Гинекологическая проза - Бялко Анна. Страница 16

То, что страдания, помимо моральных, могут быть чисто физическими, Ирочка постигла в полной мере во время лечения. Лапароскопия оказалась на практике введением внутрь световода через разрез на животе – вполне операция, хоть и под местным наркозом. Страшно и больно, и шовчики потом ноют. А маточный массаж, хоть за операцию и не считался, был жуткой сам по себе процедурой, когда в тебя, в самое сокровенное твое нутро вторгаются чуждые жесткие руки, и мнут тебя, и растягивают, и невозможно сдерживать крик, тут даже понимание того, что это все для твоей же пользы, не спасает. После этого разные мероприятия вроде гидротубации или чего другого кажутся просто развлечением, хотя и они малоприятны, а о стеснительности и прочих сантиментах забываешь напрочь. Да и само по себе нахождение в больнице (а Ирочке, естественно, приходилось периодически проводить там от недели до месяца) не способствует развитию в человеке чрезмерной стыдливости.

За время выполнения намеченной программы лечения Ирочка узнала многое не только о медицине. Она научилась лежать в больнице, где среди таких же несчастных она стала членом нерушимого женского братства. Не радостного сообщества молодых матерей, но братства женщин, лишенных по разным причинам этого такого естественного и такого необходимого счастья. Она не встречала до сих пор нигде такой искренней теплоты и бескорыстной готовности помочь, как здесь, в серых больничных палатах, среди женщин различных кругов и судеб, сведенных случайным образом в узких стенах. Невзирая на, а может быть, именно благодаря тому, что, по выходе из этих стен, встречаться им больше не приходилось, женщины здесь были предельно открыты друг другу, делясь с соседками по палате самым сокровенным, и получая столь же искренний отклик в ответ.

И Ирочка привыкла к таким отношениям и, странным образом, не то чтобы полюбила их, но после, на свободе, среди родных, среди Славиных скупых расспросов и материных суетливых причитаний, она чувствовала себя непонятой и чужой, как с другой планеты. В самом деле, ну как объяснить им, что вот прошлый анализ показал одно, а новый – совсем другое, и в этом есть повод для оптимизма, или наоборот; какими словами описать непричастному человеку, мужчине тем более, как болит все внутри после процедуры гидротубации, когда тебя всю, до маленькой клеточки, накачивают специальной жидкостью, наблюдая по приборам за ее током, и как болит потом душа, узнавая, что и это мучение было перенесено втуне. Больничный мир затягивал ее, даже работа не приносила облегчения, тем более, что там начинали коситься на ее отлучки, и, кроме того, приходилось придумывать каждый раз новые причины для очередного ухода в больницу, настоящих она там не открывала. Это действовало на нервы, и Ирочка стала подумывать о том, чтобы уйти с работы, хотя бы на время, долечиться спокойно. До чего долечиться, она не говорила даже сама себе, хотя вариантов тут было два – пан или пропал, и весы, чем дальше, тем неуклоннее клонились именно ко второму.

Как-то в конце осени, после очередных трех недель, проведенных в Центре (курс эндокринологической гормональной проверки-лечения, каждый день уколы и таблетки, от которых ломит поясницу, ноет все тело до кончиков пальцев и не хочется жить, каждый третий день – анализ крови из вены), Ирочка пришла к своему лечащему врачу на последний перед выпиской прием. Елена Игоревна у себя в кабинете перечитывала бумаги в толстой серой папке, в которой Ирочка опознала свою «историю болезни».

– Доброе утро, Ирочка. Присаживайтесь, – и продолжала листать. Закончила, закрыла папку, положила на край стола, чуть прихлопнув ладонью. – Так вот. Мне грустно об этом говорить, но я не вижу явных причин вашего бесплодия. Мы давно вас наблюдаем, мы провели множество обследований и профилактических курсов, и ничего серьезного мы за это время не находили. Были легкие следы воспалительного процесса, возможно, в результате осложнения после каких-либо инфекционных заболеваний, но, во-первых, сами по себе они достаточно незначительны, во-вторых, мы их успешно устранили. Что я могу еще сказать? На все только воля Божья. Я не вижу резонов вас дальше мучить, Ирочка, вам тут досталось за это время, – тут она подняла глаза на побледневшую, закусившую губу Ирочку, которая сидела, вцепившись, как в последнюю соломинку, в край стола.

