За краем земли и неба - Буторин Андрей Русланович. Страница 48

– А ты стал таким молодым! – Неудержимая улыбка растянула губы Хепсу. – Я даже не узнал тебя сразу.

И оба одновременно спросили одно и то же:

– Как ты здесь оказался?!

Первым рассказал свою историю Хепсу. Пока он говорил о том, как его забрали люди Шагрота, как тот, в свою очередь, отвез его умникам, Ачаду лишь кивал – все это он и так уже знал, только без подробных деталей. Рассказ о научном городке умников вызвал в нем больший интерес; тут он стал задавать вопросы, а кое-что просил объяснить подробней. Особенно впечатлил Ачаду полет Хепсу и Кызи на «занебесном» корабле. Он сразу же вспомнил корабли отурков, которые тоже могли летать, хоть и не столь высоко. А когда мальчик стал рассказывать о странных, но воистину спасительных свойствах серой пустоты по исполнению желаний, Учитель вновь замолчал, да и кивать перестал тоже. Он словно насторожился. И стоило Хепсу перейти к описанию их с Кызей игры в солдатики, Ачаду занервничал, сжал белую голову ладонями, замотал ею, словно у него заныли зубы.

– Что с тобой? – испугался мальчик, прервав рассказ.

– Продолжай… – сквозь зубы процедил Учитель.

– Это… мы тобой играли? – догадался Хепсу.

– Продолжай! – прикрикнул Ачаду.

Мальчик вздрогнул и стал рассказывать дальше.

Когда он закончил, Учитель, не глядя на Хепсу и Кызю, словно ему это было неприятно, заговорил тусклым, равнодушным голосом:

– Вы играли нами. Живыми людьми. Нет, не совсем живыми… На самом деле мы все уже умерли. Я – даже два раза: на земле отурков – в нашем с вами общем мире, и на планете… вы еще не знаете, что это такое… еще в одном мире, совсем другом, но очень похожем на наш. Хотя для меня и он был «моим». Я везде воевал. И везде погиб, как солдат. Но вы заставили повоевать меня в третий раз. А может, и не в третий, просто я не помню, в какой… Но самое страшное, что на этой вашей игрушечной войне я убивал своих. Убивал друзей, убивал русских солдат первой и второй мировых войн, Афгана и Чечни… Вы про это тоже не знаете… А я, как я не догадался раньше, что в этом можешь быть замешан ты, Хепсу?.. Залги, олроги… Эти имена были у меня на слуху, почему я не вспомнил о пиратах? Хотя я почти ничего не помнил… Но потом, когда пелена спала, я обязательно должен был вспомнить! И сказать всем, или хотя бы одного Сашку затащить в башню, ведь я же почувствовал, что надо идти в нее!.. А так – он погиб снова… Даже не погиб – просто исчез!..

Ачаду вновь обхватил руками голову, сжал зубы, заиграл желваками. Потом снял ладони, тряхнул головой и сказал с такой тоской в голосе, что у Хепсу затрепыхалось сердце от жалости к этому молодому беловолосому парню, совсем не похожему на его прежнего Учителя:

– Прости меня, Хепсу! И ты, девочка, прости. Зачем я пытаюсь обвинить в чем-то вас? При чем здесь вы?! Вы такие же пленники бесконечного жестокого мира, как и я!.. – Тут он что-то вспомнил и добавил очень тихо, так что Хепсу еле расслышал его слова, а Кызя и вообще разобрала очень мало: – Нет, вы не такие… Вам еще хуже. Долгоживущие живут совсем мало…

– Как это?! – ахнул мальчик. – Ты ошибся, долгоживущие живут долго, потому так и называются! И потом, я-то не долгоживущий.

– Почти, мой мальчик, почти. К сожалению, а может, и к счастью, ты проживешь не намного дольше их. И я не ошибся… Вот послушай. И ты, девочка… как тебя зовут?.. и ты, Кызя, тоже слушай, подбирайся поближе…

Дождавшись, пока дети подлетят к нему ближе, Ачаду стал рассказывать все. Как он оказался у лесных бандитов, как пытался спасти Хепсу в селении Шагрота…

– А мой отец, где он? – Кызя старалась, чтобы вопрос прозвучал безразлично, как бы между прочим, но голосок ее дрогнул.

