Божественная охота - Фирсанова Юлия Алексеевна. Страница 71

Дракон Бездны пренебрежительно фыркнул, переместился к окну в сокровищницу, выставил вперед руки и, коротко дыхнув, слегка встряхнул кистями рук. Живописно колыхнулись тонкие золотые рукава длинной туники в разрезах верхнего ало-малахитового платья. К скелетам-агрессорам устремилась сплошная волна бездымного серого пламени. Элегор рефлекторно зажмурился, ожидая неимоверного жара, опаляющего кожу, но ощутил лишь прохладное дуновение и очень вовремя открыл глаза, чтобы увидеть, как серый огонь, касаясь призрачного синего света и костей, обращал их даже не в прах – в ничто. Герцог даже не успел по-хорошему испугаться, как остался в совершенном одиночестве среди груды богатств с зажатой в руке добычей. К вящему облегчению Элегора, окно в зал Межуровнья вновь возникло аккурат посреди пещеры в нескольких сантиметрах над полом.

Злат демонстративно зевнул, прикрыв ладонью рот, и, отряхивая тонкие пальцы, посоветовал:

– Если надумал что взять на память, шевелись, недосуг мне следить за твоими забавами.

Элегор пожал плечами, безо всякого интереса скользнул взглядом по неисчислимым богатствам и, дав хорошего пинка подвернувшемуся по пути тяжеленному венцу, способному, пожалуй, вызвать остеохондроз даже у короля Лимбера, без тени сожаления выскочил из окна. Злат недоуменно выгнул бровь: чего ради, как ненормальный, кидался к сокровищнице, если выбрался из нее с пустыми руками? Странное проявление божественной логики, хотя, вероятно, весьма типичное для герцога Лиенского, сумевшего выделиться своей сумасбродностью даже в Лоуленде – среди его принцев, которых никто не назвал бы осмотрительными и предсказуемыми.

– Считаешь меня идиотом? – довольно нервно ухмыльнулся герцог.

На лице промолчавшего Злата отразилось явственное согласие с предположением Элегора, а герцог скривил губы в жалкой усмешке и признал:

– А может, ты и прав, может, меня вообще здесь нет, и валяюсь я сейчас в какой-нибудь темнице Белого Братства, а эта ахинея – всего лишь бред после крепкого удара по голове. В такое, пожалуй, поверить легче, чем в это. А, чего болтать, – махнул рукой бог и сунул под нос Повелителю Межуровнья свою добычу, – смотри сам. Вдруг у меня действительно ум за разум заехал. Скажи, что ты видишь, будь любезен!

– Прекрасный портрет принцессы Лоуленда, богини любви и логики, Советницы Хранителя Мира Узла. Не думал, что найдется художник, способный столь точно отразить не только совершенную красоту – многие, знаете ли, даже самые талантливые живописцы так увлекаются этим, что не замечают силы яркой души и холодного рассудка, не менее безупречного, чем красота. Да, воистину я вижу Элию и читаю надпись на портрете, обрамленном виньеткой из роз, игральных костей и шутовских колпаков. Там всего одно слово, и слово это… ДЖОКЕР, – поглаживая пальцами поверхность миниатюры, словно нарочно играя на натянутых нервах герцога Лиенского, задумчиво заключил Злат.

– Значит, – с толикой облегчения выдохнул Элегор, снова принимаясь ерошить волосы, как будто намеревался помассировать заодно и мозги, – если это галлюцинация, то одна на двоих, а если мы рехнулись, то оба разом.

– Галлюцинация – это еще куда ни шло, а сумасшествие маловероятно. Я такой роскоши лишен, – почти грустно улыбнулся Злат, повидавший на протяжении тысячелетий своей жизни в Бездне такое, от чего не только человек, но и бог мгновенно и необратимо лишился бы рассудка.

– Это абсурд, – упрямо тряхнул головой Элегор в сторону картинки в пальцах собеседника.

– О нет, – помолчав, словно он всерьез обдумывал высказывание бога, протянул Дракон Бездны, – все как раз более чем логично.

Злат никогда не стал бы Повелителем Межуровнья, носящим титул Владыки Иллюзий, Дракона Туманов, если бы не мог сдерживать, скрывать свои чувства и мысли, не выказывать внешне движения души в том случае, когда не желал делать их явными для окружающих. Только Элия каким-то образом всегда умудрялась увидеть его настоящего, даже если он всеми силами пытался что-то скрыть. А может быть, все дело в том, что она-то как раз не хитрила, а взяла и разом приняла в свое сердце Дракона Бездны таким, какой он есть, со всеми потрохами, потому не осталось между ними места притворству.

