Небеса рассудили иначе - Полякова Татьяна Викторовна. Страница 15

– Опять батареи прорвало? – усмехнулась сестрица.

– Не угадала. У меня интеллектуальный зуд. Читаю книжку Смолина.

– Впечатлена, но на кой черт она, стесняюсь спросить?

– Собираюсь навестить Софьиного родителя и блеснуть познаниями в литературе.

– Смолин кого попало не принимает, а если скажешь, по какой ты нужде, может запросто в шею погнать. К Турову он вряд ли питает симпатию.

– Все так, – вздохнула я. – Но со стариканом надо встретиться.

– Не такой уж он и старикан. Год назад я его видела на губернаторском вечере, выглядел очень даже ничего. Глянь в Интернете, по-моему, он чуть старше нашего папули.

– Гляну. Так я сегодня на работу забью?

– С последующей отработкой, – фыркнула сестрица и отключилась.

Через пару часов я уже жалела, что лишилась законного выходного, оставшись дома. Вторая книжка Смолина особого впечатления не произвела. Здесь тоже был молодой человек, и несчастная любовь присутствовала, но как-то это не цепляло. Хотя рука мастера, как говорится, чувствовалась.

Бросив книжку где-то на середине, я нашла последний по времени роман Смолина «Красный конь» и быстренько пролистала. Желания погрузиться в чтение так и не возникло. Смолин-младший, должно быть, прав – его отцу не удалось повторить успех «Прощальной песни». Что ж, таких примеров сколько угодно. Все, что было за душой, автор выложил в одном романе, озарений больше не возникало, и последующие книги – перепевы предыдущих.

Я решила на досуге просмотреть остальные книги Смолина и позвонила подружке-журналистке, с намерением узнать, где живой классик обитает в настоящее время.

– Зачем тебе Смолин? – удивилась подружка.

– Автограф хочу взять.

– Гонишь? У него, кстати, дочь недавно исчезла, ты в курсе? По телевизору обращались ко всем, кто ее видел. Подозревают ее парня, он вроде даже в тюрьме.

– Где сейчас Смолин, знаешь? – не выдержала я.

– На своей даче. Поселок Бережки, это на Святом озере. Между прочим, заповедная зона и строить там вроде бы нельзя. Но кому-то можно.

Я была уверена: найти дом Смолина в поселке труда не составит, человек он заметный и доброхоты его жилище укажут. А вот захочет ли классик со мной разговаривать, еще вопрос. К адвокату человека, которого он, возможно, считает убийцей своей дочери, вряд ли возникнут добрые чувства, а врать великому, что я, к примеру, журналистка, как-то неловко. Хотя я бы, наверное, соврала, да толку мало: нужные вопросы не задашь. И я решила пустить в ход тяжелую артиллерию. Обращаться к папе – пустое дело, а вот мама…

Я быстренько набрала ее номер, мама тут же сурово произнесла:

– Я ведь просила не звонить в рабочее время.

– Вопрос жизни и смерти, – порадовала я. – Ты с писателем Смолиным знакома?

– С этим надутым индюком? На кой черт он тебе сдался?

– Его дочь пропала. Обвиняют нашего клиента.

– Почему мне твой отец ничего не сказал? – рявкнула мама.

– Наверное, пока не знает. Убили адвоката Нилова и…

– Вот именно. Не хватало только, чтобы и вас кто-то убил.

– Мама, – взмолилась я. – Это было ограбление. Грабить Агатку никто не рискнет, а я аппетитов не вызываю. Ты знакома с ним или нет?

– Знакома. Тоже мне, Лев Толстой.

– Одну хорошую книжку он все-таки написал.

– Младенческий лепет. Взрослый мужик – и вдруг эти сладкие сопли.

– А я-то всегда думала, что мои родители романтичны.

– Не морочь мне голову. Жена Смолина редкая дура, но мы с ней вроде бы подружились. На Восьмое марта мне подарок прислала. Книжку ее гения. Я пробовала читать и уснула, хорош подарок. А ему Государственную премию дали. Правда, давно.

– Может, и Нобелевскую дадут.

– Европа – скопище психов, может, и дадут. Звонить этой услужливой бегемотихе я не буду, но если передашь от меня привет, в дом тебя пустят.

Мама повесила трубку, а мне осталось только радоваться, что у меня такая прекрасная семья – каждый спешит прийти на помощь.

