Игра ангела - Сафон Карлос Руис. Страница 39

— Что?

— Простите, что прерываю, но что находится в комнате в конце коридора?

— Ничего.

— Оттуда неприятно пахнет.

— Сыростью.

— Если хотите, я могу ее прибрать и…

— Нет. Комната не используется. И, кроме того, ты не прислуга, и тебе незачем заниматься уборкой.

— Я только хотела помочь.

— Помоги, сварив мне еще чашечку кофе.

— Почему? От рассказа вас клонит в сон?

— Сколько времени, Исабелла?

— Наверное, часов десять.

— И это означает?..

— Что никаких саркастических замечаний до полудня, — закончила Исабелла.

Я торжествующе улыбнулся и протянул ей пустую кофейную чашку. Девушка взяла ее и отбыла в направлении кухни.

К тому моменту, когда она вернулась с чашкой дымящегося кофе, я дочитал последнюю страницу. Исабелла села напротив. Я улыбнулся ей и невозмутимо пригубил отличный кофе. Девушка переплела пальцы и стиснула зубы, незаметно поглядывая на рукопись рассказа, которую я положил лицом вниз на стол. Исабелла продержалась с закрытым ртом всего несколько минут.

— И что? — спросила она наконец.

— Великолепен.

Она просияла.

— Мой рассказ?

— Кофе.

Она обиженно посмотрела на меня и встала, чтобы забрать свои странички.

— Оставь в покое, — велел я.

— Зачем? Ясно же, что вам не понравилось и вы считаете меня конченой дурой.

— Я этого не сказал.

— Вы ничего не сказали, что намного хуже.

— Исабелла, если ты действительно хочешь посвятить себя литературе или, во всяком случае, писать, чтобы тебя читали, придется привыкнуть, что иногда тебя будут игнорировать, оскорблять, презирать и почти всегда демонстрировать безразличие. Это одна из прелестей профессии.

Исабелла потупилась и глубоко вздохнула.

— Я не знаю, есть ли у меня талант. Но я знаю, что мне нравится писать. Или, вернее, что мне необходимо писать.

— Обманщица.

Она подняла взор и посмотрела на меня в упор.

— Ладно. У меня есть талант. И мне глубоко плевать, если вы считаете иначе.

Я ухмыльнулся:

— Вот это мне больше по вкусу. Полностью согласен.

Она в замешательстве уставилась на меня.

— С тем, что у меня есть талант, или с тем, что его у меня нет, с вашей точки зрения?

— А ты как думаешь?

— Следовательно, вам кажется, что у меня есть способности?

— Я считаю, что у тебя есть талант и желание, Исабелла. Больше, чем ты думаешь, и меньше, чем ожидаешь. Но на свете немало людей, кто обладает способностями и желанием, и многие не добиваются ничего. Это только предпосылки к тому, чтобы совершить что-то в жизни. Врожденный дар сродни силе атлета. Можно появиться на свет, обладая большими или меньшими способностями, однако человек не становится атлетом только лишь по той причине, что родился высоким, сильным или быстрым. Выдающимся спортсмена или художника делает упорный труд, совершенствование в своем ремесле и технические приемы. Природный ум — не более чем стратегический запас. Чтобы с толком им распорядиться, необходимо преобразовать разум в оружие высокой точности.

— Уместна ли здесь военная терминология?

— Всякое произведение искусства агрессивно, Исабелла. И вся жизнь художника состоит из маленьких и больших войн, начиная с борьбы с самим собой и своей ограниченностью. Чтобы добиться поставленной цели, нужно в первую очередь честолюбие, а затем талант, знания и, наконец, возможность.

Исабелла поразмыслила над моими словами.

— Вы всем толкаете эту речь, или вас только что осенило?

— Речь не моя. Мне ее толкнул, как ты выразилась, один человек, которому я задавал те же вопросы, что сейчас задаешь мне ты. С тех пор прошло много лет, но и дня не проходит, чтобы я не вспомнил эти слова и не признал их правоту.

— Значит, вы возьмете меня помощницей?

— Я подумаю.

Исабелла удовлетворенно кивнула. Она сидела с той стороны стола, где лежал альбом с фотографиями, оставленный Кристиной. Девушка открыла его невзначай и замерла, разглядывая снимок свежеиспеченной сеньоры Видаль, сделанный на пороге виллы «Гелиос» два или три года назад. У меня перехватило горло. Исабелла захлопнула альбом и обвела взглядом галерею, прежде чем остановить его на моей персоне. Я с нетерпением смотрел на нее. Девушка смущенно улыбнулась, будто подсматривала в замочную скважину и ее застали врасплох за этим занятием.

— У вас очень красивая невеста, — сказала она.

Одного моего взгляда хватило, чтобы ее улыбка исчезла как по мановению руки.

— Она не моя невеста.

— О!

Девушка надолго замолчала.

— Полагаю, правило пятое гласит: не суй нос, куда не просят, правильно?

Я не ответил. Исабелла кивнула своим мыслям и встала.

— Наверное, лучше, если я вас оставлю в покое и не буду больше надоедать сегодня. Если не возражаете, я вернусь завтра, и мы начнем.

