Жнецы Страданий - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка". Страница 69
Когда она на подгибающихся ногах взлетела наверх, задыхаясь, цепляясь за щербатые стены, потная, дрожащая, то даже с этой высоты услышала, как заскрипели ворота. Девушка подскочила к окну и припала к холодному камню, жадно всматриваясь в спину того, кто оставлял ее навсегда.
Ей показалось, будто слишком уж прямо он держится в седле, слишком яростно стискивает в кулаке повод коня, но… Всадник был далеко, и, скорее всего, дурехе просто мерещилось. Ратоборец правил к лесу… и вдруг замер, натянул узду и обернулся.
Он словно знал, где искать ее взглядом. Тоненькая девушка в окне башни. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Он сдерживал гарцующего коня, она застыла, чувствуя, как сжимается горло и бешено грохочет сердце. А потом вершник стегнул нетерпеливого жеребца, и тот, обрадованный, что человек наконец-то дал ему волю, ударил копытами схваченную утренним морозцем землю.
Фебр скрылся за деревьями, а Лесана сползла вдоль окна на пол и уткнулась лицом в колени. Больше всего на свете ей сейчас хотелось расплакаться. Но проклятые слезы будто навсегда пересохли. И несчастная могла только глухо стонать, не в силах никак избыть тяжкую муку. Одиночество навалилось со всех сторон, холодным сквозняком пробежало по коже, забираясь под одежду, просачиваясь в сердце.
Наверное, следовало благодарить Хранителей за то, что подарили счастье, пусть короткое, но яркое, настоящее. Однако слова благодарности не шли на ум, а с губ рвался все тот же хриплый стон. Наконец Лесана поднялась на ноги и направилась прочь. Отъезд Фебра мог означать только одно – ее крефф вот-вот вернется. Или уже вернулся. От этой мысли в душе шевельнулось вялое любопытство. Шевельнулось и погасло.
Далеко от Цитадели
Слада вела за руки двоих молодших. Радош сладко сопел, устроенный в куске холстины, повязанной через плечо матери. Они снова были все вместе. И Дивен уже не выглядел умирающим.
Они миновали чащобу и теперь шли через молодой лес, протянувшийся вдоль вертлявой речки. На душе воцарилось спокойствие. Дети больше не казались прозрачными до синевы. Весна возвращала надежду. И странники тянулись, стараясь за ночь преодолеть как можно большее расстояние.
Теперь уже смутно помнилась суровая зима, сугробы по колено и то, как Слада и Дивен уходили от погони. Даже сама Цитадель и диковинная охотница казались сном. Но до сих пор оставался в памяти второй день после побега, когда жена и муж остановились на ночлег. Дивен срубил в дикой чаще шалашик, в нем и схоронились. Женщина надеялась отдохнуть, но муж не сразу позволил ей прикорнуть и забыться сном. Схватил за плечи и встряхнул:
– Зачем ты ушла? Как ты смогла им попасться?
Она виновато опустила глаза и сказала:
– У меня рассудок мутился. Я… отправилась к людям.
Он застонал, с ужасом понимая, какую глупость она совершила.
– Я же кормил вас, – глухо сказал он.
– Ребенок… – Жена кивнула на сладко сопящего Радоша. – Все не в жилу шло, а в него. Меня шатало. Я не могла вас задерживать. Там рядом оборотни были! – Она говорила запальчиво, взахлеб. – Что, если бы охотники вышли на Стаю? Нашу Стаю? Ты без памяти лежал! Как бы мы отбились? Ты все отдал!
Дивен молчал. Она была права. Он и впрямь отдал все и, изнуренный долгим переходом, бессонными днями и ночами, сам свалился без памяти, а его крови, отданной Стае, оказалось слишком мало. Дети подросли, им требовалось все больше, что уж говорить о взрослых, на которых лежали тяготы пути.
– Слада… Ты должна была укусить меня, – сказал он. – Почему ты этого не сделала?
Она заплакала, прижимая к себе Радоша.
– Ты еле дышал. Если бы я тебя укусила, ты бы умер. И не говори обо мне, как о каком-то животном, как о скотине! Я никогда не смогу тебя укусить.
Мужчина разозлился.
– Слада, Каженник тебя раздери, иногда приходится делать то, что не хочется! А если бы ты не сбежала? Если бы тебе не помогли? Я – Осененный, но даже я не могу проникнуть в Цитадель и уж тем более выйти из нее! А если бы вы погибли, ты и он?!
