Игра ангела - Сафон Карлос Руис. Страница 91
— Кто с ней в комнате? — спросил я, похолодев.
— Никого, — отвечал доктор.
— Но она с кем-то разговаривает, — возразил я.
— Она одна.
Прибежал охранник с толстым металлическим ломом.
— Вот все, что есть, — сказал он.
Доктор кивнул. Охранник вогнал лом в щель замка и принялся его ломать.
— Как она ухитрилась закрыться? — спросил я.
— Не знаю.
Впервые я заметил тень страха на лице доктора, избегавшего смотреть мне в глаза. Охранник почти доломал замок своей железкой, как вдруг по ту сторону двери воцарилась тишина.
— Кристина? — позвал доктор.
Ответа не последовало. Дверь наконец подалась и резким толчком распахнулась внутрь. Я устремился вслед за доктором в помещение, погруженное в темноту. Окно стояло нараспашку, и ледяной ветер гулял по комнате. Стулья, столы и кресла были перевернуты и поломаны. Стены покрывали пятна, которые в первый момент я принял за беспорядочные мазки черной краски. Но это была кровь. Кристина исчезла.
Санитары выбежали на балкон, обшаривая глазами сад в поисках следов на снегу. Доктор озирался по сторонам, высматривая Кристину. Неожиданно мы услышали смех. Он доносился из ванной комнаты. Я бросился к двери ванной и открыл ее. Пол россыпью покрывали битые стекла. Кристина сидела, привалившись к чугунной ванне, точно сломанная кукла. Руки и ноги у нее кровоточили, покрытые порезами и ранками, из которых торчали острые края стекол. Ее кровь все еще стекала по трещинам, паутиной затянувшим зеркало, разбитое ударами кулаков. Я обнял Кристину и поймал ее взгляд. Она улыбнулась.
— Я его не пустила, — сказала она.
— Кого?
— Он хотел, чтобы я забылась, но я его не пустила, — повторила она.
Доктор встал на колени рядом со мной и осмотрел порезы и раны на теле Кристины.
— Пожалуйста, — пробормотала она, отстраняясь от меня. — Не сейчас.
Один из санитаров побежал за носилками. Я помог им уложить Кристину и держал за руку, пока ее несли в амбулаторию. Там доктор Санхуан сделал ей укол транквилизатора, почти мгновенно погрузивший ее в бессознательное состояние. Я оставался около Кристины и смотрел в глаза, пока ее взгляд не превратился в пустое зеркало. Тогда медсестра взяла меня за локоть и деликатно выпроводила из кабинета. Я застыл посреди коридора, в темноте, разившей дезинфицирующим средством, с обагренными кровью руками и одеждой. Я прислонился к стене, потом медленно сполз на пол.
На следующий день Кристина очнулась. Она лежала, привязанная кожаными ремнями к кровати, заточенная в комнату без окон, единственным освещением которой была желтоватая лампочка под потолком. Я провел ночь, сидя в углу на стуле и глядя на нее, и полностью потерял представление о том, сколько прошло времени. Кристина открыла глаза внезапно, с болезненной гримасой — давали о себе знать многочисленные порезы и раны, покрывавшие ее руки.
— Давид? — позвала она.
— Я здесь, — откликнулся я.
Я приблизился к кровати и склонился над Кристиной, чтобы она увидела мое лицо и безжизненную улыбку, которую мне удалось выдавить.
— Я не могу пошевельнуться.
— Ты привязана ремнями. Для твоего же блага. Как только придет доктор, он тебя развяжет.
— Развяжи меня сам.
— Не могу. Только доктор имеет право…
— Пожалуйста, — взмолилась она.
— Кристина, лучше, если…
— Пожалуйста.
В ее глазах отражались боль и страх, но, главное, в них светилось ясное, незамутненное сознание, чего я не видел ни разу за все то время, что посещал ее в санатории. Она вновь стала собой. Я развязал два верхних ремня, оплетавших ее плечи и пояс. И ласково погладил ее по щеке. Кристина дрожала.
— Тебе холодно?
Она качнула головой.
— Может, позвать доктора?
Она снова отрицательно покачала головой.
— Давид, посмотри на меня.
Я присел на край кровати и заглянул ей в глаза.
— Ты должен уничтожить ее, — сказала она.
— О чем ты?
— Ты должен уничтожить ее.
— Что?
— Книгу.
— Кристина, будет лучше, если я позову доктора…
— Нет. Послушай меня. — Она с силой стиснула мою руку. — Помнишь то утро, когда ты ушел за билетами? Я снова поднялась в кабинет и открыла кофр.
Я тяжело вздохнул.
— Я нашла рукопись и начала ее читать.
— Это всего лишь сказка, Кристина…
— Не лги мне. Я читала ее, Давид. По крайней мере прочитала достаточно, чтобы понять, что ее необходимо уничтожить…
— Не переживай из-за этого теперь. Я же сказал, что отказался от работы над рукописью.
