Судьбу можно изменить! Тайны Небесных Ангелов - Ткаченко Варвара. Страница 24
Очень интересный образ судьбы привел однажды друг авторов книги: «Я представляю жизнь человека, судьбу его, как непаханое поле, на которое высаживают человека в начале его жизни – маленького ребенка, и говорят „иди“. И пошел человек. Сколько на непаханом поле можно выбрать направлений? Выбирай сам, причем каждый день, каждый час, каждую минуту…» Разве это не говорит о том, что действительно, судьба человеческая непредсказуема, изменчива и целиком подвластна нам?
Разбирая по кусочкам, по частичкам, раскладывая по полочкам ту информацию, которая была получена, примеряя ее к жизни людей, авторы увидели, насколько же милостив Бог к людям. Держа их за руку, ведет Он по жизни. Каждый раз, когда только человек пытается уйти с неверного пути, Бог милостью своей создает ему препятствия для того, чтобы человек одумался, остановился и вернулся в правильное русло. Но кто видит эти знаки? Кто слышит эти подсказки? Как много в мире людей, благодарящих Бога за препятствия? Разве есть такие? Есть. Единицы… А тысячи, сотни тысяч только и ругают судьбу, Бога и все, что встречается, и всех, кто встречается на их пути тоже. Совершенно не задумываясь о том, какую же невероятную роль собрались они сыграть в жизни каждого: врага, обидчика в качестве недоброжелателя… Так поблагодарите их всех, поблагодарите сейчас, сегодня, сию минуту, не откладывая это на завтра, на потом, «когда соберусь с мыслями», «когда станет легче», «когда смогу простить»… Попытайтесь поблагодарить уже сейчас, не ожидая особенного момента.
Судьба добра, судьба милосердна, судьба сострадательна, и с судьбой всегда можно договориться, обратившись к ней с молитвой и просьбой. Если человек проявляет агрессию, если он завидует, если он ревнует, если живет в бесконечном страхе, невероятном беспокойстве, какую энергию создает он вокруг себя? Конечно, не самую лучшую! И каким тогда будет его путь? Таким, какой он создает себе своими мыслями и поступками.
Вы в растерянности? Вы задумались? Вы не знаете, как обратиться к судьбе, как именно ее благодарить? Нет ничего проще: никаких правил, никаких канонов, никаких заученных фраз. Важно только одно – чтобы ваше обращение шло из сердца.
Ну, хотя бы вот так:
«Судьба моя, спасибо тебе за то, что ты рядом! Спасибо за то, что столько времени терпеливо ждала меня, ждала, когда я падал и вновь вставал. Ты не ушла, ты не покинула меня тогда и только снова терпеливо ожидала. Спасибо, милая! Спасибо, и еще раз спасибо! За то, что к Богу привела, что в дом Его мне дверь открыла. Спасибо тебе за то, что все это время ты была ко мне так терпелива, так милосердна! Прошу теперь, ты не покинь меня. А я готов все терпеливо пережить, чтобы стала чистою моя дорога. Спасибо за любовь, за ласку и тепло, которые в моменты горя ощущал!!!»
Вместо эпилога
Хочется закончить книгу еще одной историей. Грустной, но актуальной. В нее, конечно, можно верить, а можно не верить, как в строках Елены Бурчилиной.
Этот рассказ, конечно, вымышленный, и конечно, это лишь предположение, что могло так быть, но вовсе не утверждение, что так было. И тем более, не убеждение, что было так, а не иначе.
История Иосифа Золотого
Как бы там ни было, случилось как-то Иосифу Золотому уйти в мир иной (со всяким когда-нибудь случится). А там приключилась с ним удивительная история, и расскажет об этом он сам.
