Крылья (СИ) - Славина Ирена. Страница 24

— Не мои, — просто и без всякого пафоса сказал он.

Его голос звучал так, что мне снова захотелось повернуться к нему и прочитать все эмоции на его лице, все до единой. Обещания наркомана, убийцы, человека, ничего не помнящего о своей прошлой жизни, — о, безусловно им можно верить не больше, чем обещаниям душевнобольных или политиков, однако, вопреки воплям здравого смысла, я верила ему. Я повертела в голове эту странную, пугающую и одновременно умиротворенную мысль и провалилась в сон.

Два или три раза я просыпалась, не понимая, где нахожусь. Мягкий бархатный гул мотора был лучше любой колыбельной, кресло неожиданно просторным, темнота — успокаивающей. Я поворачивала голову и видела, как Феликс сосредоточенно смотрит на дорогу, как тусклый свет приборной доски освещает его лицо. Что бы ни случилось со мной в будущем, эту ночь я запомню надолго, или даже навсегда. Всего несколько часов назад я мечтала только о том, чтобы он ничего со мной не сделал. Теперь же я не могла отделаться от мысли, что вряд ли я когда-нибудь буду находиться в более спокойном и безопасном месте.

9. Подарок

— Тебя забыл спросить.

Ох, как затекли спина и шея...

— Смени тон или разговор окончен.

И холодно. Где же чертово одеяло? Я сделала попытку перевернуться на бок и тут же заметила, что то, на чем я лежу, — даже отдалённо не напоминает кровать.

— Поступаю так, как считаю нужным, только и всего.

Я в машине. В машине Феликса. Мы едем домой!

— Да, она со мной.

Я перестала ёрзать. Феликс говорил по телефону. С кем-то, кто знал о моем существовании. Насколько гадко с моей стороны будет «проснуться» чуточку попозже? Я была уверена, что как только открою глаза, его телефонный разговор будет окончен, а мне так хотелось узнать о нем что-нибудь еще. Я заставила себя дышать ровно и не двигать глазами под закрытыми веками. Это была Изабелла, кто же ещё, и судя по воплям из трубки телефона, которые были слышны даже мне, — она была в ярости от того, что собирался сделать Феликс. Она была категорически против того, чтобы он ехал в Симф.

— Ты хоть представляешь, чем это может грозить?! — орала она.

Я разбирала каждое слово и чем дольше слушала, тем больше мне становилось не по себе.

— Мы не будем афишировать приезд, и я буду предельно осторожен, — раздраженно ответил Феликс.

Я наблюдала за ним из-под опущенных ресниц, внешне он был спокоен, разве что рука, намертво вцепившаяся в руль, выдавала напряжение.

— Мы?! Что еще за «мы»?! Говори только за себя, думай только о себе, и обо всех них — в самую последнюю очередь! Иначе твои сантименты...

— Это не сантименты, это ответственность.

— Ответственность за что?! За то, чего ты не совершал?! Опомнись! Катрина вытрясла из тебя всю душу, и теперь ты решил нянчиться с каждым человечишкой, который перебежит тебе дорогу?! — взвизгнула трубка.

Рука Феликса вывернула руль, машина вильнула к обочине и резко затормозила. Всё произошло так неожиданно, что я в ужасе распахнула глаза и резко села. Лента ремня сдавила грудь. Феликс вылетел из машины, яростно захлопнув дверь и... Внезапно две вещи поразили меня до глубины души: первый раз с момента нашей встречи я видела его с лицом, перекошенным от бешенства. Я уже наблюдала его раздражение и недовольство, но ярость — только сейчас. Казалось, от последней фразы его подружки у него в мозгу сгорели какие-то предохранители, и он забыл обо всем, включая меня... А второй удивительной вещью был не визуальный ряд, а то, что я услышала. Я не могла ошибиться, несмотря на всю невероятность происходящего: в машине, пока я была рядом, Феликс говорил с Изабеллой по-русски, но когда он выбрался из машины, то заговорил с ней на другом языке, и я сомневалась, что слышала это язык раньше. Видимо, денег его семьи хватило и на экспресс-курс изучения итальянского или какого-то похожего языка, но я могла ошибаться, так как за исключением немецкого больше никакими языками не интересовалась.

Феликс отошел подальше от машины — я уже не разбирала слов и практически не слышала голоса, но, глядя на то, как он орёт в трубку, я не сомневалась, что приличных выражений там мало.

