В тебе моя жизнь... - Струк Марина. Страница 82

Ребенок. Дитя Загорского…

Марина потрогала свой плоский живот. Даже не верилось, что где-то там внутри нее зародилась новая жизнь из ее и его любви. Плод их страсти. Как она не могла подумать о том, что может быть ребенок? Ведь у супругов всегда появляются дети…

Она откинулась на подушки и улыбнулась особой, блаженной улыбкой Агнешке, которая, заметив ее настрой, улыбнулась в ответ.

— Цяпер ты павинна берагчы не только сябе, но и яго, твое дзитя [144], касатка моя, — она ласково провела ладонью по щеке Марины.

Да, Агнешка права. Теперь она должна думать не только о себе, но и дите, которого носит в себе. С этой поры она ответственна за чужую жизнь. Подумать только, в ней теперь будет расти маленький человечек, соединивший в себе частичку Сергея и ее частичку. Человечек, который жить за ее любимого, покинувшего ее столь рано.

У Марины слегка закружилась голова от волнения, и она закрыла глаза, стремясь обуздать все те эмоции, что захлестнули ее при осознании того, что происходит сейчас в ее жизни. Теперь никто не сможет заставить ее делать то, что она не желает. Как только она поправит здоровье, то нанесет визит старому князю и расскажет ему, что Сергей ее венчанный супруг, а ребенок, которого она носит, — наследник рода Загорских. Марине казалось, что должно непременно быть так, как она задумала, и ином она даже не думала, в отличие от Агнешки, которая выразила сомнение, что князь вот так уж легко признает правнука.

— Ах, касаточка моя, не думаю, что яго сиятельство вот так сразу повериць тебе, — покачала она головой. — Что тогда робиць будем? Коли он не поверит тебе?

— Тогда я уеду в Ольховку и буду растить ребенка там, — уверенно заявила Марина в ответ. — Когда дитя будет постарше, повезу его старому князю. Он не сможет не уловить сходства, ведь каждое дитя берет чуточку от внешности своих родителей. Убеждена, что мой ребенок непременно будет схож со своим отцом. Их сходство будет лучшим доказательством правоты моих слов.

Агнешка покачала головой. Ей все же не верилось, что будущее Марины столь безоблачно, как та представляла себе. Не по правилам они соединили свои судьбы, нелегкая доля будет из-за этого у ее Мариши. Она вдруг подняла голову и прислушалась: в коридоре за дверью спальни явственно послышались чьи-то быстрые шаги. Кто-то спешно направлялся либо к ним, либо в соседние комнаты. Последнее, правда, было менее правдоподобно — там жили младшие сестры Ольховские, которые недавно ушли с горничной на прогулку в парк.

Дверь спальни Марины с грохотом распахнулась, с силой ударившись ручкой о стенку. На пороге стояла Анна Степановна. Ее лицо раскраснелось, она тяжело дышала, словно бежала не одну сажень. Марина не успела даже удивиться странному виду матери, как та резко оторвалась от косяка, к которому прислонялась на несколько мгновений, переводя дыхание, и быстрым шагом пошла к ее постели. Мать подняла вверх руку, и Марина увидела, что она сжимает в ней хлыст. Тут же, за какое-то мгновение до удара, ее верная нянюшка в одном движении накрыла девушку своим телом.

Хлысь! На спину Агнешки со свистом опустился хлыст. Та только вздрогнула, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли, и еще крепче прижалась к Марине. Потом хлыст опустился на ее спину еще раз, и второй, и третий. Марина билась, крича, под нянечкой, крича во весь голос и пытаясь скинуть с себя Агнешку, но та вцепилась в нее, словно клещ, принимая на себе удары, предназначенные ее девоньке.

После третьего удара Анна Степановна поняла, что ее наказание бесполезно. Она отошла, шатаясь от постели, отбросила в сторону хлыст и разрыдалась во весь голос.

— Дрянь! Какая же ты дрянь! — она повернулась к Марине и закричала, устремляя на нее указательный палец. — Ты! Как ты могла так упасть?! Ты падшая женщина, вот ты кто! Как ты могла сделать это со мной? Ублюдок! О Боже! Ублюдок!