Здрас-с-сте, друзья мои! Как мне приятно видеть вас сегодня! Как радостно, что все вы знакомы с Любовью Ивановной! Мне намного сложнее было прибиться к ней, чем вам всем. Наверно, если б это было раньше, я бы позавидовал вам. Но, к счастью моему, от чувств зависти, ревности, ненависти, гордыни, я вмиг избавился, сделав свой последний выдох. Прям взял, вот так без сожаления и избавился. И надо добавить, без особых усилий с моей стороны. И теперь так приятно сознавать, что, хотя мое сердце больше не бьется, я еще могу видеть и говорить…
Ну так вот вам история моей жизни, может она вам пригодится. Жил я в семье цыганских баронов. Из рода в род вместе с титулом передавали мои предки по наследству и золото, и была у меня подходящая фамилия – Золотой. Родился я во времена Иосифа Сталина, и мой дед решил, что зваться я буду Иосифом. Рос я беспечным пацаном. Любил лошадей, а больше всего любил красавиц! Я был первым, кто нарушил цыганские законы и не женился на той, которую в жены пророчила мне моя любимая бабушка. Это теперь я стал умным, и понимаю, от какой опасности хотела уберечь меня моя дорогая бабуля. Но куда мне было понять в мои лихие молодые годы, что устами близких нам людей говорит с нами Господь. Да что там близких! Иногда чужие люди советуют от сердца нам, как поступить в трудный час или в час выбора. Но я не слушал ни уговоров, ни советов, и даже слова родного моего человека: «Ты когда-нибудь об этом пожалеешь», – я пропустил мимо ушей. Не потому что у меня их не было, а потому что был я тогда и слепой и глухой, не то что теперь. Это теперь я здесь прозрел, а та-а-ам… выбрал ту, которая по моему твердому убеждению была послана мне свыше и стала моей судьбой, моей второй неразрывной брильянтовой половинкой. Видеть бы ее сейчас, эту половинку в гробу в белых тапочках! Вместо себя… Да уже это невозможно – прошло то время, когда можно было что-то изменить и исправить. Ну ладно, об этом позже, а то я все вперед забегаю. Горю от нетерпения поведать вам то, что же со мной случилось. Старые люди, а теперь я как никогда в это верю, говорят: «Выскажи о наболевшем, хоть прохожему, и ты избавишься от своих проблем». Теперь-то знаю я, почему это происходит. Если вам повезет и попадется внимательный собеседник, то часть ваших проблем он возьмет на себя, словно разделит вашу ношу. Вам-то благо, а он, если человек впечатлительный, долго еще будет пытаться перестроить вашу жизнь. Кто-то задаст вопрос: «Так хорошо это или плохо?» Отвечу честно, как на духу: конечно, плохо. Лучше всего не перекладывать свои беды на кого-то, а забыть об этом проклятом прошлом. Я уже почти забыл, а рассказать его пытаюсь не для того, чтобы на вас свою проблему повесить, а чтобы ваши снять!
О чем это я? А, ну да… Женился я. Родила она мне двух сыновей, за что я был ей премного благодарен, и жил я, горя не зная, как не зная и нужды. И ничего меня не беспокоило, кроме одного: ночами моя любимая зазнобушка пыталась выведать, куда это я спрятал золото моих прародителей. Вроде бы мне и не жалко было для нее ничего, но раскрывать свои секреты как-то не хотелось. Такое чувство иногда посещало, шо меня хотят одноразово использовать, а потом за ненадобностью выкинуть. Но, видать, моя умершая бабушка на небесах похлопотала, чтоб мои ангелы уберегли меня и не дали раньше времени облапошить.
Стали дети подрастать, стали ла-а-асково так спрашивать: «Папочка, папуля, а куда ты дедушкино золото спрятал?» Я что, дурак что ли, сказать об этом раньше срока? А я вообще не дурак, я это золото на две части поделил. И решил – гадом буду, заслужат дети мои, – про оба клада скажу, умирая. Не заслужат – только один назову, тот, что поменьше. А жить я собирался, этак, лет до ста.
Откуда мне было знать тогда, дураку неотесанному, что я-то собирался, а у Бога по делам моим земным, по мыслям моим непутевым, по словам необдуманным, картинка сложилась совсем иначе. И наступила точка моего невозврата в тот момент, когда мне едва исполнилось пятьдесят. В какую-то минуту почувствовал я, что осталось мне совсем немного. Кстати, это не только у меня было. Это мгновение почти каждый чувствует, кто мир людей покидает. В эту бы минуту задуматься и задать вопрос: «И почему ко мне мысли пришли о смерти? Может, я что-то не так делаю, может, я иду не той дорогой? Что можно сделать, чтобы этого избежать?» Смерть ведь она тоже одушевленная. А раз у нее есть душа, значит, можно и с нею договориться. Важно только знать, когда и как. Но это я теперь такой грамотный! А тогда был чурбан неотесанный. Не то, что вопросы задавать, даже мысли стал от себя отгонять, а они ведь от самого Господа были. Это Он пытался до меня достучаться и шанс давал все изменить и исправить. А шанс-то был, ну совсем копеечный.