Дивен кивнул на сына.
– Как бы я жил с этим? Об этом ты думала? Думала о том, что Сдевою пришлось, рискуя всеми нами, искать жертву? Он притащил в Стаю человека, чтобы поднять меня! Слада…
Она расплакалась – горько, безутешно.
– Я не думала… – говорила она сквозь судорожные всхлипывания. – Понимаешь ты, я не могла думать! Помню, склонилась над тобой, а ты почти не дышал. Помню, Ива из шалаша высунулась, что-то спросила, но у меня уже в голове шумело и сердце выпрыгивало. И эта ярость… Я боялась обезуметь! Что бы они стали делать, если бы мной овладело бешенство? Ты без памяти и я… тоже.
На несколько мгновений в шалашике воцарилась тишина. Мужчина и женщина молчали. Каждый понимал правоту и… неправоту другого. Ребенок сонно заворочался, зачмокал. Слада торопливо освободила ворот рубахи, прикладывая малыша к груди.
– То, что ты рассказала, похоже на вымысел, – тихо сказал Дивен. – Вас отпустили, дали крови… Почему? Я не понимаю.
Слада торопливо вытирала заплаканное лицо ладонью.
– Охотница, которая меня вывела, сказала, что она – моя сестра.
Муж вскинулся, пристально глядя в глаза жены.
– Сестра?
– Дивен… – Она поудобнее перехватила младенца. – Я знаю, мы все были людьми. Раньше. Почему мы ничего не помним? Я не узнала ее. Она… она страшная. Ты бы видел, какие мертвые у нее глаза… Как два пересохших колодца. Когда смотришь и понять не можешь, что там. В них даже на донышке души не видать. И она отпустила нас. Ты бы видел, как она парня того приложила… Дивен, ее не убьют за то, что она сделала?
– Не знаю, – вздохнул он, о чем-то размышляя. – Я знаю лишь одно – нам нужно торопиться. Я не смогу прокормить Стаю теперь, когда есть еще один ребенок. Моего Дара не хватит, я и так отдаю все до капли, и видишь, к чему это привело?
Женщина часто закивала.
– Спи. Завтра нам всю ночь идти. Спи, родная. – Он ласково поцеловал ее в лоб.
Уже устраиваясь спать на пахнущих смолой еловых ветках, Слада успела заметить, как задумчив сделался муж.
– Дивен…
– Что?
– Она назвала меня Зорянкой. Это было мое имя, до того, как…
– Да.
– А почему же… – Она не договорила, понимая, что ему не нужно объяснять.
– Потому что я не знал твоего имени. И имен остальных тоже не знал. Если хочешь, буду звать тебя так.
– Нет. – Она покачала головой. – Не надо. А свое имя ты помнишь?
– Помню. Я все помню.
Она хотела спросить, как его звали, но отчего-то побоялась, потому что видела, как осунулось от воспоминаний лицо мужа. Дар, что жил в нем, позволял многое, но и ко многому принуждал. А Слада не была уверена, так ли это хорошо, помнить свою жизнь до того, как стал Ходящим.
Снова всплыли в памяти полные ненависти и гнева глаза охотницы, назвавшей себя ее сестрой. И ее обещание убить при следующей встрече. Вспомнились обережники, которые пленили ее – одичавшую – возле деревни. Нет. Слада не хотела знать свою прежнюю жизнь, потому что очень возможно, что тогда она ненавидела бы себя нынешнюю с такой же силой, с какой ненавидели ее эти люди.
А она не считала, что заслуживает ненависти. Ни она, ни ее муж. И никто из ее Стаи. Потому что за всю свою жизнь Слада ни разу не убила ни одного человека.
13
Тамир торопливо шел по темному коридору в покойницкую. Ночь обещала быть тихой. Донатос уже несколько дней как уехал из Цитадели. Наступившая весна обязывала креффа уходить на поиски новых выучей. Даже Клесх и тот не возвратился еще. Разогнав оборотней, отправил в крепость Фебра, а сам из Встрешниковых Хлябей тронулся в путь.
Одним словом, наставников в Цитадели осталось чуть да маленько. В основном старики. Им помогали несколько креффов, которые не ездили по городам и весям из-за ущербности – одноглазый Ихтор да Ольст, что несколько лет назад сломал ногу, повредил колено и с той поры не мог долго находиться в седле. Ну и, конечно, Нэд.