По ступенькам декабря - Климова Юлия. Страница 22

Алька решила не затягивать прощание, наоборот, сделать его коротким и сухим. Пусть Зубарев не думает, что их небольшая прогулка до Волгограда значит для нее больше, чем поход в супермаркет за продуктами. Впрочем, как и прошлые сцены в его квартире. И все поцелуи, вместе взятые. Неважно, считает он себя победителем или нет, ей – все равно. Она пойдет вперед, не оглядываясь, не вспоминая – подумаешь!

– Спасибо за помощь, – официально произнесла Алька, – вы мне больше ничего не должны.

– Искупил вину? – с усмешкой спросил Андрей.

– Да.

– Жаль, я бы еще куда-нибудь съездил. Если ты узнаешь, что у тебя есть брат на краю земли – обращайся.

– Непременно, – ответила Алька и выдала сдержанную улыбку, мол, вряд ли обращусь именно к вам… Протянув руку для рукопожатия, она вздернула нос и добавила: – Я еще не решила: рассказывать отцу правду, кто мне помог, или нет… В ближайшее время ему явно будет не до этого, но потом… – Теперь она улыбнулась лукаво. – Прощайте.

Андрей знал, что отпустит ее без лишних слов, поддержит любую игру (пусть так, пусть так…), и не стал задавать себе вопрос: «почему?» – тоже протянул руку и сжал Алины пальцы.

Несмотря на холод, обоим стало жарко.

– Я рад, что помог тебе, – ответил он ровно.

– Даша! – позвала Алька. – Бери сумку, нам пора.

Глава 8

Глеб Сергеевич Воробьев и его затяжной шок

Воробьев категорически не любил пятницы, пожалуй, он и сам не смог бы объяснить, почему. Конец рабочей недели, и настроение соответствующее, вроде впереди выходные… Хотя выходные он сейчас тоже не жаловал по той простой причине, что проводить их было не с кем. Раньше – с Наташкой. А теперь – с серебряным снегирем, что ли?

Свесив с кровати ноги, он провел ладонью по лицу и сморщился.

Идти на работу – никакого удовольствия. Остаться дома – а на кой?

Глеб Сергеевич сунул ноги в тапки, отшвырнул край одеяла, поднялся и подтянул семейные трусы. Посмотрел на себя в зеркальную дверцу шкафа, пришел к выводу, что живот пока в норме – особо не выступает, как у некоторых, и, довольный собой, зашаркал в сторону туалета. Вчера с горя он хлебнул литра полтора пива, и теперь голова была неприятно тяжелой, а во рту образовалась сухость. Вот она – старость! Раньше пил водку с друганами, и хоть бы что! А теперь… «Фигурное катание, блин, с пивком не посмотришь…» Полночи бегал до ветру и плохо спал. А если действительно бросить пить, заняться спортом, начать правильно питаться? Салатики овощные, например, вполне нормальное блюдо… Со свиной отбивной вприкуску.

Но до туалета Воробьев не дошел, потому что увидел на кухне… Альку. Она сидела за столом на табуретке и с огромным аппетитом лопала яичницу с сосисками.

– Привет, па, – бросила она и хрумкнула огурцом.

– Э… А ты же в доме отдыха… или где там?..

– Досрочно вернулась, – ответила Алька, наливая молоко из пластиковой бутылки в стакан.

– Не понравилось? А когда ты вообще вернулась-то?

– Ночью.

– Но…

Воробьев почесал затылок, собрал мысли в кучу, вспомнил о том, что он в трусах и не мешало бы и штаны натянуть, развернулся и… остолбенел.

В углу в плетеном кресле сидела светленькая голубоглазая девчонка и, поставив тарелку на колени, тоже уплетала яичницу с сосисками. Причем уплетала с отменным аппетитом.

– Здравствуйте, – сказала она и улыбнулась до ушей.

«А это еще кто?!» – чуть не ляпнул Глеб Сергеевич, автоматически сцепил руки перед собой и замер в позе «только, пожалуйста, не бейте штрафной!»

– Здрасте, – выдал он, кивнул и устремился сначала в туалет, а затем обратно в свою комнату. Молниеносно одевшись, Воробьев вновь заспешил в кухню. Острая ледяная мысль сверлила мозг, и оставалось только прочитать ее… «А они-то похожи… точно, похожи!» Он не стал анализировать это, даже не удивился, но необъяснимое предчувствие толкало его вперед… – Здрасте, – еще раз произнес он, притормозив около двери.

– Познакомься, папа, – сказала Алька, отвлекаясь от еды, – Даша Кузнецова, моя сестра.