Незадолго до этого приходит как-то ко мне сосед и просит денег. Для меня копейки, а для него – довольно приличная сумма. И нужны они ему были на операцию матери. Мне бы, дураку, в ту минуту подумать: «Надо же, какой сын хороший, о матери как беспокоится». А у меня мысли в голове другие: «И когда он эти деньги отдаст, если он нищий с головы до ног». А тут еще вечером моя красавица, узнав, зачем приходил сосед, раскудахталась: «Ты что! Не вздумай! Он и в жизни нам не отдаст! Считай, что мы их похороним». Да лучше бы я деньги похоронил, чем себя. Мне бы понять, что проблемы мои со здоровьем начались неспроста, и бегом бы соседу денег дать, да еще побольше, чем он просил. Но нет…
Так вот понял я, что смерть недалеко, и позвал тогда детей своих, жену-красавицу, Лейлу мою, и, прощаясь, сказал им, что есть у меня для них то, что сделает их жизнь обеспеченной, даже когда меня не будет. Ведь я был убежден, что они заслуживают всего, что я все эти годы скрывал. Жена была верной и честной, дети – ласковыми и нежными, все трое просто в рот мне смотрели. Откуда ж мне было знать тогда, что все это было только до тех пор, пока я им тайну не поведаю. Едва услышав от меня, где клады находятся, они тут же втроем заторопились, поехали поскорей «искать врача хорошего», чтобы мне «помочь».
Я много видал на своем веку, как врут цыгане, но так, как врали мне мои! – никогда не видел! Лучше бы мне этого не знать и не видеть, но уже ничего не изменить. После кончины земной нам как раз и открывается все, что было от нас сокрыто: и как устроен этот мир, и как мы жили, и что неправильно делали – ВСЕ!!! До мелочей!!! И нет там исключений. Не был исключением и я. И закрутилось, и началось.
Едва они вышли из палаты моей больничной, как остановилось мое сердце и я полетел. Только полетел не в «трубу», как рассказывают, а прямиком за своими родными. А они понеслись по коридору мимо таблички с надписью «Главный врач» так, словно за ними гнались злобные вампиры, желающие высосать у них кровь, или их пятки обливали кипятком. Попрыгали в машину, а я в надежде думаю: «Может быть, к другому доктору, лучшему поехали?» – и за ними. А они… К какому там доктору! Сразу к первому кладу! Чуть не зубами землю рыли, как те вампиры! Мне было и невдомек, что сравнение было верным. И только позже я узнал, что всю жизнь ради получения клада они меня просто терпели. Да ладно бы просто терпели, а то еще и меня вампирили, энергией моей питались! У самих-то любви не было, а жить-то было надо. Вот они меня и «кушали», на завтрак, обед и ужин. И что самое главное, не разу не подавились и не поперхнулись даже. Но это все позже, а тогда…
Вытащили они на поверхность сундучок, сели, и у них от счастья аж глаза осоловели. Словно они коньяку дорогого только что выпили. В какой-то момент даже оцепенели, сидят, не двигаются, молчат все втроем, только сопят. Мне аж жутко стало! Им самим впору «скорую» вызывать. Но нет, смотрю, оклемались немного, пришли в себя, и опять без слов в машину – плюх. Ну, думаю, может сейчас поедут к врачу, ну или, в конце концов, ко мне вернутся в больницу. Но не тут-то было! Они ко второму кладу направились. У бедного мужика на стройке поворовали лопаты, ломы и деру дали, мужик опомниться не успел. Приехали. Трое их, а лом один, да одна лопата. Друг у друга отнимают, торопятся выкопать побыстрей, с горем пополам сделали дело. А сундучище здоровый, кованый – таких уже давно не делают, от моей прапрабабушки достался. За один только этот сундук можно новый «Мерседес» получить, не говоря уже о том, что в сундуке находится. Как открыли они его… чуть умом не тронулись! И чего в нем только не было: и золото, и каменья, и украшения всевозможные. Там не то что на них троих хватило бы, на весь цыганский род – если бы его собрать по свету, на сто лет беспечной жизни достало бы!!!
Соединили они два сундука вместе и начали на троих делить. И каждый, имея цыганское нутро, пытался другого обдурить. Ну, как это у нас принято. Правда, принято чужих дурить, но не своих… Завис я над ними и думаю, а когда же они про меня вспомнят и вспомнят ли вообще? Вдруг у жены зазвонил телефон: «Але, я вас слушаю». Такой противный, писклявый голос. И как я его всю жизнь переносил?! Надо же, – не замечал… Слышу, в трубке ей говорят: «Соберитесь, пожалуйста. Мы хотим сообщить вам грустное известие, – ваш муж умер». «Как? Не может быть?! – закудахтала она – Я этого не переживу!» Трубку положила и деткам моим, будь они теперь неладны, говорит: «Окочурился батя, хлопцы, хоронить надо». А хлопцы в ответ: «Пусть его братья хоронят, у него их много! Да и почему мы должны хоронить? Он барон, пусть цыгане хоронят!»
