли не то высоченной спутанной травы, не то кустарников, возле которых сгустки мглы все еще казались продолжением ночи. Черные на темно-лиловом — они навевали отнюдь не радостные ассоциации.

Марина невольно прижалась к Генке, а тот в ответ обнял девушку и поцеловал в макушку.

— Жутко, правда? — подняла лицо Марина.

— Да уж… — согласился Генка, но тут же спохватился: — Ничего, не бойся! Сейчас рассветет.

— Да я и не боюсь. А все же ночью было как-то веселей!

Замечание прозвучало двусмысленно, и Марина, осознав это, застенчиво хихикнула. Генка неопределенно крякнул в ответ и поблагодарил местное светило за то, что оно еще не успело подняться достаточно высоко — он чувствовал, что его лицо запылало.

Глянув на Марину, он увидел, что в неверном свете занимающегося рассвета ее волосы стали похожи на багряный нимб, на солнечные протуберанцы… Лицо девушки неясно белело, но Генка знал, что и оно под стать настоящему солнцу.

Зрелище было настолько прекрасным, что Генка невольно задержал дыхание, боясь спугнуть ослепительное счастье, вспыхнувшее внутри него, подобно еще одному светилу. Ему вспомнился давешний сон — мир без солнца.

«Да вот же оно, вот мое Солнышко!» — чуть не закричал Генка. Но не закричал, а тихо-тихо выдохнул:

— Солнышко…

— Что? — наклонила голову Марина, тряхнув солнечной короной.

— Ты — мое Солнышко! Ты несешь радость и свет! И ты… ты прекрасна!

Марина легонько дотронулась до Генкиной руки, но ничего не сказала. На лице ее мелькнула улыбка. А может, Генке это только показалось в полумраке…

Постепенно тени из черных стали темно-лиловыми, мир вокруг — совсем по-земному — порозовел. Вскоре первые солнечные лучи пробились между деревьев. Лес сразу стал совсем не страшным, наоборот, каким-то сказочно-лубочным, домашним и добрым. Выяснилось, что он вовсе не густой, тем более не дремучий — как показалось в первые минуты рассвета.

— Мы не на Земле случайно? — спросил Генка, оглядевшись вокруг.

— Тебе видней, — хмыкнула Марина. — Только вряд ли. Закольцованных Переходов не бывает, насколько я знаю. И воздух здесь немного другой, и сила тяжести чуточку меньше.

Генка с уважением покосился на девушку. Сам он разницу между земным и здешним воздухом не различил — пахло просто по-лесному «вкусно». А уменьшение веса если и присутствовало, так он сейчас летал на крыльях любви и вполне мог ошибиться в первопричине сего явления.

— И куда мы теперь? — закрутил головой Генка.

— Туда! — ткнула пальцем Марина.

— Почему именно туда? — удивился Генка.

— А какая разница?

Разницы действительно не было, и парочка, взявшись за руки, бодро зашагала куда глаза глядят.

Лес кончился очень быстро. Перед Мариной и Генкой до самого горизонта тянулись низкие пологие холмы, поросшие редким кустарником с еще более редкими де-I ревьями. Между холмами, петляя, устремлялась к горизонту река не река, но уже и не речка — судя по ширине. В траве что-то блеснуло. Марина грациозно нагнулась и подняла маленький белый прямоугольник, ламинированный в пластик.