В тебе моя жизнь... - Струк Марина. Страница 34

— Уберите ногу, вы порвете мне платье и, готова поспорить на что угодно, уже испачкали его. И я бы не назвала ваше поведение сейчас подобающим!

— Я просто не вижу иной возможности заставить вас выслушать меня. Вы ведь не остановились бы, если бы я попросил вас, n'est-ce-pas [44]? А бежать за вами по всему парку я не имею ни малейшего желания. Позвольте мне объясниться.

— Нет! Нет, не позволю! Я не имею ни малейшего желания слушать ваши объяснения! — Марине казалось, что еще минута vis-a-vis с Загорским, и ее нервы не выдержат. — Уберите сейчас же ногу с подола, иначе я закричу!

— Послушайте… — начал было Загорский, но Марина отвернулась от него и посмотрела вслед удаляющимся Арсеньевым, которые, не подозревая о происходящей за их спинами сцене, мило беседовали. Она поняла, что не может больше слушать князя, не может больше видеть его. Слезы разрывали комком ее горло, затрудняя дыхание, и она поняла, что заплачет прямо здесь и сейчас, перед ним, перед всеми в парке. Или ударит его зонтиком. Со всей силы и прямо по его непокрытой русоволосой голове. И неизвестно, что еще хуже для ее репутации — первое или второе.

— Жюли! — неожиданно для самой себя громко и слегка визгливо вскрикнула Марина, и Загорский, признавая свое поражение, убрал сапог с подола ее платья. Юленька и ее муж обернулись встревожено и наблюдали с удивлением, как Марина, подхватив юбки одной рукой и с трудом удерживая зонтик в другой, спешит к ним, стараясь делать это по возможности чинно, как и подобает воспитанной девушке. Загорский не отставал от нее ни на шаг, и к Арсеньевым она почти подбежала.

— Ах, Жюли, Павел Григорьевич, такая жара нынче. Мне неловко просить вас прервать прогулку, но я вынуждена это сделать — у меня вдруг начался приступ migraine [45]. Это просто ужасно … douleur atroce [46]… Не могли бы мы вернуться?

— Разумеется, ma cherie, — обеспокоенная Жюли взяла подругу за руку. — Сейчас же поедем. Мигрень… А я как назло не взяла свои соли сегодня.

Арсеньев молча смотрел на Загорского. Он сразу же вычислил причину столь неожиданного приступа мигрени Марины, но терялся в догадках, что между ними произошло. Может, зря они с Жюли следили за их protegee [47]не так тщательно, как следовало бы. С другой стороны, он был уверен, что Загорский никогда не позволил бы себе оскорбить словом или действием невинную девушку.

Они направились маленькой группкой к выходу из парка, где их ждала коляска. Юленька заботливо вела под руку Марину, то и дело поглядывая на нее, словно опасаясь, что та может неожиданно упасть наземь. Загорский держался чуть позади, но не отставал от них ни на шаг. Арсеньев, пользуясь случаем, поравнялся с ним.

— Что меж вами произошло? Если ты позволил…

— Прошу тебя, что я мог позволить себе на виду у всех! — отрезал Загорский резко.

— Тогда в чем дело? Марина Александровна до сего момента не страдала приступами мигрени.

Загорский раздраженно посмотрел на друга.

— С каких это пор ты стал таким любопытным? Прости, я не могу тебе сказать, это было бы низко с моей стороны, — он увидел, что их маленькая группка приблизилась к коляске Арсеньевых, и жестом подозвал человека со своей лошадью. — Позвольте, я провожу вас…

— Нет! — вскрикнула Марина и, осознав свою оплошность, понизила голос. — Нет. Я не вижу в этом необходимости, сударь.

— Это не необходимость, а только мое удовольствие, — возразил ей Загорский, предлагая ей свою руку для того, чтобы помочь сесть в коляску.

— Я не вижу в этом необходимости, — тихо, чтобы не услышали Арсеньевы, процедила сквозь зубы Марина. Ее рука дрожала в его руке то ли от негодования, то ли от волнения. — C'est tout ce que je vous dis [48], сударь.