«Да-а-а, – думаю я тогда, – змею у груди пригрел, которая мне двух змеенышей родила. Какой был дурак, не послушал свою бабушку, которая мне другую невесту находила». Смотрю, а она, бабуля моя, идет мне навстречу, как живая, и улыбается так… И говорит мне, мягким, нежным таким голосом, словно хочет успокоить меня: «Ну что, внучек… Собрал семена, которые однажды посеял? Или еще хочешь посмотреть, что будет дальше? А то пошли со мною?» – «Бабушка, милая, а можно я еще глазком, хоть одним посмотрю, как меня будут хоронить?»
И только я собрался развернуться посмотреть, что на Земле происходит, как к нам с бабулей явился мужик с крыльями! И мне так рукой махнул, типа – «туда нельзя». Тут моя бабуля добрая взмолилась: «Дорогой, позволь моему внуку до конца испить сию чашу. Дай ему возможность посмотреть все как есть. Я доставлю его к сроку!» Мужик молча кивнул головой и не пошел, а как будто полетел мимо нас. Тут только я опомнился: под ногами у меня – ничего, а я не стою, не лечу, а хожу! Как по земле! Вот чудо!
Рядом с бабушкой стало мне спокойней. Только решил окрест оглядеться, как вой протяжный меня заставил оглянуться. Смотрю, а на Земле моя «кикимора», теперь иначе я ее не назову, концерт для всех устроила! Орет во весь голос: «Дорогой ты мой! На кого ж ты меня покинул?! Как же я теперь без тебя жить буду?! Как же детки теперь будут без тебя?! Осиротели мы!!!» Народ-то думает, что правда воет, а у нее в мыслях: «Куда же добро запрятать, чтобы не нашли, да как бы все богатство с родными не пришлось делить. Как же заставить их поверить, что он не открыл нам тайну и не сказал про клады. Да все равно, пусть хотят верят, хотят не верят. Мы ведь даже проститься не смогли по – человечески. И врачи тому свидетели. Пове-е-ерят»… Сама плачет, и втихаря подсматривает: кто как реагирует, и как себя ведет. И так мне противно стало, от мыслей тех людских! Один думает, как бы долг не вернуть… Второй, как бы бароном вместо меня стать… Третий, как бы жену мою к рукам прибрать… «Да провалитесь вы все пропадом!» – сказал я себе тогда. Обнял свою бабулю, и мы с ней зашагали.
Пришли в палаты белые, людей немного, сидят все чинно, благородно. Кого-то узнаю – недавно умерли, а кто-то вовсе незнаком. Вдруг в помещенье заходит старец, в одеждах белых, все встали, замерли, а он мне: «Ну что, Иосиф, конечно, рано ты пришел и не набрал тех баллов, которые должен был набрать. Выбирай: сидеть тебе в темнице одному до срока иль за Землею наблюдать? Уроки жизни получить на Небе, те, что там не получил». А я, признаюсь честно, одиночества всегда боялся, а уж темницы – тем более! Нет, думаю, буду лучше наблюдать. И не успел ему сказать, как он: «Ну что ж, пойдем». Приводит меня со всеми вместе в комнату, а в ней стоит прибор, похожий на телескоп, только направлен не в небо, а в пол. Только у телескопа труба маленькая, а у этого прибора – в десятки раз больше, и смотреть в него могут сразу несколько человек. Вот он нам всем и говорит: «Смотрите».
Смотрю и вижу Землю-матушку родимую, степи вольные, горы высокие, реки глубокие, моря бескрайние, и так на душе тоскливо стало, так захотелось мне обратно, а он мне: «Рано, рано собрался, Иосиф, в обратный путь. Поработай, поучись, а там, как знать, может и вернешься в новом теле».
