Десять прогулок по Васильевскому - Бузинов Виктор Михайлович. Страница 2

И вот уже после того, как вышло в свет первое издание «Прогулок» возник проект установки памятника Василию на Седьмой линии. Но какому Василию? Похоже, все-таки — Василию Корчмину, петровскому бомбардиру, что в стужу и зной, дождь и етер неотлучно нес на острове свою службу.

Кстати, о ветрах и вообще о погоде на Васильевском. Утверждают — не знаю, правда ли, — что зимой здесь чуть холоднее, чем других питерских районах. Если это так — виной тому все та же, удобная для ледяных сквозняков, прямизна местных линий. Летом остров первым принимает на себя с залива дождевые тучи, а поздней осенью — грозящую наводнением нагонную волну.

Не позавидуешь ему, чего уж там…

Еще Николай Павлович Анциферов в своей книге «Душа Петербурга» заметил, что Петербург может быть назван «приютом несовершенных дел». Он говорил так о городе вообще, но более всего это относится именно к Васильевскому.

Здесь намечался по замыслу Петра центр города. Но, увы, этому плану, как и многим другим, связанным со строительством на острове, не суждено было сбыться.

В 1716 году любимым архитектором царя — Доменико Трезини — был представлен проект, по которому на Васильевском предполагалось создать четкую сеть прямоугольных кварталов. Вдоль разделяющих их улиц — линий Трезини предлагал прорыть каналы. Причем самый крупный из них провести на месте нынешнего Большого проспекта, чтобы торговые суда беспрепятственно проходили от моря до Стрелки, где планировалось разместить Петербургский порт. Рядом со Стрелкой, чуть дальше на запад, Трезини замышлял разбить центральную городскую площадь с каменным храмом и общественными зданиями, включая Биржу и Таможню. Архитектор слишком хорошо знал вкусы Петра. Знал его любовь к знаменитым каналам Амстердама. И потому не мог ошибиться: царю проект понравился.

А через год, находясь в Париже, Петр получил от знаменитого французского архитектора Жана Батиста Леблона новый план строительства Петербурга. По этому плану центр города намечалось создавать тоже на Васильевском. Сохранилось даже точное указание, где именно: в глубине Васильевского, примерно там, где Средний проспект пересекается с Десятой и Одиннадцатой линиями. Здесь на площади должен был находиться дворец Петра. А чуть ближе к морю, еще на одной громадной плошади — Сенат и Городская Дума. Было в этом проекте, что касается Васильевского, и множество других симпатичных предложений, оживлявших строгую, как шахматная доска, планировку Трезини.

Но предложения знаменитого француза — и это, как считают многие историки, первая потеря, которую понес остров, — были Петром отвергнуты. Собственно, сам план ему понравился, и он обласкал Леблона, заключил с ним контракт и дал в Петербурге огромное жалование и чин генерал-архитектора, но… велено было все-таки продолжать работы на острове по проекту Трезини. Чтобы ускорить строительство центра, в 1719-м был издан государев Указ, вменявший в обязанность всем русским дворянам, владеющим более чем сорока крестьянскими дворами, да и купцам, конечно же, возводить дома только на Васильевском.

Пытались насильно переселить на остров и жителей из других частей Петербурга, при этом исключения не делалось даже для иностранцев. Вот что писал прусский посланник Мардсфельд (его свидетельства приводятся в книге С. П. Луппова «Строительство Петербурга в первой четверти XVIII века»): «Так как окончательно решено, что настоящий город будет находиться на Васильевском острове, то было приказано жителям Немецкой слободы перебраться туда. На этой стороне вообще ничего не хотят оставлять, кроме строений, принадлежащих Адмиралтейству… Жители находятся в отчаянии. Их лишают домов, садов, теплиц, а потом по произволу заставляют на новых местах опять селиться, а все живущие по реке должны „строить каменные дома“.

