Одна крошечная ложь (ЛП) - Такер К. А.. Страница 50

Мне кажется странным, что Рейган не спрашивает о причинах, что она совершенно не удивлена моим заявлением. Почему нет? Я сама удивлена. Если бы мне пришлось написать на бумаге все черты, которые подходят моему идеальному мужчине, а потом нарисовать его, на страничке появился бы Коннор.

— Он хочет познакомить меня с родителями.

Как я теперь смогу это сделать? Его мама поймет! У матерей чутье на такие вещи. Она при всех выведет меня на чистую воду. И это будет первое избиение камнями во всей истории гребли в Принстоне.

— Значит, познакомься с его родителями, а потом порви. Ты же не замуж обещаешь за него выйти. Иначе ты поставишь себя и Коннора в очень неловкое положение в день гонки. Все и так будет неловко.

— Почему?

— Потому что там будет Дана.

Это имя…словно удар под дых.

— Ну и что, что она там будет. Между мной и Эштоном ничего нет.

«Лгунья, лгунья, лгунья!»

Повисает пауза.

— Что ж, это хорошо, потому что к завтрашнему дню Эштон станет покойником.

— Что? — Во мне поднимается паника.

— Он сегодня тренировку пропустил. Папа его выловил. Он до сих пор, наверное, круги наматывает, а на улице-то холодно.

Не уверена, что должна испытывать по этому поводу. Вину, это точно, потому что его наказывают за то, что он был со мной. Но…я прижимаю руки к животу, пока сердце разрывается от эмоций. Он знал, что так будет, и все равно пришел.

Рейган еще не закончила.

— И не забывай, что той ночью еще вечеринка в честь Хэллоуина будет. Не думаю, что тебе захочется сделать ее слишком неловкой. Вы же с Коннором не спите…ведь так?

— Так…Там будет Дана?

— Нет. Слышала, Эштон сказал, что она будет навещать свою семью в Куинсе [18] .

Я облегченно выдыхаю.

— По крайней мере, я так считаю. Подожди до следующей недели, а потом бросай своего милашку.

— Да, наверное, — вздыхаю я. Чего стоят еще пара дней терзаний? Вообще-то, это неплохая идея. Наказать себя. Я этого заслуживаю. Я переворачиваюсь на бок. Голова заработалась до изнеможения. — Спокойной ночи, Рейган.

— Спокойной, Ливи.

Пауза.

— Эй, Ливи? — Рейган откашливается пару раз, и я понимаю, что она с трудом пытается удержаться от смеха. — В следующий раз, пожалуйста, вешай носок на дверь, чтобы меня предупредить?

* * *

— Такие красивые, — шепчу я.

Я лежу, свернувшись калачиком в кровати, с букетом фиолетовых ирисов в руке и Коннором на телефоне.

«И я их не заслуживаю. Как и тебя».

— Помню, ты говорила, что любишь ирисы. Ты в курсе, что осень — для них не сезон?

Я улыбаюсь, а по щекам текут слезы. Каждую весну папа удивлял маму букетами фиолетовых ирисов. За исключением того, что это не было сюрпризом, потому что он дарил их каждую пятницу на протяжении, вроде как, пяти недель — так долго, сколько они цвели. Однако каждый раз на лице мамы появлялась широкая улыбка, и она с радостью начинала обмахивать себя рукой, словно он делал ей предложение. А мы с Кейси закатывали глаза и передразнивали чересчур эмоциональную реакцию мамы.

Теперь же воспоминание о фиолетовых ирисах будет ассоциироваться у меня с моим предательством.

— Я в курсе. — А это значит, что Коннор потратил на них астрономическую сумму денег, купив либо импортные цветы, либо специально выращенные. — Что за повод?

— О… — Коннор медлит, и я представляю, как он прислоняется к тумбовому столу на кухне. — Просто, чтобы ты знала, что я о тебе думаю, и не переживала насчет оценки.

Я сглатываю.

— Спасибо.