Сложив свою рукопись, она послала мне робкую улыбку. Я лишь молча кивнул в ответ.

Исабелла благоразумно ретировалась, растворившись в коридоре. Я слышал ее удаляющиеся шаги, затем хлопнула входная дверь. Когда она ушла, я впервые почувствовал, какая сверхъестественная тишина окутывала этот дом.

6

Возможно, дело было в избытке кофеина у меня в крови, или же разум торопился наверстать упущенное — так свет горит ярче после тотального отключения, — однако остаток утра я провел, прокручивая в голове теорию, которая меня совсем не радовала. С одной стороны, произошел пожар, в результате которого погибли Барридо и Эскобильяс. С другой стороны, я получил предложение от Корелли, с тех пор не подававшего признаков жизни, что меня настораживало. И, наконец, существовал необычный манускрипт, вызволенный с Кладбища забытых книг, написанный, как я подозревал, в моем кабинете. И было невозможно поверить, что эти явления не имеют между собой никакой связи.

Меня не прельщала перспектива явиться в дом Корелли без приглашения и расспрашивать о тревожном совпадении, выражавшемся в том, что наша беседа и пожар произошли приблизительно одновременно. Интуитивно я чувствовал, что как только издатель пожелает вновь со мной встретиться, он сделает это motu proprio. [36] И меня в этой ситуации не утраивало только одно — время поджимало. Инспектор Виктор Грандес со своими легавыми, Маркосом и Кастело, взяли след и полным ходом вели расследование обстоятельств пожара. В их списке фаворитов я занимал, по моим понятиям, почетное место, а от них лучше всего было держаться подальше. В результате в качестве единственной приемлемой альтернативы оставался манускрипт и его мистическая связь с домом с башней. Я годами твердил себе, будто не случайно поселился в заброшенном особняке, и теперь этот факт приобретал особый смысл.

Я решил начать собственное следствие с помещения, куда сослал большую часть предметов и вещей, брошенных прежними обитателями дома с башней. Ключ от комнаты в конце коридора я разыскал в кухонном ящике, где он пролежал годы. Я не заглядывал в ту комнату с тех самых пор, как рабочие из электрической компании сделали в доме проводку. Вставляя ключ в замочную скважину, я почувствовал дуновение холодного воздуха на пальцах — из отверстия сквозило, и я признал, что Исабелла была права: из комнаты исходил странный гнилостный запах, внушавший мысли об увядших цветах и сырой земле.

Я открыл дверь и прижал руку ко рту. Комнату наполняло густое зловоние. Я ощупью принялся искать на стене выключатель, но голая электрическая лампочка, висевшая под потолком, не реагировала. Света, проникавшего из коридора, хватало, чтобы разглядеть очертания штабелей коробок, кипы книг и баулов — вещи, которые я свалил тут много лет назад. Я с отвращением обозрел открывшуюся взору картину. У дальней стены, занимая всю ее целиком, стоял дубовый шкаф. Присев над коробкой, набитой старыми фотографиями, очками, часами и прочими мелочами, я принялся за раскопки, толком не понимая, что именно ищу. Вскоре я, безнадежно вздохнув, бросил это занятие. Если я рассчитывал что-то выяснить, требовалось составить план. Я намеревался уже встать и покинуть комнату, как вдруг услышал, что дверца шкафа у меня за спиной потихоньку открывается. Слабое дыхание ветра, пронизанное холодом и сыростью, коснулся моего затылка. Я медленно повернулся. Дверь шкафа слегка приоткрылась, позволяя различить ряд старых платьев и костюмов, висевших на вешалках. Истлевшие от времени, они чуть колыхались, точно водоросли в глубине пруда. Оттуда тянуло холодом и разложением. Я поднялся с колен и, не чуя под собой ног, приблизился к шкафу. Распахнув дверцы настежь, я раздвинул висевшую на вешалках одежду. Дерево задней стенки сгнило и начало рассыпаться. За ней угадывалась оштукатуренная стена с дыркой диаметром несколько сантиметров. Я наклонился, пытаясь разглядеть, что находится за стеной, но там было слишком темно. Тусклый свет, падавший из коридора, просачивался сквозь отверстие и отбрасывал бледный, исчезающе-тонкий луч на противоположную сторону. Различить что-либо все равно не удавалось, понятно было только, что воздух в том помещении застоявшийся и затхлый. Я прильнул глазом к отверстию, надеясь получить хотя бы смутное представление о пространстве за перегородкой, и как раз в этот момент на краю дыры внезапно возник черный паук. Я резко подался назад, а паук проворно забрался в шкаф и скрылся в тени. Захлопнув дверь шкафа, я вышел из комнаты и бросил ключ в первый попавшийся ящик комода в коридоре. Зловоние, пропитавшее атмосферу всегда запертой комнаты, теперь ядовитыми миазмами расползлось по жилому этажу. Я проклял миг, когда мне пришло в голову открыть ту дверь, и вышел на улицу в надежде забыть хотя бы на пару часов о зловещей темноте, пульсировавшей в сердце дома с башней.