И стал я наблюдать… Везде одно и то же: скука, скука… скука. Везде обман, ложь, зависть, злость, измена, лицемерие… И, что самое главное, люди этого не видят. А кто видит, делает вид, что не видит, но что еще важнее всего – каждый убежден, как и я был когда-то, что все это останется безнаказанным. Как люди заблуждаются! Это здесь, на небесах никто никого не наказывает, а на Земле – каждый сам себе создает наказание в виде проблем, которые потом в будущем и встречает. Так грустно, больно стало мне. Ты видишь, как можно все изменить, исправить, а сделать ничего не можешь! Я как-то даже закричать пытался, чтоб одному мужику помочь не сделать той ошибки, которую когда-то сам совершил. Но тщетно. Меня он не услышал. Зато на стене как электронное табло засветилось. А там указано, что у меня первое предупреждение. А я от горя совсем забыл: идя сюда, нас всех предупредили, что мы можем только наблюдать, делать выводы, а значит, набираться опыта, но ни в коем случае не вступать в контакт, тем более первыми, как я это пытался сделать.
И вдруг увидел я свет от Земли идущий. Ну-ка, думаю, что там такое? Посмотрю! А этот свет, надо сказать, привлек уже не только мое внимание, но всех, кто рядом находился. А было нас немало, человек этак двадцать. Гляжу, а там семья: женщина, немного на цыганочку похожая, а вокруг нее ватага детворы, и все кричат: «Мама-мама-мама!» А она каждого берет на руки, прижимает к сердцу и дарит им тепло, любовь, да так, что свет струится к самым небесам.
И вдруг она, поставив дочь свою, зашла к себе в опочивальню, а там стоит огромная икона. Встав перед нею на колени, она взмолилась и обратилась к Богу. «О Господи! Прошу Тебя! Освободи меня от боли! Ты ведь знаешь лучше всех, в чем я права, а в чем заблуждаюсь. Прости мне грех мой, если по-Твоему я согрешила. Я только Твой суд принимаю. Позволь мне быть Тобой прощенной. Нет силы больше у меня терпеть тот суд людей, который мне они устроили. Прошу Тебя! Позволь скорей закончиться всему. Я приму Твой приговор, каким бы ни был он». И столько боли, столько искренности было в ее словах, что если б можно было, все слышавшие это, горько б зарыдали. Но мы затихли и стали ждать, а что же дальше будет.
А дальше голос мощный прозвучал. И я расслышал: «Ты просишь невозможного, дочь моя, ты обещала быть терпеливой. Ты маленький-маленький винтик в огромном механизме. И если его сейчас заменить, то все пойдет иначе. Ты согласна на это?» Что, думаю, ответит эта женщина? А она, задумавшись слегка, в ответ на этот Голос: «Нет, мне все понятно, я готова потерпеть». И с таким это она смирением произнесла, что у меня дыбом встали волосы на голове. Утерла слезы и пошла вновь, улыбаясь, как будто и не было ничего.
«Вот это выдержка! Вот это вера!» – подумал я тогда. А она, пройдя немного, подняв свой взор на небеса, со мной вдруг заговорила. Если бы чуть шире была дыра, в которую направлена труба для наблюдения, я б точно в нее выпал от изумления. Она мне: «Иосиф, о чем горюешь ты, о ком скучаешь? И что хотел бы передать на Землю? Кому?» «Ты что видишь меня?» – спросил я ее. «Да нет, я знаю, что ты за мною наблюдаешь. Видеть – это галлюцинации. Слышать – это шизофрения. А я просто знаю».
А когда вечером к нам пришел «Седой», он мне сказал: «Ну что, Иосиф, повезло тебе. Ты нашел ту, что на Земле тебе поможет, если хочешь». И я тогда ответил: «А можно мне на Землю к ней ее дитем вернуться? Уж больно мне понравилось, как она их любит! Ну если не ребенком, то хотя бы внуком». Задумался старик и почесал затылок: «Подумать надо, посмотреть, как ты работать будешь». Ну вот я и работаю… Историю свою Любаше рассказал, теперь вот жду, когда придет и мой черед на Землю вновь вернуться. Да Бога каждый день молю, чтоб дал мне в путь любовь Свою – от темных сил надежную защиту. Тогда уж точно я не сверну с пути и, выйдя на широкую дорогу, вернусь домой, и не стыдно будет мне идти. Да только, видно, срок моего возврата на Землю еще не близок. И хоть томителен срок ожидания, я с нетерпением жду. Жду и надеюсь, что однажды, придя на землю, я смогу побывать на празднике, и не только побывать, а стать его участником. И что так будет, я не сомневаюсь, это на Земле нас мучают сомнения. Здесь, на небесах, мы точно знаем, все так и будет!!!