Жнецы Страданий - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка". Страница 58

Пленница покачала головой:

– Он мальчик. Ему нужна мужская кровь…

И тихо заплакала, понимая, что чуда, которое могло случиться у нее на глазах, не произойдет.

– Да хватит уже выть, – досадливо одернула ее охотница. – Рот раскрой. И учти, только рыпнешься – прирежу не глядя.

Узница тотчас последовала приказу, и в рот ей полилось горячее, терпкое, тягучее… В рот ей лилась сила, бурлящая, неистовая, стихийная.

– Хватит. – Девушка провела пальцами по ране, затворяя ее. – Ишь, возрадовалась. Давай сюда его.

И Ходящая, тотчас забыв и о блаженстве, и о своем безмерном удивлении, прижала к груди пищащий сверток и крикнула:

– Нет!

– Тише, дура, чего разоралась, – тотчас нависла над ней охотница. – Совсем очумела?

Последние ее слова потонули в скрипе тяжелой двери.

Кровососка затаилась, понимая, что накликала беду. От мокрых стен отразился ослепительный, выжигающий глаза свет, и узница зажмурилась, прикрывая собой ребенка.

– Лесана? Ты чего как долго?

Охотница вскочила с топчана, и Ходящая не столько увидела, сколько поняла, что в ее темницу вошел кто-то третий. Мужчина.

Тамир застыл на пороге, с ужасом лицезрея открывшуюся картину: потная роженица, закрывающая собой дитя, кровь на досках, Лесана с вытянувшимся бледным лицом.

– Что у тебя тут творится? – спросил колдун, склоняясь к лежаку. – Она разродилась, что ли?

– Да. Погаси факел, ей же больно.

Парень хмыкнул, но огонь потушил. В узилище снова воцарился белесый полумрак. Кровососка выпрямилась, прижимая к груди ребенка. Не отдаст. Никому.

– Не забирайте… – Несчастная стала сползать с топчана на пол, на колени. – Не забирайте… Все одно ведь умрет, дозвольте оставить, пусть со мной, пусть тут… – бессвязно лопотала она.

Колдун брезгливо отпрянул. Баба была потная, ноги в крови, ребенок в мятом ветхом платке тоже казался каким-то вымазанным, сморщенным и уродливым.

– Почему умрет? – спросил выученик Донатоса, поворачиваясь к Лесане.

– Ему кровь нужна.

– Чья? – глупо спросил Тамир.

– Твоя.

Парень посмотрел на подругу как на дураковатую.

– Моя?

– Да. Мужская. Иначе помрет.

Послушник переводил взгляд с рыдающей матери на Лесану и обратно.

– Одурела? – только и спросил он.

Лесана молчала. Что сказать? Они мало что знали о кровососах. Их столь редко удавалось изловить, что даже для креффов эти Ходящие были тайной неведомой.

Тамир смотрел на плачущую у него в ногах молодую бабу, прижимающую к груди свой бесценный и такой безобразный для него пищащий кулек. И дикая смесь жалости и гадливости охватила колдуна. Он вспомнил негнущуюся походку Айлиши и ее слова про сына, про то, как плачет ребенок в ее разбитой голове.

Нежить говорит, что хочет, но что, если бы Айлиша – его Айлиша! – вот так же попала в стан к Ходящим и рыдала в ногах у вожака стаи, прижимая к груди их ребенка?

– Давай его сюда, – глухо сказал колдун, разрезая ладонь.

Лицо узницы невозможно было описать – оно превратилось в застывшую личину изумления и… благодарности.

Тамир крепко сжал кулак, наблюдая за тем, как струйка черной в свете колдовского сияния крови стекает в раскрытый рот младенца. Тот сразу затих, ловя губами рану, и присосался к жесткой мужской ладони, сладко и жадно причмокивая.

Несколько мгновений он ел, а потом закрыл глаза и задышал спокойно и ровно.

Колдун уже собрался было отвести руку, как к ней припала узница, торопливо и благодарно целуя. Парень выхватил ладонь у кровопийцы и отступил на шаг.

– Довольно. Лесана, выходи.

– Нет.

– Что? – Он перевел на нее недоумевающий взгляд, надеясь, что ослышался.

– Нет. Ее надо вывести.

– Ты сдурела? – Парень постучал пальцем по лбу. – Она – кровосос. Ходящая. Выпустишь, пойдет жрать соседние деревни. Ты в уме? Или совсем рехнулась, роды приняв?

– Я. Ее. Выпущу. – Девушка мрачно уставилась на Тамира и заслонила пленницу собой.

