За краем земли и неба - Буторин Андрей Русланович. Страница 31

Глава 21

Учителю снился любимый ученик. На Хепсу был серый мундир, черные сапоги, железная каска. Он шагал на месте, высоко вскидывая колени и делая отмашку левой рукой. В правой он держал возле губ дусос и отчаянно-громко дудел в него – так, что у Ачаду закладывало уши. Потом Хепсу отбросил дусос и замахал обеими руками, отрывисто крича во всю глотку зычным басом:

Проснулся он оттого, что затылок взорвался болью. Ачаду зашипел и открыл глаза. Было темно и тесно. Прямо через него, согнувшись, шагали какие-то люди к светлеющему неподалеку квадрату. Вот еще раз чья-то нога зацепила голову Учителя. Он вскрикнул и обхватил ее руками.

Откуда-то доносился лающий бас – точно такой же, как у Хепсу во сне:

– Иди сюда! Куда лезешь?! Выползай живее, трам-тарам!

Наконец Ачаду остался один внутри полутемной коробки, пахнущей потом, железом и чем-то незнакомым – неживым и едким.

В светлый квадрат просунулся шар головы с оттопыренными ушами.

– А за тобой что – лезть прикажешь?! А ну-ка, вылезай! – гулко забухал все тот же бас. Учитель, с трудом подняв гудящую голову, на карачках пополз к выходу.

Когда его залитая кровью, некогда белая шевелюра показалась в люке, лопоухий обладатель баса пробурчал:

– Да ты еще и раненый!.. – И гаркнул, отвернувшись: – Трам-тарам, где там санитары?! Живо носилки сюда! – Нагнулся к высунутой из люка голове Ачаду: – Сам вылезти можешь?.. Ладно, лежи, сейчас придут… Что вы копаетесь?! Сколько вас ждать? – Это уже к двум подбежавшим солдатам с красными повязками на шеях и рукавах.

Солдаты, не сильно церемонясь и, судя по всему, привычно, быстро подхватили Ачаду и выдернули из люка.

– А носилки, трам-тарам?! – замахал руками лопоухий. – Вы чего приперлись без носилок?

– Вы не сказали, господин старшина… – промямлил один солдат. Второй кивнул, часто заморгал и выпалил:

– Да тут рядом, господин старшина, мы и так донесем!

– Не сказа-а-али!.. И та-а-ак донесем!.. – передразнил тот, кого назвали «старшиной». – Что за армия! Трам-тарам!.. Что за солдаты! И мы еще хотим победить… – Он раздраженно махнул рукой. – Ну так несите, чего встали?! Хотите, чтобы он тут помер, трам-тарам?

Один солдат схватил Учителя за руки, другой взялся за ноги, и они быстро засеменили к одной из каменных коробок, которые успел краем сознания выхватить из окружающего Ачаду, пока вернувшаяся от тряски дикая боль в голове вновь это сознание не погасила.

В очередной раз Учитель очнулся на мягкой лежанке. Голова, приподнятая удобной подушкой, болела, но не сильно. Серая тонкая накидка закрывала его до подбородка. Высокий белый потолок перечеркивали крест-накрест две тонкие светящиеся трубки. Стены в верхней части были тоже белыми, а нижняя их половина напоминала цветом солдатскую форму. Впрочем, Ачаду пока видел лишь стену перед собой, да и то не всю.

Он машинально провел по груди ладонью. Дусос исчез! Ачаду скрипнул зубами.

– Беляк очнулся! – послышалось справа.

Учитель осторожно повернул голову. В ней тупо кольнуло, но в общем-то терпимо. Справа, возле стены стояли две лежанки на смешных тонких ножках. На дальней от него лежал, подперев перевязанной рукой щеку, улыбающийся человек с черными точками по всему лицу. На ближней лежанке – напротив Ачаду – сидел и тоже улыбался молодой парень с ярко-рыжим ежиком волос. Такой «окраски» у людей Учитель раньше не встречал, но рыжий понял его изумление по-своему:

– Чего глаза таращишь, Беляк? Не веришь, что живой? – И коротко хохотнул.

– Где повоевать-то успел? – спросил рябой человек с дальней лежанки. – Отурки сюда еще, кажись, не добрались.

Ачаду выпростал из-под накидки руку и потрогал туго обвязанную голову.

– Я не воевал, – неохотно сказал он. – Так… Пришлось поучаствовать в некоторых событиях.