— Зато я не все сказал вам, — Загорский помог ей сесть, а потом закрыл дверцу коляски и положил свою руку на нее. — Вы не дослушали меня, а, следовательно, не дали мне возможности оправдаться от выдвинутых вами обвинений.

— Я не хочу слышать ваших объяснений, — медленно проговорила Марина. Ее уже ничуть не волновало, что сидящие в коляске Арсеньевы слышат их диалог. — Я не понаслышке знаю, какой вы мастак придумывать оправдания.

Загорский слегка покраснел от ее слов.

— Марина Александровна, я попросил бы вас… — начал он, а Марина, слегка удовлетворенная тем, что задела его за живое своими словами, чувствуя, что не в силах более продолжать этот разговор, тихо обратилась в отчаянье к Павлу:

— Je serais tres content si vous me debarrassez de ce homme [49]…

Павел слегка пожал ее руку в знак поддержки, наклонился к Загорскому и еле слышно прошептал ему в ухо:

— Дружище, сделай передышку. Сейчас ты ничего не добьешься, неужто сам не видишь? Les femmes [50]… Они так эмоциональны, им нужно время, чтобы успокоиться. Приезжай через два дня на охоту. Может, будет возможность обсудить все, да и она остынет к тому времени.

Загорский легко пожал его руку в знак согласия и отпустил дверцу коляски. Арсеньев кивнул кучеру, и они тронулись в путь.

Загорский напрасно пытался поймать взгляд Марины. Та смотрела в никуда прямо перед собой и не повернула головы, когда коляска отъезжала. Только Жюли неловко и виновато улыбнулась ему из-за Марины, да Арсеньев кивнул на прощание.

Это только добавило поленьев в огонь ярости, пожирающий Сергея изнутри. Он был так зол, что с удовольствием бы разбил что-нибудь сейчас. Он легко вскочил на свою лошадь и направился на свою холостяцкую квартиру.

Она не захотела с ним поговорить. Выдвинула свои требования и обвинения и не дала ни слова сказать в свою защиту. Да и как мастерски выбрано место — публичный парк для прогулок, кругом люди, все на виду…

«Я не понаслышке знаю, какой вы мастак придумывать оправдания». Он с силой сжал поводья. Будь она мужчиной, он с удовольствием выбил ей мозги! Заявить такое ему! Неслыханно! И это после того, как открытым текстом заявила, что ждет от него предложения руки и сердца, не меньше!

Он снова вспомнил слова Натали, которые всплыли в его памяти, едва Марина завела речь о браке: «ведаешь ли ты, что в институте девочки с самых младых лет ставят себе цели: получить шифр и (ну, или «или» — у кого как получится) найти хорошую партию».

Неужели все женщины так стремятся замуж? Неужели все так циничны и продажны?! Ему было так легко с ней, так покойно. Марина не жеманничала в разговоре с ним, как остальные девушки ее возраста, а говорила с ним, как с равным, чем и подкупила его. Так обмануться! Он-то думал, что она любит его, а она тем временем подсчитывала выгоды от брака с ним.

«….— Загорское? Это ваше имение?

— Да, самое крупное. Самое начало из начал нашей семьи. Было подарено моему славному предку первым Романовым. Когда я был еще мальчиком, мне казалось, что его границ не объедешь и за сутки.

— Правда?...»

Ах, как должно быть забилось ее меркантильное сердечко при этих словах!

Шампанское. Ему определенно надо шампанское нынче вечером. Много шампанского! Его снова звали на пирушку в казармах, недоумевая, что это он вдруг заделался «чертовым святошей», как выразились его гвардейские дружки. Вот и прекрасно. Это именно то, что ему сейчас нужно, он усмехнулся, — забыться в вине. Забыться и забыть, что нужен не он сам, а имя, титул и состояние. Как всегда.

Ну и пусть, вдруг подумал Загорский. Он уже принял решение, и ничто не изменит его. Даже если она не любит его, а хочет этот проклятый титул и деньги, то прекрасно, пусть получит их. В конце концов, он тоже получает немало взамен. Это будет отличная сделка, усмехнулся он.

Слезая с лошади на месте, Загорский неожиданно столкнулся со своими дружками.