— Но он не отказался от тебя. Я пыталась сжечь ее…
Услышав последние слова, я на миг выпустил ее руку, подавляя холодную ярость. Я вспомнил, что нашел на полу в кабинете горелые спички.
— Ты собиралась ее сжечь?
— Но не сумела, — пробормотала она. — В доме кто-то был.
— В доме не было никого, Кристина. Никого.
— Как только я зажгла спичку и поднесла пламя к рукописи, я почувствовала, что он стоит за спиной. Меня ударили по затылку, и я упала.
— Кто ударил тебя?
— Вокруг все потемнело, словно дневной свет ушел куда-то и не мог найти пути назад. Я повернулась, но было очень темно. Я увидела только его глаза. Глаза как у волка.
— Кристина…
— Он вырвал у меня рукопись и снова положил ее в кофр.
— Кристина, тебе нехорошо. Разреши, я позову доктора и…
— Ты меня не слушаешь.
Я улыбнулся ей и поцеловал в лоб.
— Конечно, слушаю. Но в доме больше никого не было…
Она закрыла глаза и наклонила голову, издав стон, словно мои слова как кинжалы пронзили ей внутренности.
— Я позову врача…
Наклонившись, я снова поцеловал Кристину и встал. Направляясь к двери, я спиной чувствовал ее взгляд.
— Малодушный, — сказала Кристина.
Когда я вернулся в комнату с доктором Санхуаном, Кристина развязала последние ремни и, покачиваясь, шла к двери, оставляя кровавые следы на светлой плитке. Мы вдвоем подхватили ее и снова уложили на кровать. Кристина кричала и вырывалась с неистовством, от которого кровь стыла в жилах.
Шум и крики всполошили весь медперсонал. Охранник помог нам держать Кристину, пока доктор снова привязывал ее ремнями. Обездвижив ее, доктор сердито посмотрел на меня.
— Я сделаю ей еще один укол. Оставайтесь здесь и не смейте больше развязывать ремни.
Я оставался с ней наедине всего минуту и хотел успокоить ее. Кристина продолжала вырываться, пытаясь освободиться от пут. Я обхватил ладонями ее лицо, стараясь заглянуть в глаза.
— Кристина, пожалуйста…
Она плюнула мне в лицо.
— Убирайся!
Доктор возвратился в сопровождении медсестры, которая несла металлический поднос со шприцем, марлевыми салфетками и стеклянной ампулой с желтоватой жидкостью.
— Выйдите, — велел доктор.
Я отступил к порогу. Медсестра прижала Кристину к кровати, а доктор сделал ей укол успокоительного лекарства в руку. Кристина душераздирающе кричала. Я зажал руками уши и выскочил в коридор.
«Малодушный, — повторил я про себя. — Малодушный».
10
За санаторием «Вилла Сан-Антонио» начиналась дорога, окаймленная деревьями, росшими вдоль сточной канавы. Дорога шла из поселка. На карте, висевшей в рамке в ресторанном зале гостиницы «Лаго», она была обозначена романтическим названием «аллея Влюбленных». В тот день, покинув санаторий, я решил пойти по этой тенистой тропе, сулившей, помимо любовных утех, еще и одиночество. Я прошагал около получаса, не встретив на своем пути ни души. Селение осталось позади, и угловатый силуэт «Виллы Сан-Антонио», а также большие особняки, окружавшие озеро, стали казаться картонными аппликациями, наклеенными на горизонт. Я сел на одну из скамеек, пунктиром отмечавших маршрут, и смотрел, как садится солнце на краю долины Сердания. Метрах в двухстах от моей скамейки, посреди чистого поля, занесенного снегом, вырисовывался силуэт маленькой часовни. Не понимая зачем, я встал и, прокладывая стежку по нетронутому снегу, направился к строению. Когда до часовни оставалось не больше дюжины метров, я разглядел, что у часовни нет дверей. Каменная кладка почернела от пламени, спалившего сооружение. Я поднялся по ступеням, которые вели к проему, некогда служившему входом, и сделал несколько шагов внутрь. Среди пепла и головешек выступали обугленные остатки скамей и балок, обрушившихся с потолка. Сорняки расползлись по всему помещению и оплетали руины алтаря. Закатное солнце пробивалoсь сквозь узкие оконца. Я сел на то, что осталось от скамьи перед алтарем, и прислушался к свисту ветра в щелях купола, разрушенного огнем. Я возвел глаза к небу. Как мне хотелось иметь хотя бы крупицу той веры, которую питал мой добрый друг Семпере, веру в Бога или в книги, и с этой верой помолиться небесам или преисподней, чтобы мне дали еще один шанс и позволили забрать отсюда Кристину.