На невидимой машине времени Глеб Сергеевич Воробьев полетел в далекое прошлое. У-у-ух! Захлопнулись дверцы и замигали кнопки на пульте управления – кадры защелкали, перелистывая строчки, голоса, лица… Он сразу вспомнил письмо, имя, фамилию… Слишком тема была непростой и отчасти болезненной – до сих пор заноза в сердце сидела. Но как? Каким образом?! И сходство… Они обе были похожи на мать. Глаза только у каждой отцовские. («Или кто знает эту Дашу?! Может, бабкины у нее глаза?»)

Значит, Алька ездила не в дом отдыха, а в Волгоград?

Решила и поехала?

А с ним даже не обсудила, не посоветовалась?

Его мнение вообще что-то значит или нет?

Он отец, между прочим!

«Люди добрые, да что же это делается! – вспылил Воробьев. – А меня спросили?!»

Отчаяние смешалось со злостью, и первым порывом было отобрать тарелку у Даши и выставить девчонку за дверь! А на дочь наорать хорошенько, чтоб мозги на место встали. И когда она перестанет доводить его до белого каления?!

Но он же выбросил письмо – порвал и выбросил! Клочки полетели в мусорную корзину, оставив проблему позади… Откуда Алька узнала?..

– Какая еще сестра? – выдохнул Глеб Сергеевич, сунул руки в карманы брюк, качнулся на пятках и повторил гораздо громче: – Какая еще сестра, я спрашиваю?!

– Папа, – поморщилась Алька. – Что значит какая? Единоутробная, конечно. Даша тебе писала, объясняла…

От слова «единоутробная» у Воробьева вспыхнули уши, и на лбу выступили капельки пота. Совершенно идиотское слово! Он попытался взять себя в руки, и это ему почти удалось: «Ладно, пусть девчонка поест и убирается отсюда… а Альке взбучку, взбучку устрою! Только с замужеством ее разобрался, а она новую дурь по-быстренькому сообразила! Познакомились? Замечательно! А теперь – скатертью дорога! Полюбили друг друга? Переписывайтесь! Почта у нас исправно работает – претензий нет!»

Даша сидела тихонько, вцепившись в тарелку, и смотрела то на сестру, то на Глеба Сергеевича. Алька велела вести себя тихо, не вмешиваться и делить все на десять, а лучше на сто десять. Вот этим-то и приходилось заниматься.

Своего отца Даша помнила плохо, вернее, без подробностей, и этот высокий черноволосый мужчина с зелеными глазами и прямым носом, несмотря на явное негодование, вызывал неподдельный интерес и отчего-то нравился. Пожалуй, она представляла отца сестры именно таким – крепким, подтянутым, внушительным.

– Я не очень понимаю, что здесь происходит, – сдвинул брови Воробьев. Ты – Дарья Кузнецова?

– Ну да, я же тебе говорила, – доедая сосиску, ответила Алька.

– Я не тебя спрашиваю! С тобой будет отдельный разговор, – резанул Глеб Сергеевич и переключился на «вторую головную боль». – Значит, это ты написала мне письмо?

– Да, – кивнула Даша.

– Документы у тебя с собой есть?

– Да.

– Доказательства?

– Па-а-па, – протянула Алька, – ты опоздал, я уже все проверила.

– Сколько тебе лет? – игнорируя дочь, спросил он.

– Восемнадцать с половиной, – ответила Даша.

– Господи, спасибо! Она совершеннолетняя! – воскликнул Воробьев, глядя на потолок. Почему-то именно этот момент показался ему спасительным – с девчонкой можно не церемониться, и до Волгограда она вполне доберется самостоятельно. Большая уже! – Рад, что вы к нам заехали, Дарья, – переходя на вы, начал он, – но когда, дорогая, вы планируете возвращаться домой? Вопрос этот меня очень беспокоит, знаете ли.

Он и не собирался любезничать или сглаживать углы, наоборот, мадемуазель Кузнецовой лучше сразу понять, что к чему. Нет, в действительности он ей вовсе не рад – до свидания, до свидания.

– А она не планирует, – ответила Алька и, скрестив с отцом взгляды, очаровательно улыбнулась. – Я старшая и несу за нее ответственность… Мы должны быть вместе, и Даша остается жить у нас.

Воробьев мог предположить разные варианты развития событий: например, мадемуазель Кузнецова гостит два (максимум три) часа и убирается восвояси. Он ей готов дать на дорогу денег – пусть летит самолетом! Но даже в самом кошмарном сне, где присутствуют оборотни, вампиры и представители налоговой инспекции, он не мог увидеть такого…