И вот теперь такая новость: Элия – Джокер. Злат задумался над вспыхнувшими в нем чувствами, анализировал их и разбирал на составляющие. Удивление – было, но легкое, неприятие – пожалуй, нет, ни на сотую долю процента, радость – быть может, облегчение – наверняка. Облегчение от осознания конца одиночества и страха, единственного истинного страха его одинокой души: утратить самое важное, истинно драгоценное сокровище, а вовсе не силу или порядком опостылевшую власть над царством Ужаса.

«Если Элия, как и Элегор, – Джокер, ее братья составляют Колоду, а я Ферзь, если замысел Творца не хрупкая головоломка (надо же, мне впервые хочется верить в такое всей душой), значит, мы связаны между собой навсегда», – размышлял Повелитель.

Несколько десятков лет назад сознание своей причастности к интригам Творца и навязанные отношения с богами Уровней породили бы в Злате лишь бешеную ярость, питаемую лютой ненавистью к мирам и их обитателям. Возможно, ненавистью, выросшей из зависти, скрываемой Повелителем даже от самого себя. Теперь же мужчина лишь слегка улыбнулся. В его мятущуюся душу пришел если не покой, то некое удовлетворение.

Все эти мысли сверкнули в сознании Злата яркой вспышкой, похожей на озарение, губы снова раздвинулись, на сей раз уже в более привычной знакомым с Повелителем Путей и Перекрестков снисходительной усмешке.

Движением пальца Дракон Бездны подозвал к себе кресло, опустился в него, поставил локоть на колено и оперся подбородком на руку, выказывая готовность к беседе. Второй Джокер, пусть пока и не подозревающий о своем предназначении, нуждался в этом разговоре, и Ферзь Теней был готов исполнить свой, что уж греха таить, приятный долг. Как ни дико было признавать такое, Элегор нравился, по-настоящему нравился Повелителю Межуровнья.

Да, собственно говоря, ему нравились все братья принцессы, даже придурок Нрэн, который с наслаждением прикончил бы самого Злата. Эта противоречивость только забавляла Дракона Бездны. Но, пожалуй, Элегор нравился ему сильнее всех. Быстрый, цепкий, порою парадоксальный ум, нестандартное даже для богов мышление, упрямство и бесконечная восприимчивость ко всему новому вкупе с готовностью к любой, самой сумасшедшей авантюре не могли не привлекать Лорда Межуровнья. Будь Элегор другим, разве был бы он Джокером, разве смог бы заполучить Карту Элии, заметив ее там, где не приметил сам Злат?

Еще раз взглянув на Карту, Повелитель Межуровнья телепортировал ее Элегору и молвил:

– Как сказала бы сама принцесса, все вполне логично. Кому-то здравомыслящему надо присматривать за всей кодлой, собранной в Колоду Творцом.

– Хм, может, ты и прав… – протянул герцог, хотя если в голосе его и слышалось признание этого факта, то не более чем процентов на десять. Он все еще не мог оправиться от шока. – Но Сотрясатели Миров, Сокрушители Устоев, Великий Смех Творения, Голос Творца и… и… Элия. Она, конечно, превосходная колдунья, здорово соображает и все такое, но… но она же женщина!

– Из всех пророчеств, собранных вами за последнее время и когда-либо слышанных мною, ни в одном не сказано, будто Три Джокера – избранники Творца – должны быть непременно мужского пола, – заметил Злат, поведя рукой.

– Хочешь сказать, ее избрали, чтобы запутать противника? – ухмыльнулся Элегор, принимаясь так и этак вертеть идею в голове. С каждым оборотом она ему все больше и больше нравилась. Кто бы ни выступал против Джокеров и их появления (даже до их официального явления мирам, как справедливо полагал герцог, у этих отчаянных ребят найдется немало врагов!), Элегор уже почти жалел тех бедняг, которые вздумают перейти дорогу принцессе, будь они даже в тысячу раз по тысяче могущественнее ее. Вот взять, к примеру, Повелителя Межуровнья. Еще совсем недавно он пытался подмять под себя Элию, запугивал Лоуленд, а теперь готов был есть из рук богини. Нет, леди Ведьма, пожалуй, с любым мужиком справится, на то и ведьма.