К встрече я решила подготовиться и просмотрела оставшиеся без внимания книги Смолина. При случае выдам себя за поклонницу его творчества. Сжевав бутерброд и запив его кофе, я переоделась в костюм, подарок Агаты, ибо внутренний голос подсказывал: надо соответствовать.

Святое озеро – место заповедное. Неудивительно, что Смолин выбрал его для постоянного проживания. Впрочем, в это время года там, должно быть, довольно скучно. Зато для работы самое то: сиди, твори, никто не мешает. Да и до города совсем близко, если без пробок, то за двадцать минут доберешься.

Мне повезло, и доехала я за двадцать пять минут. Свернула с шоссе, завидев указатель, и вскоре впереди показались первые дома. Не скажешь, что особняки, разбросанные вдоль озера, выглядели особенно живописно, зато дорога была образцовой. Я решила отыскать магазин или почту, навести там справки, и тут увидела еще один указатель: скромную стрелку и надпись под ней: «К дому писателя Г. С. Смолина».

– Предусмотрительно, – буркнула себе под нос и проследовала в указанном направлении. Еще три стрелки вывели меня к дому из красного кирпича, крыша из черепицы, невысокий заборчик. В общем-то, все достойно, но я ожидала увидеть жилье побогаче. Вокруг высились настоящие дворцы, и дом Смолина говорил о том, что его хозяин не только велик, но и скромен.

Рядом с воротами оказалась обширная парковка, выложенная серыми плитками, тут же росла рябина. Каким-то фантастическим образом на ней сохранилась гроздь ягод, единственное яркое пятно, украсившее этот серый день. Синоптики в который раз обещали солнце, но оно упорно пряталось.

Я выбралась из машины и направилась к калитке, снабженной домофоном. В этот момент дверь распахнулась, и на крыльце дома я увидела женщину в длинной юбке и шали, которую она запахнула на груди и теперь придерживала двумя руками. По дороге я заскочила в цветочный магазин, букет был у меня под мышкой, я поспешила выставить его вперед, заслоняясь, точно щитом, и громко произнесла:

– Добрый день.

– Вы к Геннадию Сергеевичу? – спросила женщина. – Вам назначено?

– К Раисе Петровне, – ответила я.

Калитка открылась, и я, не теряя времени, поднялась по ступенькам крыльца. Раису Петровну я видела на фотографии в Интернете и сейчас с трудом, но узнала. Она любила наряды с искусственными цветами, тяготела к украшениям, боа и шляпкам с вуалью. Сейчас передо мной стояла женщина скорее деревенская. Короткая стрижка, которую выбрали из соображения удобства, вряд ли в будни Раиса Петровна тратила время на поддержание своей привлекательности. Впрочем, в молодости она красотой тоже не блистала. Тяжелый подбородок, крупный нос, губы узкие, выпирающие надбровные дуги. Глаза смотрели словно с недовольством, впечатление было такое, что она сейчас захныкает. Рот ее и вправду скривился, она собралась что-то сказать, но я, сунув ей букет, опередила.

– Мама просила передать вам привет и наилучшие пожелания. Ой, извините… я не представилась. Завьялова Ефимия Константиновна. Моя мама…

– Августа Николаевна? – выжала из себя легкую радость Раиса Петровна. – Как это мило с ее стороны. Проходите…

Я прошмыгнула в дом, улыбаясь во весь рот и продолжая приглядываться к хозяйке. Она упорно напоминала мне усталую лошадь. И двигалась как-то странно, шагала широко и вбок, а чувство было, что вот-вот перейдет в галоп.

– Значит, вас зовут Ефимия? У вас ведь есть сестра? Адвокат, кажется?

– Да. Мы работаем вместе.

Теперь мы находились в просторном холле. Слева шкаф-купе, прямо напротив старенькое пианино. Возле окна кожаный диван, довольно потертый. Стены увешаны фотографиями. На самой большой Смолин пожимает руку президенту. Снять пальто мне не предложили, и я заподозрила, что меня скоренько выпроводят, оттого и метнулась к фотографиям.

– Боже мой… это на каком-то ужине?

– На вручении Государственной премии, – с достоинством ответила Раиса Петровна и слабо улыбнулась. – После церемонии президент подошел к Геннадию Сергеевичу и разговаривал с ним полчаса. Это не осталось без внимания. Даже в новостях об этом сказали.