Эта оценка. После той работы с тройкой с минусом, я получила результаты по всем своим экзаменам. И все с тройками. Все, кроме Английского, где я заработала четверку. Профессор даже написал, что ему понравился мой подход к основной идее. От него это звучало так, будто четверка — это хорошо. Мой взгляд на моральные дилеммы, с которыми столкнулись герои «Грозового перевала», и их выбор, очевидно, привели его в восторг. Может, потому, что больше не в состоянии трезво мыслить касательно собственных моральных принципов, я делаю интересные выводы в отношении положения остальных. У меня такое ощущение, будто я попала в какую-то странную сумеречную зону, где с ног на голову перевернуто все, что я знала. Я подумывала, не написать ли Эштону и дать знать, что меня надо еще приободрить, но удержалась.

— Мои родители с нетерпением ждут встречи с тобой завтра.

Крепко сжав веки, я лгу:

— Как и я.

Глава 17

31 октября

Однажды доктор Штейнер предположил, что все люди сталкиваются в своей жизни с таким днем, который определяет их, придает четкую форму тому, кем они станут, ставит их на правильный путь. Он сказал, что этот день либо направит их в нужном направлении, либо будет преследовать до последнего вздоха. Я сказала ему, что он слишком драматизирует. Сказала, что не верю в это. Эти слова создают такое впечатление, будто до этого момента человек — это податливый кусок глины, который только и ждет, пока его обожгут, чтобы затвердели изгибы и складки, хранящие его индивидуальность, устойчивость. Или неустойчивость.

Совершенно неправдоподобная теория. Да еще и из уст медика-профессионала.

Однако, может, он и прав.

Оглядываясь сейчас назад, я думаю, что согласилась бы с тем, что днем моего обжига был день гибели родителей.

А 31 октября стало тем днем, который разбил весь узор.

* * *

— Сегодня я так напьюсь! — заявляет с поднятыми высоко руками и запрокинутой назад головой Рейган, греющаяся на утреннем солнце. Ее совершенно не волнует, что мы стоим посреди толпы зевак на финишной линии, ожидая, пока ребята выберутся из своей выигравшей гонку лодки. Рейган предупредила, что эта гонка имеет огромное значение, и все же я удивилась, узнав, что сегодня участвовать будет более четырехсот лодок.

— И чем же эти выходные отличаются от всех остальных? — дразню ее я, туго запахивая свою легкую куртку. Три года жизни в температурных условиях Майами избаловали меня, отвыкшую от морозного северного воздуха, в котором я выросла. К тому же, сейчас середина утра и мы стоим у реки, и прохлада лишь усиливается.

— Ты о чем? Они полностью отличаются. У нас неделю не будет занятий, а сегодняшняя вечеринка станет грандиозной. — Она возбужденно подпрыгивает. Под глазами у нее появляются очаровательные ямочки, а блондинистый хвостик цвета меда раскачивается из стороны в сторону. — И у меня есть милейший костюм непослушной медсестрички. — Мне остается лишь покачать головой. Видела я его уже. Он точно милый и определенно неприличный. И совершенно нереальный. Грант не знает, что его ожидает. — Ты же оденешься в костюм непослушной школьницы, да?

Вероятно, названия всех женских костюмов должны начинаться со слова «непослушный» — идея Гранта и Тая. К несчастью, я уверена, что буду единственным чудиком, если не послушаюсь.

— Школьницу я выдержу. Но не непослушную.

Рейган увидела мою плиссированную юбку (ту, которая была надета на мне, когда Эштон возил меня в больницу) и решила доделать костюм за меня, притащив домой подтяжки, чулки и красные туфли на шпильке. Я вздыхаю. По правде говоря, не думаю, что вообще хочу идти. Чем скорее закончатся эти выходные, тем скорее я смогу избавиться от этого чувства вины, выдавливающего весь кислород из легких. Но Рейган и слышать ничего об этом не желает.

Она поворачивается ко мне и смотрит щенячьими глазками, обычно припасенными для Гранта.

— Не вздумай меня кинуть, Ливи. Это Хэллоуин!

— Я…не знаю. Это, а потом еще и смена волонтером… — Молчу о том, что едва спала последние четыре ночи. Разум никак не хотел успокаиваться, а внутренности не прекращало скручивать. Благоговейный страх — вот, что разрывало меня на части. Страх перед знакомством с родителями Коннора, страх перед тем, что мне предстоит увидеть Эштона с его милой и ничего не подозревающей подружкой.