– Ирочка, Ирочка, подожди, дослушай меня, я не собираюсь тебя бросать, я хотела предложить, наоборот, следующий вариант. Об искусственном оплодотворении слышала? О детях «из пробирки»? У нас в Центре уже несколько лет очень успешно этим занимаются, два десятка детишек выросло, знаешь, наверное? Ну вот. Только это все сложно, и тяжело, и шансы все-таки не стопроцентные, и я думала дать тебе время, где-то полгода, передохнуть, и посоветоваться с мужем, и потом, вдруг чудо случится... Кстати, Ирочка, о муже. Вообще-то мы, прежде чем лечить женщину, всегда сперва обследуем на бесплодие мужа, но ты к нам пришла уже откуда-то, и мне казалось, уже с бумажками, а тут я что-то не могу справки про мужа найти. Может, она у тебя где-то?

– Нет, Елена Игоревна, у меня нет. У меня ее вообще нет, я первый раз о таком слышу. Но знаете, с ним все в порядке, он абсолютно здоров, и у него... ну... – слова о том, что у Славы был ребенок, застряли комом у Ирочке в горле, но врач кивнула головой понимающе, и продолжила:

– Конечно, Ирочка, но ты пойми, я без такой бумажки просто не могу тебя направить. Я, по-хорошему, и лечить-то тебя без нее права не имела. Но это совсем несложный анализ, не больно, ничего. Ты тут у нас сколько всего вытерпела, не сравнить. Ты пока отдыхай, в санаторий опять съезди, а муж за это время пусть зайдет, сдаст, и я буду направление оформлять. Там еще очередь какая-то будет, так что сильно затягивать с этим не надо.

По выходе из больницы Ирочка первые несколько дней, как, впрочем, и каждый раз, завертелась в круговороте вольной жизни. Слава, родители, работа, пестрая череда событий различного масштаба, от похода в магазин до приема гостей – все это увлекало по контрасту с однообразными больничными буднями и занимало голову целиком. Тем более, на работе серьезно встал вопрос об Ирочкином увольнении – сколько фирма может мириться с ее, пусть даже наиуважительнейшими, отлучками? Ирочка, неожиданно легко для себя самой, согласилась уйти, и тут же, тоже неожиданно, получила сразу несколько предложений работы на дому, так называемой халтуры. Что было приятней всего, эта халтура щедро оплачивалась, так что она и в деньгах почти не теряла, не говоря о сознании собственной ценности. Халтура была, конечно, проявлением Олеговой заботы, он предвидел ее увольнение, и позаботился о наведении мостов. Компьютерный человек, а вот поди же...

Но бури пролетели и улеглись, жизнь устаканилась, вошла в колею, и Ирочка снова оказалась лицом к лицу со своими проблемами. Она и не забывала о них никогда, в фоновом режиме это всегда сидело в мозгу, но тут в проблему вовлекался Слава, а это было уже далеко за пределами обычного.

Нельзя сказать, что Слава совсем уж безразлично относился к Ирочкиным стремлениям, он, как примерный муж, исправно навещал ее в больнице, отвозил-забирал на машине, покорно выслушивал рассказы о больничных буднях и тонкостях лечения, но все это как-то чуть отстраненно, так что Ирочка не могла отделаться от ощущения, что Слава воспринимает ее мучения несколько вчуже, а его действия вызваны не искренним желанием помочь ей, а скорее осознанием того, что так положено. Жену положено любить и навещать в больнице. Точка. Положено вместе с ней хотеть ребенка. Положено ее поддерживать – он и поддерживает, хотя сам с гораздо большим удовольствием занимался бы сейчас изготовлением из титановой пластины горного крюка номер семнадцать.

Поэтому, прежде чем начинать со Славой разговор об искусственном зачатии, Ирочка еще и еще раз обдумала вопрос сама, желая окончательно убедиться в серьезности своих намерений, ведь, чем глубже убеждена в чем-то сама, тем легче заставить поверить в это другого. Все-таки была в таком способе зачатия некая искусственность, да что там – некая, сплошная просто синтетика, ей, конечно, хотелось бы не так. А с другой стороны, генетически все в порядке, ребенок, безусловно, ее и Славин, а что какие-то клетки соединились не в одном, а в другом месте – что с того? Носить-то она будет сама. Ирочка снова представила, как у нее внутри будут скрестись крошечные ручки... Конечно, это только ее ребенок, никаких вопросов, и все-таки, все-таки... Совершенно неясно, как Слава еще это воспримет, с его правильностью и некоторым пуританством воззрений. И посоветоваться-то ни с кем нельзя, ведь о таком способе зачатия, если они на это решатся, никто не должен знать, зачем ребенку на всю жизнь клеймо. Доктор сказала, можно еще подождать, может, и стоит? Но опять же, время идет, чуда можно ждать вечно и не дождаться, а ей уже тридцать два... Не Бог весть сколько, рожают и позже, даже и первый раз, но и с пробиркой тоже, наверное, чем моложе, тем лучше... И еще этот Славин анализ... Почему-то Ирочка, кроме прочих сомнений, еще отдельно опасалась заговаривать с ним именно об анализе.