— Не называй так моего ребенка! — крикнула матери из постели Марина, отстраняя нянечку, которая всячески препятствовала ей ответить Анне Степановне. Она жутко боялась, что та опять впадет в неистовство, но на этот раз она не успеет защитить свою девоньку. — Не называй так!

— А как еще назвать дитя, зачатое в грехе?! — прошипела красная от злости Анна Степановна. — Зачатое дитя вне брака — ублюдок, по иному и не назвать!

— Мое дитя зачато в браке! — выкрикнула Марина и если бы не была так напряжена, непременно рассмеялась бы — так забавно смотрелось со стороны, как резко захлопнулся рот Анны Степановны. — Я обвенчана с князем Загорским два месяца назад. Мы совершили таинство за несколько дней до его отъезда.

Анна Степановна отошла к окну и стала смотреть в сад, обхватив себя за плечи. Было видно, она пытается изо всех сил успокоиться и подумать разумно над сложившейся ситуацией.

— Как ты, Гнеша? — обратилась тем временем к нянечке Марина. — Очень больно? Ступай в кухню, пусть кто-нибудь осмотрит твою спину. Я вижу кровь на твоем платье. Ступай, не бойся, она более не причинит мне вреда. А если и будет так, то я приму это. Мой грех — мне и ответ нести.

Агнешка поколебалась немного, но затем вышла из спальни, притворив за собой плотно дверь, оставив мать и дочь наедине для откровенного разговора.

Анна Степановна, окинув комнату взглядом и убедившись, что они остались одни, поднесла к кровати стул.

— Расскажи мне все, — приказала она, заняв место у постели Марины. — Я должна знать, как это произошло, где и, самое главное, почему без родительского благословения.

И Марина рассказала ей обо всем: о таинстве, произошедшем в маленькой сельской деревушке в соседнем от Киреевки уезде, о небольшом торжестве по этому случаю в имении Арсеньевых, о тех нескольких днях, что она и Загорский провели вместе. По окончании ее исповеди мать немного помолчала, а потом спросила:

— Кто был дружками на венчании?

— Я не знаю их, — призналась Марина. — Ни разу не видела их до того.

— Значит, люди не того круга. Офицеры, — решила Анна Степановна. — А что Арсеньевы?

— Арсеньевы на таинстве не были. Так решил Сергей. Мол, чем меньше людей посвящено в нашу тайну, тем лучше.

— Значит, из числа твоих знакомых только Арсеньевы знают о вашем браке, более никто? — Марина кивнула, а Анна Степановна нахмурилась. — Прекрасно, они в отъезде, а вернутся, Бог знает, когда. Церквушка-то, знаешь, где находится? Ее-то вспомнишь?

— Вспомню, коли потребуется. А зачем вам это, маменька?

— Так для того, чтобы пред старым князем объявляться в качестве невестки, надобно иметь preuves [145]оного на руках, а не быть пустословными! — отчеканила Анна Степановна. — А другого пути у нас теперь нет. Только к князю на поклон идти.

Она поднялась со стула и прошлась по комнате в задумчивости, поглаживая пальцами подбородок. Марина наблюдала за матерью со своего места в постели. Ей на мгновение показалось подозрительным, что мать вот легко приняла ее тайный брак с Загорским, что она напряженно обдумывает какие-то свои тайные планы, и ей стало боязно. Но затем Анна Степановна остановилась на месте и радостно улыбнулась дочери.

— Что такая смурая? — спросила она. Потом подошла к Марине и наклонилась, заглянула ей прямо в глаза. — Поправляй здоровье. Как получше тебе станет, поедем в твою церквушку. Далеко она?

— В верстах двух от Киреевки.

— Вот и славно, — улыбнулась опять Анна Степановна и поправила подушки дочери. — Вот и славненько.

У самого порога она обернулась и внимательно посмотрела на дочь. Потом тихо проговорила:

— Моли Бога, чтобы мы нашли preuves твоего тайного брака, Марина. Иначе тяжко нам придется, ой, как тяжко!

Спустя несколько дней, когда Марина смогла вставать и ходить без слабости в членах, Анна Степановна заявила, что надобно ехать как можно скорее в церковь, где проходило их с Загорским венчание. «Le temps presse [146]», — сказала она, намекая на то, что уже через несколько месяцев вполне вероятно станет затруднительно скрывать положение Марины.