В тебе моя жизнь... - Струк Марина. Страница 139

Не к добру это затишье, гладил бек бороду, словно зверь перед прыжком затаился этот русский, но когда он прыгнет и где, Исмаил мог только догадываться. Он расставлял пленнику ловушки, создавая тому мнимые условия для побега, чтобы тот купился на этот обман и сделал попытку вырваться из плена, но русский не замечал этих «возможностей», будто оставил даже мысли о побеге, смирившись со своим рабским существованием.

Спустя год, поздней осенью, когда дороги размыло проливными дождями, что лились на аул несколько дней подряд, Сергей снова бежал, разбив свои кандалы. Он опять разобрал крышу, молча работая под напряженными взглядами остальных пленников, которые не выразили никакого желания бежать с ним. Они уже смирились со своей участью, страшась побоев и издевательств, а возможно и смерти, которые ждали бы их, осуществи они этот нелепый, по их мнению, замысел, заранее обреченный на неудачу. Лишь старый служивый, когда Сергей уже вылезал на крышу, подошел к нему, аккуратно подобрав цепь, чтобы та не гремела, и проговорил:

— Иди с Богом, сынок. Пусть тебе улыбнется удача на этот раз, — он помолчал, а после добавил. — Если вернешься на родину, сходи в храм и помолись за меня.

— Чье имя поминать, служивый? — шепотом спросил Сергей, соглашаясь.

— Ничье. Просто — русский солдат, пленник нехристей басурманских. Глядишь, и не только мне поможешь, а кому-то еще. Может, вспомнит о нас Господь и пошлет свою благодать.

Уже спустившись с крыши, Сергей задержался у ограды дома бека, теряя драгоценные минуты. Он сейчас напряженно размышлял, стоит ли ему делать то, о чем так вопила его душа, взывая к мести. Пробраться в дом бека через небольшое окошко (Сергей уже знал, где тот спит ночами) и задушить Исмаила собственными руками за все эти годы издевательств, за годы боли и страданий. Но потом он решил, что отец Джамаля, хоть и заслуживает смерти, как никто другой, все же умрет не от его руки, и быстро, но тихо, прижимаясь в тень, едва замечал охранника, побежал прочь из аула.

Сергей бежал в противоположную сторону от той, где были расположены русские крепости, где его в двух верстах от аула под большим валуном ждали небольшие припасы в дорогу, кинжал, шапка и овчинный тулуп. Все это в течение месяца выносил тайно из аула Джамаль, помогая русскому в его побеге. Он понимал, что не скройся тот из аула, непременно сгинет здесь, в этой чужой для него земле, а этого Джамаль не желал.

Сергей заметил в мешке аккуратно сложенные шерстяные носки и наколенники из овечьей шкуры и вспомнил молоденькую черкешенку. Мадина также положила бараньего жира и нежданный для него сюрприз — несколько тонких кружочков ханки.

— Храни вас ваш Бог, — прошептал Сергей, завязывая мешок. Затем он вскинул его на плечо и, быстро побежал прочь, аккуратно лавируя между камнями. Через пару верст, которые он шел по узкой горной речке, едва удерживая равновесие под сильным напором воды, он достиг места своего назначения — небольшую пещеру, вход в которую был почти полностью скрыт кустом терновника. Не поставь Джамаль знак для Сергея, тот бы ни в жизнь не нашел бы ее сам.

Сергей заполз внутрь и быстро расправил за собой кусты, чтобы посторонний глаз не смог заметить, что здесь в скале есть некое углубление. Пещера была маленькой и узкой. Сергей мог сидеть в ней, лишь пригнув голову, а лежать — свернувшись калачиком, но он был доволен тем, что на ее дне, его ложе, лежали сухие травы, а стены ее и свод — надежное укрытие от непогоды. Первым делом Сергей снял с себя мокрые башмаки и растер свои заледеневшие от холодной воды ноги бараньим жиром, мысленно благодаря Мадину за предусмотрительность. Затем он надел носки и наколенники, укутался, насколько это было возможно, в тулуп и принялся вглядываться в окружающую его местность, чтобы сразу же заметить возможную опасность. Незаметно для себя он провалился в сон, а когда проснулся, уже стемнело, не было видно не зги. Сергей опасался волков, замерз, но разжигать огонь было никак нельзя — этим можно было привлечь к себе ненужное внимание.

