Перемирие - Горъ Василий. Страница 9

– Сид! Еще раз прицепишься к Мякинену – пристрелю. Понял?

– Да, Огюст.

– Что-о-о?

– Да, Олег, – сообразив, что назвал командира настоящим именем, Кардифф виновато потупил взгляд.

– Не заставляй меня задумываться о твоей квалификации. А то живо загремишь на переподготовку.

– Белый! Есть пеленг на точку, – подала голос Лиона Ким. – Я сажусь.

– Угу. – Посмотрев на ее напряженное лицо, Олег заставил себя успокоиться и сосредоточился на контроле процесса посадки.

Площадка, выделенная мэрией города под монумент, оказалась укутана паром: здоровенный диск УСМК [27], зависнув над ней, завершал обдув фундамента будущего памятника горячим воздухом, убирая с него следы недавно прошедшего дождя.

Дождавшись, пока оператор комплекса закончит свою работу и сдвинет машину в сторону, Лиона вывесила флаер в точке, координаты которой ей скинули монтажники, и, открыв грузовой люк, принялась орудовать гравиманипулятором.

Скульптурная композиция, упакованная в бесформенный пластиковый чехол, взмыла в воздух и, вылетев из трюма, зависла над фундаментом, дожидаясь, пока подоспевшие техники пропишут ее процессор в систему управления парком.

– Все, установка завершена…

Услышав голос, донесшийся снаружи, Олег кивнул Лионе и, посмотрев на себя в «зеркало» одного из бортовых экранов комма, прикоснулся к сенсору открывания бокового люка.

– Ким! Отправляй лоханку обратно на космодром.

Осмотреть парк до его торжественного открытия не удалось: буквально через две минуты после отлета грузового флаера рядом с их компанией повисла машина с логотипом мэрии Феникса, а потом из открывшегося люка раздался голос пилота:

– Прошу подняться на борт, господа. Пребывание на территории мемориального комплекса до шести вечера запрещено!

Убеждать мужчину в том, что они имеют на это полное право, Белый не стал, решив, что эти несколько часов особой роли не сыграют.

Речь мэра Феникса оказалась чертовски политкорректной – несмотря на недовольные выкрики, все чаще и чаще раздающиеся из толпы, он дисциплинированно держался рекомендованной КПС [28] линии поведения и старательно не упоминал ни Демонов, ни той роли, которую они сыграли в уничтожении половины населения города. Речь, подготовленная спичрайтерами ОСО ВКС, изобиловала выражениями «чудовищная трагедия», «вечная память», «дети – наше будущее», но… за душу не цепляла. А вызывала постепенное нарастание неудовольствия.

Момент, когда собравшаяся перед трибуной толпа вышла из себя, эксперты КПС просчитали с точностью до минуты – после слов «…и наш долг – смириться с этой потерей» наступил предсказанный ими взрыв:

– Хватит!!! – Мужчина, одетый в форменный китель компании «НiАnСo», внезапно оказался на трибуне и, сдвинув в сторону «политический труп», глухо произнес: – Вам не стыдно? И не надоело играть словами?! Мы собрались тут не для того, чтобы слушать этот бред! Неужели вы даже сегодня не в состоянии забыть о том, что вы – политик? Задумайтесь – перед вами люди, у которых погибли дети, жены, братья и сестры, родители и друзья! Те, чей прах покоится под нашими ногами.

– Вам слово не давали!!! – воскликнул кто-то из заместителей мэра.

– Не давали, и не надо. Я его взял сам. – Оратор скрипнул зубами, на секунду прикрыл глаза, а потом хмуро посмотрел на оператора акустической системы парка. – Молодой человек! Будьте так любезны, вывесите над парком все боты, какие у вас есть. А теперь откройте доступ на любой входящий запрос. Потом выставите их соединение с сервером в порядке общей очереди. Не надо смотреть на свое начальство – если вы не в состоянии справиться с этой просьбой, то мои ребята вас с удовольствием подменят. Готово? Отлично! Дальше мы разберемся сами.

– Да, но… – начал мэр, но, услышав возмущенный рев толпы, растерянно замолк.

