Игра ангела - Сафон Карлос Руис. Страница 16
— Я чем-то вас обидел? — спросил я.
— Нет.
— Тогда мы можем хотя бы попытаться притворяться друзьями, по крайней мере в таких ситуациях, как сегодня.
— Я не хочу быть вашим другом, Давид.
— Почему же?
— Потому что вы тоже не хотите дружить со мной.
Она была права, я хотел не дружить с ней.
— Вы действительно думаете, что я торгую собой?
— Что думаю я, не имеет никакого значения. Важно, что думаете вы сами.
Я высидел там еще ровно пять минут, затем встал и вышел, не проронив ни слова. Добравшись до парадной лестницы «Лисео», я дал себе зарок никогда больше не думать о ней, не смотреть на нее и не говорить приветливых слов.
На другой день я увидел ее у кафедрального собора и попытался избежать встречи. Она помахала мне рукой и улыбнулась. Я, застыв на месте, ждал, когда она подойдет.
— Не пригласите меня на чашечку кофе?
— Я регулирую движение и освобожусь не раньше чем часа через два.
— Тогда позвольте мне вас пригласить. Сколько стоит сопровождение дамы в течение часа?
Я неохотно последовал за ней в кондитерскую на улице Петритксоль. Мы заказали по чашке горячего шоколада, сели напротив друг друга и стали играть в игру, кто заговорит первым. На сей раз победил я.
— Я не хотела вчера вас обидеть, Давид. Не знаю, что вам мог сказать дон Педро, но я ничего подобного не говорила.
— Возможно, вы так думаете, поэтому дон Педро так мне сказал.
— Вы понятия не имеете, что я думаю, — сердито возразила она. — А дон Педро тем более.
Я пожал плечами:
— Ну и хорошо.
— И сказала я нечто совершенно другое. Я сказала, что не верю, будто вы ведаете, что делаете, и не прислушиваетесь к своим чувствам.
Я улыбнулся, соглашаясь с ней. И единственным моим желанием в тот момент было поцеловать ее. Кристина с вызовом выдержала мой взгляд. Она не отшатнулась, когда я протянул руку и коснулся ее губ и скользнул кончиками пальцев по подбородку и шее.
— Так не годится, — сказала она наконец.
Когда официант принес две чашки дымящегося шоколада, она уже ушла. И появилась вновь в моей жизни лишь много месяцев спустя.
Однажды, в конце сентября, закончив новый выпуск «Города проклятых», я решил устроить себе ночь отдыха. Я чувствовал, как занимается огнем голова и надвигается очередной мучительный приступ тошноты. Проглотив пригоршню таблеток кодеина, я вытянулся на кровати в потемках, пережидая, когда высохнет холодный пот на лбу и перестанут дрожать руки. Уже засыпая, я услышал звонок. Доковыляв до прихожей, я открыл дверь. Видаль, облаченный, по обыкновению, в элегантный итальянский шелковый костюм, прикуривал папиросу под фонарем, отбрасывавшим на него пучок света, достойный кисти Вермеера.
— Ты живой, или я говорю с привидением? — спросил он.
— Быть не может, чтобы вы проделали путь от виллы «Гелиос» только ради этой реплики.
— Нет. Я приехал потому, что месяцами ничего о тебе не слышал и ты меня беспокоишь. Почему бы тебе не заказать установку телефона в этом мавзолее, как всем нормальным людям?
— Мне не нравятся телефоны. Я люблю видеть лицо человека, с которым разговариваю, и чтобы он видел меня.
— В твоем случае не уверен, что это хорошая идея. Ты давно смотрелся в зеркало?
— Это ваша привилегия, дон Педро.
— У клиентов морга городской больницы цвет лица лучше, чем твой. Давай, одевайся.
— Зачем?
— Затем, что я сказал. Мы отправляемся на прогулку.
Видаль не принял ни отказа, ни возражений. Он дотащил меня до автомобиля, стоявшего на бульваре Борн, и велел Мануэлю трогаться.
— Куда мы едем? — поинтересовался я.
— Сюрприз.