Ачаду замешкался, но все же ответил честно:

– Он погиб. Достойно, от солдатских пуль. И он пошел на смерть ради тебя. Он тебя очень любил…

Кызя хотела фыркнуть в ответ, но вместо этого всхлипнула. Сердито смахнула слезу кулаком и сказала сквозь зубы:

– Если бы любил, не погиб. Если бы послушался меня… Больше всего он любил деньги. Считал людей товаром… Так ему и надо!.. – И Кызя, закрывшись ладонями, заплакала.

Хепсу стало очень неловко, словно он сделал что-то постыдное. А он всего лишь смотрел на трясущиеся Кызины плечи и не знал, что сказать, как поступить. Ачаду поймал его растерянный взгляд и покачал головой, приложив палец к губам.

Очень скоро худенькие плечи девочки перестали трястись. Кызя, продолжая зажимать глаза ладонями, шмыгнула носом – раз, другой… Потом отняла руки от мокрых щек и отвела покрасневшие глаза в сторону. Буркнула:

– Все. Рассказывай дальше!

Учитель переглянулся с мальчиком и продолжил повествование. Он рассказал о том, как первый раз стал солдатом, о нападении на Гереб отурков, о своем удивительном пленении, об Акмээгаке и, вкратце, о его теории глубинного разума – бесконечной жизни для некоторых, «пронизывающих» собою миры. О мироздании же «по-отуркски», о Земле и своей жизни на этой планете Ачаду упомянул лишь вскользь, не вдаваясь в подробности теории отурка. Он также решил, что подробно о своей земной ипостаси рассказывать не стоит – это займет много времени, дети не все поймут, а толку будет мало. Может быть, потом, когда-нибудь, когда будет желание и время… Ачаду и так опасался, что Хепсу, и особенно Кызя, не сможет понять почти ничего из его сумбурного рассказа. Но Хепсу, едва Учитель замолчал, тут же спросил:

– Почему же ты вспомнил всего две жизни, если живешь везде и всегда? Может, потому что ты умер только там? И может… может, ты и продолжаешь там жить, только…

– Только это уже не я? – Жесткая улыбка прорезала лицо Ачаду.

– Да, я это хотел сказать. Может, нам для игры в солдатики подсунули не людей, а… образы. Продлили специально ту линию жизни, которая все равно была оборвана. Как бы, ее все равно не жалко – нате, играйтесь, детишки!..

– Твои измышления стали такими необычными! – покачал головой Учитель. – Даже не так… Ты стал рассуждать по-взрослому!.. Но кто… ты думал: кто дал вам «игрушки»? Кто эти вершители судеб, распорядители жизней?

– Разве это можно узнать? – подала голос Кызя, глаза которой уже высохли, и она вновь развернулась лицом к говорящим.

– Не знаю. Но очень хотелось бы! – сжал кулаки Ачаду.

– А почему ты на них злишься? – удивился Хепсу. – Они же не сделали ничего плохого. Наоборот, дали еще пожить уже умершим людям!

– Да не умершим, – ударил кулаком в ладонь Учитель, – а убитых ими! Убиваемым ими постоянно ради забавы или для другой какой пакости! Почему везде идет война? Почему всюду люди и вообще все разумные убивают друг друга?! Если жизнь почти бесконечна, как у маложивущих, значит, их можно давить как тараканов?

– Кто такие тараканы? – спросила Кызя, но Ачаду раздраженно отмахнулся и заговорил дальше, повышая голос, почти уже крича:

– А если человек живет один раз, как долгоживущие, то его можно убить, потому что от него все равно дальше толку не будет? Потому что он бесполезный?!

– Так они говорили о нас… – тихо сказал Хепсу, но Учитель услышал.

– Да какая разница – мы, они?! Пойми, мы все живые, и мы все хотим и любим жить! Нормально жить, спокойно, учиться, работать, растить детей… Пусть даже я живу всегда и везде, но я все равно хочу именно жить, а не убивать и умирать от рук таких же, как я!.. – Ачаду споткнулся. – Да нет, теперь-то я не живу всегда и везде… Я мертв. Зато мне больше нечего терять!

– Нет, ты не мертв! – крикнул Хепсу задрожавшим голосом. – Вот он ты! – Он ткнул на Учителя пальцем и чуть не кувырнулся набок. – Неважно, долго ты будешь жить или мало, но раз ты живешь, то и должен жить! Может, как раз теперь ты и сможешь пожить, как хочешь. Ведь тебя – вот этого тебя – уже как бы и нет для тех… ну, кого ты назвал вершителями судеб. Никто насильно не заставит тебя убивать, а если и будет кто-то заставлять – почему ты должен соглашаться?

– Ты все-таки еще ребенок!.. – усмехнулся Ачаду и потрепал волосы мальчика.