Между тем, дома строились и не достраивались. Количество, как теперь говорят, «незавершенки» было на Васильевском ужасающим. Десятки каменных и деревянных строений стояли без крыш, потолков и полов, ветшая и разрушаясь от вечной питерской непогоды. Переезжать на отрезанный Невой от обжитого Петербурга остров, невзирая на всю строгость Петровских Указов, никто не спешил. Отговаривались нехваткой средств, отсутствием возможности прислать из имений нужное количество крепостных строителей, и оставались жить на Городском острове или вблизи, от царского дворца. По данным первого историка города А.И. Богданова, из 1758 участков, отведенных на Васильевском под строительство, более половины не было даже роздано, а из розданных застроено около пятисот. И все-таки, при всем сопротивлении петербуржцев, за первое десятилетие с начала застройки Васильевского было освоено, правда, в основном в юго-восточной части, около четверти территории. Обозначились набережные, начало Большого проспекта, наметились первые ряды улиц-линий.

Пройдет еще десять лет, и уже будут смотреться в зеленые воды Невы и Кунсткамера, и дворец жены брата царя — Прасковьи Федоровны, уже будет наведен через Неву Исаакиевский мост на плавучих опорах, в глубине Стрелки поднимется Гостиный двор, а на северо-восточной оконечности Васильевского зашумит, затрепещет флагами иноземных кораблей петербургский порт.

Но все ясней становилось с годами: центра Петербурга на Васильевском не получится. Плетью обуха не перешибешь. Отторгали нещадно болота и леса острова натиск его подневольных первостроителей. Да и петербуржцы давно уже перестали сочувствовать Петрову замыслу. И все реже обращали на остров свой осветленный надеждой взгляд государственные особы. Пока, наконец, в начале 1730-х годов, по причине того, что центр Петербурга сам по себе оформился на Адмиралтейской стороне, от идеи Петра не отказались окончательно. Васильевский был объявлен предместьем; завершение его ансамблей отложено на неопределенный срок…

Теперь — о каналах. Васильевскому не суждено было превратиться и в маленький Амстердам.

Как известно из «Описания» Петербурга того же А. И. Богданова, каналы начали рыть только в 1727 году. Они потянулись от Большой Невы к Малой между Четвертой и Пятой линиями, Восьмой и Девятой, по Кадетской линии, а несколько позже, и вдоль здания Двенадцати коллегий на месте нынешней Менделеевской линии. Кроме того, намечалась прокладка широкого канала по просеке, прорубленной от Меншиковской усадьбы — к взморью.

В дальнейшем канал этот намечалось дотянуть до Стрелки и завершить бассейном на главной площади нового города. Впрочем, мало ли грандиозных планов затевалось на Васильевском!.. Забегая вперед, скажем, что канал этот рыть так и не начинали.

Ну, а как выглядели каналы, к сооружению которых все-таки приступили? Один из них, напротив здания Двенадцати коллегий, изображенный на известном рисунке М. И. Махаева 1732 года, смотрится довольно широким и полноводным. Что же касается глубины каналов, то сведения на этот счет разные. Во всяком случае, сохранилось свидетельство, что возглавлявший кафедру химии Академии наук курляндский медик М. Бюргер погиб в 1728 году при не столь уж редких в тогдашнем Петербурге обстоятельствах — в нетрезвом виде выпал из кареты в канал и утонул.

Вообще-то свой канал должна была иметь впоследствии каждая третья улица Васильевского. На пересечении каналов с Большой Першпективой, нынешним Большим проспектом, по замыслу Трезини планировалось устроить квадратные бассейны. Но все идеи эти постепенно стали утрачивать свою былую привлекательность. И не каналы, а мелкие канальцы для стока воды появились вдоль проезжей части некоторых из Василеостровских линий. Смрад и гнилая сырость витали над этими новоявленными водными протоками.

И вот, наконец, в 1767 году, невзирая на гигантскую затрату сил, ушедших на их прокладку, Екатерина II велела каналы засыпать. Ибо, как говорилось в решении комиссии о Санкт-Петербургском строении: «От них бывает одна грязь и происходит дух вредительный здоровью…».

Каналы засыпали. Но остался вопрос: зачем было городить огород? Зачем начинать строительство нового Амстердама, так и не доведя его до конца, когда вода в каналах стала бы жить, то есть двигаться?