Мы проехали насквозь всю Барселону вплоть до проспекта Педральбес и начали взбираться по склону холма. Вскоре вдалеке показалась вилла «Гелиос». Все окна ярко светились и казались в сумерках гирляндой горящих золотом огней. Видаль держался стойко, не выдавая секрета, и только загадочно улыбался. По прибытии в дом он пригласил меня следовать за собой и провел в парадную гостиную. Собравшееся там общество, увидев меня, зааплодировало. Я узнал дона Басилио, Кристину, отца и сына Семпере, свою первую учительницу донью Мариану, авторов, публиковавшихся вместе со мной у Барридо и Эскобильяса и с кем я подружился, Мануэля, присоединившегося к компании, и нескольких девушек из числа трофеев Видаля. Дон Педро с улыбкой протянул мне бокал шампанского:
— С двадцативосьмилетием, Давид.
А я об этом совсем забыл.
После ужина я улучил мгновение и выскользнул в сад подышать воздухом. С неба, усыпанного звездами, струился серебристый свет, окутывая деревья призрачной вуалью. Я провел в одиночестве не больше минуты. За спиной послышались приближавшиеся шаги. Обернувшись, я оказался лицом к лицу с особой, кого менее всех ожидал увидеть в тот момент, — Кристиной Сагниер. Она улыбнулась, как будто извиняясь, что нарушила мое уединение.
— Педро не знает, что я вышла за вами, — сказала она.
Я отметил, что слово «дон» исчезло из обращения, но притворился, будто не обратил внимания на эту деталь.
— Я хотела бы поговорить с вами, Давид, — продолжала она. — Но не здесь и не сейчас.
Даже вечерний сумрак сада не помог скрыть моего замешательства.
— Мы не могли бы встретиться где-нибудь завтра? — спросила она. — Обещаю, что не отниму у вас много времени.
— С одним условием, — отозвался я. — Что вы перестанете обращаться ко мне на вы. Хватит и того, что день рождения безнадежно старит человека.
Кристина снова улыбнулась.
— Договорились. Я буду называть вас на ты, если вы тоже будете со мной на ты.
— Помимо прочего, я мастер быть на ты. Где ты предпочитаешь встретиться?
— Может, у тебя дома? Мне не хочется, чтобы нас увидели и чтобы Педро узнал, что я с тобой говорила.
— Как угодно…
Кристина рассмеялась с облегчением.
— Спасибо. Значит, завтра? Днем?
— Когда угодно. Знаешь, где я живу?
— Отец знает.
Она слегка наклонилась и поцеловала меня в щеку.
— С днем рождения, Давид.
И прежде чем я успел вымолвить хотя бы слово, Кристина растворилась в саду. Вернувшись в гостиную, я ее уже не застал. Видаль смерил меня холодным взглядом из противоположного конца зала, и только убедившись, что я его взгляд заметил, он улыбнулся.
Через час Мануэль, с согласия Видаля, взял на себя труд отвезти меня домой на «испано-суисе». Я устроился рядом с ним, как всегда в тех случаях, когда мы ездили с ним вдвоем. Тогда, пользуясь моментом, шофер показывал мне приемы вождения и даже (без ведома Видаля) разрешал ненадолго сесть за руль. В тот вечер шофер был молчаливее обычного и не открывал рта, пока мы не оказались в центре города. Он осунулся с тех пор, как я видел его в последний раз, и мне показалось, будто возраст начал предъявлять ему счета.
— Что-то произошло, Мануэль? — спросил я.
Шофер повел плечами.
— Ничего особенного, сеньор Мартин.
— Может, вас что-то беспокоит?
— Всякая чепуха со здоровьем. В определенном возрасте все беспокоит помаленьку, вы же понимаете. Но не обо мне речь. Речь о моей дочери.
Я толком не знал, что отвечать, и ограничился кивком.
— Мне известно, что вам она нравится, сеньор Мартин. Моя Кристина. Отцы всегда замечают такие вещи.
Я снова молча кивнул. Мы не обменялись больше ни словом, пока Мануэль не остановил машину в начале улицы Флассадерс и, пожав мне руку, не поздравил еще раз с днем рождения.
— Если со мной что-нибудь случится, — добавил он, — вы ведь ей поможете, правда, сеньор Мартин? Вы сделаете это для меня?
— Конечно, Мануэль. Но только что с вами может случиться?
Шофер улыбнулся и попрощался, помахав мне рукой. Я смотрел, как он садится в автомобиль и медленно отъезжает. Абсолютной уверенности у меня не было, но все же я рискнул бы поручиться, что, проделав весь путь почти в полном молчании, теперь Мануэль разговаривает сам с собой.