– Итак, дамы и господа, настройки акустической системы изменены, так что теперь высказаться сможет каждый. Через обычный комм. Когда захотите высказаться – просто поднимите руку. И к вам подлетит ближайший бот, – продолжил сотрудник «НiАnСo». А потом спрыгнул с трибуны.

Слушать выступления жителей Феникса было… невыносимо: почти каждый из тех, кто воспользовался возможностью высказаться, транслировал на большие экраны записи домашнего головидео. А в них… В них кипела жизнь: пятилетний мальчишка, стоя на стуле, рассказывал какое-то стихотворение. Совсем еще юная девчушка примеряла свадебное платье и улыбалась в объектив. Кто-то смывал с лица потеки арбузного сока. На помосте, вцепившись руками в медаль, растерянно улыбался вихрастый мальчишка в белом кимоно.

Детей было много – почти у каждого из присутствующих погиб сын или дочь, племянник или племянница, внук или внучка. И каждый из ораторов, умирая от горя, пытался показать остальным их лица.

Детей, чьи жизни унесли залпы «Шквала», было столько, что от приступов бешенства у Олега сводило зубы. А рука сама собой тянулась под мышку. К месту, где обычно висело штатное оружие.

Остальные его люди испытывали то же самое – Кардифф, багровый от злости, сжимал и разжимал кулаки, Мякинен скрипел зубами и ненавидящим взглядом смотрел куда-то вдаль. А Ким… Ким горе изображала. И, периодически утирая платком искусственные слезы, не отрывала взгляд от виртуальной рамки своего комма, на которую транслировалась картинка со всех висящих над площадью ботов.

Почувствовав вибрацию комма, Белый не сразу сообразил, что это таймер. И что настроение толпы вот-вот начнет меняться.

Аналитики «десятки» постарались на славу – роли, расписанные ими для «тихарей», были настолько хороши, что определить, какое из выступлений или выкриков срежиссировано, а какое – нет, Олегу не удалось. Ни разу. И тем более не удалось почувствовать момент, когда начал работать гипномодулятор, спрятанный в их скульптурной композиции: эмоции, испытываемые толпой, надо было намертво вбить в подсознание.

Настроение людей, собравшихся в парке, меняли очень медленно. Сначала им позволили наплакаться. Потом заставили вспомнить о том, что гибель их родных и близких не случайна. А за час до заката, когда в речи выступающих начали проскальзывать гневные нотки и атмосфера в парке накалилась, пара выкриков «тихарей» заставила народ сойти с ума. И людей, бесконечно далеких от армии или работы в специальных службах, начала сжигать Ненависть. Настолько сильная, что мэр Феникса, не выдержав взглядов стоящих рядом с трибуной людей, предпочел спрыгнуть с возвышения и затеряться среди своих подчиненных. Кстати, очень вовремя – следующая фраза, сказанная очередным «оратором», превратила жителей планеты в жаждущую крови толпу:

– …нелюди убивают наших детей! Насилуют наших сестер и невест! Уничтожают всех, кто оказывается рядом с ними! Тогда, когда им нечего делать. Когда скучно. Когда хочется поразвлечься. На Ньюпорте, на Эквинде, на Новом Иерусалиме и Хилтти… А мы… Мы терпим… Почему, люди? Неужели у нас нет ни гордости, ни чести?

– Есть! – нажав сенсор перехвата сигнала и посмотрев в оптический датчик метнувшегося к нему бота, выдохнул Олег. – Око за око, смерть за смерть! Мой двоюродный брат ушел из жизни как мужчина. Отомстив за гибель своей семьи.

– Меня зовут Георгий. Фамилия – Белый. Я… родился и… вырос… на Хилтти…Это планета, которая… находится в самой середине Метрополии… Сколько я себя помню, там всегда… было тихо и спокойно… Минимум преступности, никаких Циклопов… Казалось бы – живи и радуйся. И мы жили…

Лицо человека, выросшего в Фениксе, было знакомо многим. Поэтому, увидев его лицо на голоэкранах, толпа тут же замерла. Потом вслушалась в его слова, усиленные аудиосистемой и гипномодулятором… и начала медленно сходить с ума.

И не только толпа – в какой-то момент Олег вдруг почувствовал, что и он испытывает одно-единственное желание. Желание убивать.