Игра ангела - Сафон Карлос Руис. Страница 107
Было больно смотреть, как Грандес извивается на полу в медленной агонии. Из кармана инспектора выглядывал белый конверт. Я вытащил его за краешек, открыл и пересчитал деньги. Пятнадцать тысяч песет. Цена моей жизни. Я спрятал конверт. Грандес тянулся по полу к пистолету. Я приподнялся и отшвырнул оружие подальше от него носком ботинка. Он вцепился мне в щиколотку, умоляя о милосердии.
— Где Марласка? — спросил я.
Из горла Грандеса вырвался глухой звук. Заглянув ему в глаза, я понял, что инспектор смеется. Кабина уже втянулась в башню Сан-Себастьян, когда я столкнул его в дверное отверстие. Тело падало с высоты около восьмидесяти метров сквозь лабиринт рельсов, тросов, зубчатых колес и стальных балок, попутно рвавших его на куски.
24
Дом с башней был погружен в темноту. Я ощупью поднялся по каменным ступеням на лестничную площадку и нашел дверь приоткрытой. Толкнув ее, я замер на пороге, всматриваясь в сумрак, затопивший длинный коридор. Я сделал пару шагов вперед и снова застыл неподвижно, выжидая. Я провел рукой по стене в поисках выключателя и повернул его раза четыре — безрезультатно. Первая дверь направо вела на кухню. Я медленно преодолел три метра, отделявшие меня от нее, и остановился напротив. Насколько я помнил, в одном из кладовых шкафов у меня хранился масляный фонарь. Я подошел к шкафу и среди нераспечатанных банок с кофе из магазина «Кан Хисперт» нашел фонарь. Поставив его на кухонный стол, я зажег фитиль. Неяркий мягкий свет позолотил стены кухни. Я взял фонарь и вернулся в коридор.
Я шел медленно, высоко подняв мерцающий светильник, стрепетом ожидая, что в любую минуту из какой-нибудь двери справа или слева по коридору, выскочит нечто или некто. Я точно знал, что в доме кто-то есть. Я чуял присутствие чужого. Тяжкий смрад злобы и ненависти клубился в воздухе. Однако я без приключений прошел коридор до конца, задержавшись на миг у дверей последней комнаты. В отблесках фонаря выступили контуры отодвинутого от стены шкафа и разбросанной по полу одежды. Все вещи находились точно там, где я оставил их, когда Грандес пришел арестовать меня позапрошлой ночью. Я продолжил путь и добрался до подножия винтовой лестницы, ведущей в кабинет. Я поднимался осторожно, оглядываясь назад каждые два-три шага. Наконец я очутился в кабинете. Красноватое зарево заката проникало сквозь панорамные окна. Я быстро прошел к стене, где стоял кофр, и открыл его. Папка с рукописью патрона исчезла.
Я возвратился к лестнице. Когда я проходил мимо своего письменного стола, то успел заметить, что клавиатура старой пишущей машинки искорежена и разбита. Похоже, кто-то со всей мочи дубасил по клавишам кулаками. Спустившись с большими предосторожностями вниз, я вновь проскользнул в коридор и заглянул в галерею. Даже в темноте было видно, что мои книги разбросаны по полу, и кожаная обивка кресел превращена в лохмотья. Я попятился и внимательно оглядел двадцать метров коридора, отделявшие меня от выхода. Свет фонаря достигал лишь середины помещения, придавая смутные очертания предметам. А дальше начиналось пространство, заполненное темнотой, колышущейся и плотной, как толща воды в глубине.
Я помнил, что, переступив порог дома, оставил дверь нараспашку. Теперь она была закрыта. Я продвинулся на пару метров и застыл как вкопанный, не осмеливаясь во второй раз пройти мимо последней по коридору комнаты. Меня остановило нечто, чего я не заметил, когда шел в обратном направлении, поскольку дверь комнаты открывалась налево, а я заглянул туда лишь мельком. Но теперь, приблизившись, я увидел это отчетливо: к створке двери была прибита белая голубка с распластанными крестом крыльями. Капли свежей крови стекали по дереву.