Удручающее начало такого важного дня... Я огляделась по сторонам.

Солнце едва взошло, превратив небо на востоке в расплавленное золото. Было очень ветрено и сыро, над Перекопским заливом кружила стая белых птиц. Мы только что въехали в Крым, ещё часа три-четыре и будем дома... Я отправила бодрые эсэмэски Анне и подругам, спрятала телефон и посмотрела на Феликса. Он только что закончил говорить, верней орать, и теперь стоял спиной ко мне, засунув руки в карманы и глядя на залив. Я вздохнула, вылезла из машины и, дрожа от утреннего холода, потопала к нему.

— Извини за такое пробуждение, — сказал он, не оборачиваясь.

— Переживу... Ты в порядке?

Мой вопрос стал неожиданностью даже для меня самой. Такой незнакомый, далёкий, чужой мне человек повздорил со своей подругой из-за совершенно неведомых мне разногласий. Пожалуй, надо было остаться в машине и сделать вид, что ничего не случилось, но меня накрыло странное сопереживание.

Феликс повернулся ко мне и смерил взглядом. Утреннее солнце легло позолотой на его кожу, ветер взъерошил волосы, глаза больше не казались чёрными, какими я привыкла их видеть, — скорее были тёпло-карими, как корица. Или молочный шоколад... Я первый раз видела его при свете дня, и он больше не казался мне ни зловещим, ни опасным. Скорее задумчивым и отрешённым.

— Ты в порядке? — повторила я.

— В полном, — ответил он.

— Кажется, она не одобряет эту поездку?

— Она просто очень волнуется за меня.

— Почему? Я не кусаюсь, — попробовала пошутить я.

Тень улыбки скользнула по его лицу.

— Дело не в тебе.

— А в чём тогда?

Он не ответил.

— Придорожная забегаловка и крепкий горячий кофе, как тебе такой сценарий? — Феликс развернулся и зашагал к машине.

— Прекрасный сценарий! — закричала я ему в след. — Только я же от тебя не отстану! Что может угрожать такому, как ты? Феликс!

Я побежала следом, забралась в машину и упрямо уставилась на него. Он молча вдавил ключ в зажигание и вырулил на трассу.

— Любой, кто узнал бы о твоём прошлом, предпочёл бы не связываться с тобой, — заметила я.

— О, есть люди с диаметрально противоположными предпочтениями.

Это что он имеет в виду? Я открыла рот, готовясь задать еще пару десятков наводящих вопросов, и... тут же закрыла его. Сердце начало искать подходящую межреберную щель, чтобы выскочить к чёртовой матери. Конечно же. Как же я сразу не догадалась.

— Тебя ищут... — прошептала я. — Ты в розыске, да?

— Эта мысль должна была прийти к тебе в голову гораздо раньше.

***

Теперь мне многое прояснилось. Разъезжать по стране в притягивающей взгляды машине — гораздо более глупо, чем тихо-мирно сидеть дома под защитой своей новой и несомненно влиятельной «семьи». И еще более глупо возвращаться в город, где он может быть узнанным. Феликс осознавал все это с самого начала и, тем не менее, согласился на эту поездку, которая не сулит ему ничего кроме неприятностей... Учитывая патрульные посты, растущие вдоль дорог, как грибы... Конечно, они вряд ли опознают его, потому что ищут оборванного наркомана, с руками, покрытыми татуировками и полным чердаком гнили. В то время как Феликс разъезжает на дорогой машине, разговаривает, как препод риторики, и — не знаю, что с его совестью, но руки его чисты, как у младенца. Теперь это другой человек с несомненно другими документами. Они не возьмут его. Эта мысль заставила меня испытывать странное удовлетворение, так что мне даже пришлось одернуть себя. Я не имела никакого морального права радоваться тому, что убийца не наказан и вряд ли будет наказан. Но в то же время Феликс не мог вернуть того, кого убил, однако мог спасти от тихого помешательства очень дорогого мне человека. И я хладнокровно выбирала второе. Я не допущу, чтобы его поймали до того, как он прижмет к себе Анну и скажет, что отныне с ним все хорошо. Он сделает это, а потом пусть проваливает на все четыре стороны, пусть его ищут, пусть сажают, пусть делают с ним, что хотят. Мы с Анной уедем к отцу, и этот странный почти-Феликс больше никогда не сделает ей больно...