– Только попробуй, – спокойно ответил колдун, понимая, что подруга окончательно повернулась умом от жалости.

– Я – ратоборец.

– Ну а я – колдун. Дернись только, упокою обоих. Выходи.

И Лесана, понимая, что он никогда ее не простит, ударила. Ударила так, как учил Клесх, вкладывая в кончики пальцев всю силу, позволяя ей устремиться с них прямым лучом. Лишь за миг ослабила удар, чтобы не убить, а только оглушить.

Тамир рухнул, как подрубленное дерево.

– Ну, чего вылупилась? Быстрей, дура! – рявкнула девушка, хватая узницу за плечо. – Бегом!

Она волокла ее коридорами, подталкивая на поворотах. Они бежали, оскальзываясь на гладких каменных полах, а уж как вылетели из низкой двери прямо в морозную ночь – пленница вовсе не поняла. Ей вообще казалось, будто она спит и видит дикий сон. Только когда мороз и яростный колючий ветер ударили в лицо, она уразумела, что происходящее не мерещится.

– Иди. Быстро. Если я тебя или этого выродка встречу еще хоть раз, убью обоих. Поняла? – спросила странная охотница и встряхнула Ходящую. – Поняла?

– Да! – Она вцепилась вдруг в руку человека и спросила о том, что мучило ее с первого мига их встречи: – Почему ты помогаешь мне? И как ты меня назвала?

– Зорянка. Потому что ты – моя сестра. А теперь – пошла вон!

И охотница толкнула ее в спину, выталкивая в объятия метели и ветра.

Прежде чем возвращаться в казематы, Лесана поднялась в мыльню и набрала полное ведро ледяной воды. Она собиралась привести в чувство Тамира, а уж потом идти с повинной к Дарену – признаваться в содеянном, чтобы за ее глупый поступок наказание не постигло ни в чем не повинного парня.

Однако когда она вернулась в каземат, там уже царил переполох. Трое старших послушников из ратоборцев осматривали темницу, а Тамира выхаживали двое целителей. Глаза у парня были мутные, но на Лесану он посмотрел… Ох, лучше бы и вовсе не смотрел. Выученица Клесха поняла – дружба их закончилась. Да и странно было бы, случись иначе.

А над гудящим роем голосов вдруг послышался скрипучий и командный окрик старика Рэма.

– Ты откуда здесь? – подскочил к девушке крефф.

Уже одно то обстоятельство, что старик двигался прытко и шустро, говорило о многом.

– Я?.. Вот, за водой ходила… Меня Дарен приставил казематы убирать, – пробормотала Лесана, не зная, что еще сказать и не понимая, почему их с Тамиром не собираются вязать и предавать смерти.

– За водой! Дура безмозглая! Кровососка стража как-то подозвала, зачаровала, видать, а потом вырвалась. Гляди, вон, еле очухался.

Тамир смотрел прямо и зло.

– Я за водой ходила… – растерянно повторила послушница. И вдруг оживилась: – А как она смогла-то?

– Как, как… Не твоего ума дело. Смогла вот, – отрезал Рэм, на миг замешкавшись. – Ты-то помнишь хоть что? – повернулся он к оглушенному колдуну.

Тот, не отводя от Лесаны глаз, ответил:

– Мне помстилось, Лесана зовет. Спустился, а потом не помню ничего…

– У-у-у, дурень! Тьфу! Остолопы! Хорошо хоть заклятие охранное на двери взвыло, а то бы так и лежал тут бревно бревном.

И Рэм, махнув рукой, заторопился прочь.

Девушка в растерянности застыла, не понимая, как вышло так, что их не подозревают? Отчего? Увы, объяснять ей никто ничего не собирался.

– Лесанка, – окрикнул послушницу старший из учеников Ольста – Милад. – Ну, чего стоишь-то? Иди отсюда. Не до уборки теперь. Иди, иди…

Она пошла прочь, огорошенная не столько происшествием, сколько последствиями. Виновница переполоха ждала даже не наказания – казни, а на деле выходило, никому и дела нет ни до нее, ни до Тамира, ни до их причастности к побегу пленницы…

Нэд тяжелыми шагами мерил свой покой. В душе у смотрителя Цитадели поселилось тоскливое беспокойство. Слишком многое навалилось в последние месяцы. Сначала потеряли девку с Даром, теперь вот Ходящая с выродком смогла сбежать оттуда, откуда еще никто не сбегал. Выученица Клесха бесполезной оказалась. Хотя чего от такого наставника ожидать-то!