Оба его соседа рассмеялись.

– Ну ты даешь, Беляк, – хлопнул себя по коленям рыжий. – Чешешь, словно умник какой!

– Я не умник, – сказал Учитель, – и не Беляк. Мое имя Ачаду. Я детей учил.

– У-у! Дело хорошее, – улыбнулся рыжий. – Ну, давай тогда знакомиться. Меня Ражоп зовут, но мне больше нравится Раж.

– Я – Охит, – кивнул рябой. – Можно – Ох.

– А давай мы тебя Беляком все-таки звать будем, – сказал Раж. – Мы с Охом привыкли уже, пока ты тут междусонье валялся. Вон бородища белая какая! Правда, обрежут ее скоро.

– Междусонье?! – ахнул Ачаду. – Я думал, меня только что принесли!..

– Не, над тобой уже лекари поработали. Промыли твой котелок, зашили. А потом пилюль дали сонных. Говорят, во сне заживает лучше, и быстрей на поправку идешь.

– А что ты про бороду сказал? Зачем ее обрежут? Я привык к бороде!..

– Отвыкай! – гоготнул Раж. – Это тебе армия, а не дом приюта стариков. Тут все должны быть коротко подстрижены и гладко выбриты. Офицерам разрешаются усы. – Он подмигнул и спросил: – Так что, можно тебя Беляком звать? Ачаду – слишком уж скучно. Солдат должен весело зваться!

– Разве я солдат? – удивился Ачаду.

– А кто же ты? Офицер? – захохотал рыжий, оглядываясь на рябого. Тот тоже тихонько затрясся от смеха.

– Я учитель, я же говорил!

– Это ты там был учитель, – вытирая слезы, неопределенно мотнул головой Раж, – а здесь ты – солдат. Вот подлечат тебя, и пойдешь отурков бить. Так-то, Беляк!

Новость, обрушенная на него веселым Ражем, ошарашила Учителя. Он отвернулся к стене и предался лихорадочным измышлениям. Стройной и ясной картины в голове так и не получилось, может быть, сказывалось ранение или непонятные сонные пилюли лекарей… Понял Ачаду только одно – он перестал быть хозяином не только своего положения, но и себя самого. А самое ужасное – он, похоже, навсегда потерял Хепсу!

Что теперь будет с ним самим, Учителя почти перестало интересовать. Он даже пожалел мимолетно, что удар по голове оказался столь слабым. «Уйти в вечность» казалось сейчас не самым плохим вариантом. Но раз уж так все сложилось, придется еще потерпеть и понаблюдать за выкрутасами судьбы. В общем-то, в этом был определенный интерес. Смешно вспомнить, насколько однообразной была его жизнь до того злополучного решения – дойти до края земли!.. Край земли оказался и краем спокойствия, краем привычного, незыблемого и очевидного. Изменилось не только то, что окружало Ачаду ранее, – изменился он сам! Изменился невероятно, поражая себя собственной незнакомостью. Все эти неожиданные порывы и поступки, вспышки невиданной активности и пугающей ярости… Когда жизнь текла размеренно и спокойно – им просто не находилось в ней места. Но жизнь круто вильнула, взорвалась цветной, хоть и не праздничной, вспышкой, взорвав попутно и все его естество. Вот только Учитель никак не мог понять: плохо это или все-таки хорошо?

Измученный дергаными измышлениями, Ачаду снова заснул.

Проснулся он от громкого командного голоса:

– Та-а-ак! С кого начнем? Рядовой Ражоп! Как дела? Очухался?

– Все в порядке, господин главный лекарь! Как новенький!

– Ну-ну, не спеши, сейчас посмотрим… Ляг на спину. Ага… Так больно? А так?..

Ачаду повернулся на бок. Возле лежанки Ража стоял, согнувшись, мужчина в красном балахоне и мял парню живот. Раж покряхтывал. Видно было, что ему все-таки больно. Лекарь это тоже заметил.

– Не все еще в порядке, солдат! Подпортил ты свой желудок основательно! Будешь теперь знать, как совать в рот всякую гадость!..

– Так я же!.. – залепетал Раж. – Они же… как у нас! Такие же розовые – шмыг-шмыг в травке…

– Шмыг-шмыг! – передразнил главный лекарь. – Тебя что, кормят тут плохо?

– Кормят хорошо, – шмыгнул носом Раж. – Хотелось сладенького…