Я вошел в комнату и первым делом заглянул за дверь, но там никого не оказалось. Шкаф по-прежнему был сдвинут в сторону. Сквозняк из дыры в стене наполнял комнату промозглым холодом. Я поставил фонарь на пол и приложил ладони к отсыревшей штукатурке возле отверстия. Я поскреб ее ногтями и почувствовал, что она крошится в моих пальцах. Я бросился искать подходящий инструмент и в ящике одной из тумбочек, составленных в угол, нашел старый нож для разрезания бумаги. Воткнув острие в штукатурку, я принялся се отдирать. Она отваливалась кусками. Толщина слоя не превышала трех сантиметров. Под штукатуркой обнажилось дерево.
Дверь.
Воспользовавшись ножом, я определил размеры замурованного проема и принялся за работу. Постепенно на стене стали проступать очертания двери. К тому моменту я начисто забыл о том, что поблизости чужой, осквернивший своим присутствием дом и подстерегавший меня в темноте. Ручки на двери не было, имелась только проржавевшая щеколда, залепленная штукатуркой, расползшейся от многолетней сырости. Я попробовал отжать щеколду ножом. Никакого эффекта. Я начал пинать дверь, пока штукатурка, фиксировавшая запор, не осыпалась. Помогая себе ножом, я сумел отодвинуть щеколду. Как только замок был открыт, дверь подалась от легкого толчка.
Из открывшегося отверстия пахнуло затхлостью и гнильем, и этот запах мгновенно пропитал мою одежду и кожу. Я взял фонарь и вошел. За стеной находилось прямоугольное помещение пяти или шести метров в глубину. Стены были испещрены рисунками и надписями, причем создавалось впечатление, будто коричневатые, темные линии наносили пальцами. Засохшая кровь. Пол устилала какая-то субстанция, принятая мною сначала за толстый слой пыли. Однако при ближайшем рассмотрении, когда я опустил фонарь пониже, оказалось, что под ногами лежит ковер из останков мелких косточек. Костей грызунов, рассыпавшихся в мелкий прах. С потолка на черных шнурах в большом количестве свисали разнообразные предметы. Я различил сакральные символы, изображения святых и мадонн с выколотыми глазами и сожженными лицами, распятия, обмотанные колючей проволокой, а также обломки жестяных поделок и кукол со стеклянными глазами. Очертания человеческой фигуры едва угадывались в глубине комнаты.
Стул был повернут лицом в угол. На стуле сидел человек в черной одежде. Мужчина. Руки его были скованы за спиной наручниками, а тело примотано к стулу толстой проволокой. Я похолодел от ужаса, какого не испытывал никогда в жизни.
— Сальвадор? — выдохнул я.
Не чуя под собой ног, я медленно приблизился к нему. Силуэт оставался неподвижным. Я остановился в шаге от пленника и медленно вытянул руку. Пальцы скользнули по его волосам и коснулись плеча. Я хотел повернуть тело, но со страхом почувствовал, как истлевшая плоть проседает под моими пальцами. Спустя миг после того как я дотронулся до него, послышался тихий шелест. Труп обратился во прах, с шуршанием посыпавшийся из одежды и сквозь проволочные путы, чтобы тотчас же взмыть темным облаком, которое повисло в воздухе среди стен тюрьмы, где узник был погребен столько лет. Я взглянул на тонкий слой праха на своих руках, поднес ладони к лицу и умылся тем, что осталось от души Рикардо Сальвадора. Открыв глаза, я увидел его тюремщика. Диего Марласка стоял на пороге камеры с полыхающим взором и рукописью патрона в руках.
— Я прочитал, пока дожидался вас, Мартин, — сказал Марласка. — Шедевр. Патрон сполна вознаградит меня, когда я передам ему рукопись от вашего имени. Признаю, что мне так и не удалось решить задачу. Я заблудился на полпути. И мне приятно осознавать, что патрону удалось найти более талантливого преемника.
— Посторонитесь.
— Сожалею, Мартин. Поверьте, искренне сожалею. Я проникся к вам глубоким уважением, — промолвил он, вынимая из кармана предмет, похожий на костяную рукоять. — Но я не могу выпустить вас из этой комнаты. Пришло время вам занять место бедного Сальвадора.
Он нажал кнопку на рукояти, и обоюдоострое лезвие блеснуло в темноте.
Марласка атаковал меня с яростным криком. Лезвие навахи распороло мне щеку и пронзило бы левый глаз, если бы я не отпрянул в сторону. Я упал на спину, на пол, устланный мелкими косточками и пылью. Марласка, схватив нож обеими руками, бросился на меня, вложив в удар всю свою силу. Острие ножа зависло в паре сантиметров от моей груди, поскольку я успел выставить правую руку и теперь упирался в горло Марласки.