Так и просидел он около недели в своем убежище, лишь изредка покидая его по мере необходимости. Как только прошло время, что он выжидал, Загорский покинул пещеру, обходя на пару верст аул и возможные посты, указанные Джамалем, ориентируясь на местности только по его рассказу. Он переходил узкие речки, продирался сквозь лесные заросли, еле держась на ногах на каменистой поверхности, прячась каждый раз, когда слышал речь горцев или топот лошадиных копыт. Он плохо спал, каждый раз просыпаясь от лишнего звука поблизости. Запасы еды, несмотря на строжайшую экономию, подходили к концу, а Сергей еще так и не встретил никого из своих соотечественников. Все аулы, что попадались ему на пути, были черкесскими, ни одного русского солдата в них.

Сергей ослабел от недосыпа и голода, холод пробирал его до самых костей, вызывая ломоту в теле. Он был сильно истощен физически и морально, совсем пал духом, и однажды уже готов был лечь под камень и остаться там лежать, пока Господь не призовет его к себе. Он закрыл глаза, а когда открыл, то удивленно отшатнулся — рядом с ним сидела Марина, прижав к себе колени и, упершись в них подбородком, внимательно смотрела на него. Как же ей не холодно, в одной тонкой сорочке, подумал Сергей, ведь дул холодный пробирающий до костей ветер, бросая в лицо ледяную крупу. Но, присмотревшись, он понял, что ее волосы даже не колышутся на ветру, и понял, что бредит. Он протянул руку и коснулся ее лица. Ее кожа была такой мягкой, такой теплой…

— Ты обещал мне, — тихо сказала она. Он кивнул, но прошептал в ответ:

— Я не могу.

— Ты обещал, — настаивала она, упрямо качнув головой. Потом переплела свои пальцы с его, легко поглаживая большим пальцем при этом его ладонь. — Ты уже совсем рядом.

Сергей тотчас проснулся при этих словах, будто вынырнув из глубин сна. Сначала он не понял, что за звук доносится до него, а потом подполз поближе к кустам, из-за которых были слышны голоса, еле слышные из-за рокота речки, и раздвинул их. А когда заметил, кто стоит у воды и поит коней, заплакал так, как не плакал уже давно.

Так и вышел к казакам, не скрывая своих слез, сильно удивив тех своим неожиданным появлением из кустов, заставив тут же схватиться за ружья.

— Не стреляйте, милые. Я свой, — хрипло сказал Сергей, перекатывая во рту слова, словно камни. За эти годы он почти отвык от русской речи — пленники редко разговаривали меж собой, каждый погруженный в свою боль и отчаянье. Он представил, как сейчас выглядит — заросший, с густой бородой, в кавказском тулупе и шапке, в какой-то рванине на плечах, и невольно улыбнулся. Казаки настороженно переглядывались, откуда-то издалека уже бежал хорунжий, а Сергей запрокинул голову вверх и взглянул на солнышко, показавшее свои лучи из-за серых туч. Ветер бил в глаза, сыпал в них мелким снегом, но он не чувствовал этого. Его словно охватила такая эйфория, такая бешеная радость, что он рассмеялся во весь голос.

Он спасен. Он смог сделать это.

Словно осознав, что более не стоить напрягать последние силы, тело Сергея отказало ему на половине пути в крепость. Если бы его вовремя не поддержали ехавшие рядом казаки, то он непременно бы упал с лошади и расшибся. Его привезли в лазарет чуть живого, горячим от жара, которым пылало его тело.

Второй раз за эти годы жизнь Сергея опять была на волоске. Но в этот раз он сильнее цеплялся за нее, уже зная, что самое страшное, что могло случиться в его судьбе уже позади. Тем не менее, его выздоровление затянулось, он смог встать на ноги лишь к Рождеству, а выехать в Пятигорск, где его уже ждал генерал Вельяминов только после Крещения.

Тот встретил его словно ожившего мертвеца. Сергей и не удивлялся этому — по сути так оно было, да он и сам чувствовал себя так, словно вернулся с того света.

— Я не отсылал пока ваших писем, что вы отправили из крепости, — признался Вельяминов, передавая Сергею бокал с бренди и толстую сигару. Только сейчас почувствовав их вкус и аромат, Сергей понял, как не хватало ему их эти годы. Какое блаженство сидеть у камина у ярко горящего огня, пить превосходный бренди, медленно перекатывая его во рту, наслаждаясь его вкусом, вдыхать в себя запах сигары!