Крылья Тура - Языков Олег Викторович. Страница 5
– Верно, Антоша, верно. Ну, будем ждать свою птичку. Я, наверное, неделю еще на земле посижу. Медицина ко мне придирается. А потом – будем искать варианты.
Тут Антону стали кричать из толпы, что-то держать или крутить надо было.
– Ну, я пойду, Виктор? Помогу?
– Иди уж, «золотые руки», крути гайки. И я пойду, что-то голова тяжелая стала. – Действительно, что-то не то. В госпитале голова не болела, а тут… Может, переел на радостях-то? Или прав военврач, что-то у меня с головой. Да нет. Не может быть. Регистраторы серьезное ранение не просмотрели бы. Пройдет, волноваться не надо.
Вместе с официантками я добрался до санчасти, поблагодарил девчат, попрощался и пошел в тень палатки. Симпатичная медсестричка уже знала о новом постояльце и показала мне на застеленную чистым бельем койку.
– Отдыхайте, товарищ младший лейтенант!
Черт, надо попросить у кого-нибудь пару кубиков на петлицы, а то перед капитаном неудобно будет. И я провалился в сон. Рева двигателей взлетающих и садящихся самолетов я уже не слышал.
Проснулся я уже под вечер. Что-то ближе к семи. Уже солнца почти и не видно было, но еще относительно светло. На тумбочке лежало два кубика защитного цвета. За распахнутым брезентовым пологом палатки кто-то вполголоса разговаривал. Э-э, да это Антон с медсестрой любезничает.
Антон, как почувствовал, просунул голову в палатку.
– Проснулся? Ну и силен ты спать, командир, настоящий пожарник. Если нормально себя чувствуешь – дуй на старт, там капитан будет. Вылетов больше не ожидают – темнеет, но, если хочешь, капитан с тобой минут на двадцать слетает. Хочешь?
– Еще как хочу! – Моментом схватив гимнастерку со спинки стула, я в секунду поставил кубики и, на бегу натягивая гимнастерку, кинулся на старт. Всю дистанцию пулей пролетел и не запыхался.
Прямо на взлетке стояли два истребителя, от их двигателей ощутимо тянуло теплом. Ко мне быстрым шагом направился комэск.
– Силен ты спать, лейтенант, – кинул он быстрый взгляд на мои кубики. – Подлетнем малость? Надо вот эту птичку облетать после регулировки двигателя. Я на ней, ты на моем. С рацией разберешься? Держи шлем.
– А как же? За что деньги платили? – Дело в том, что на командирской машине стояла полноценная рация, с передатчиком. На наших, у рядовых летчиков, стояли лишь приемники. Но работе на рации нас обучали, даже деньги платили за овладение радиосвязью и присвоенный класс.
Я натянул шлемофон, перегнал пистолет на живот. Мне быстренько помогли надеть парашют, застегнули и подергали все ремни. Руки предательски задрожали. Надеюсь, хоть это не видно.
– Быстрее, Туровцев, быстрее! Времени нет. По машинам! После взлета походи за мной минут семь, пока я машину погоняю, затем – расходимся, быстренько крутанем пару заходов, и на посадку! Все понял?
Тело Виктора привычно бросилось к самолету. Ловкий прыжок на крыло, одна нога, вторая, парашют уходит в чашку сиденья, поерзать – порядок. Механик склонился ко мне в кабину.
– Самолет заправлен, боезапас по штату, двигатель прогрет. Запуск!
Двигатель чихнул, пустил клуб дыма, моментально схватился и заревел. Громко-то как! Руки без моей команды привычно пробежались по тумблерам, проверяя их положение, глаза слева направо скользнули по приборам. Самолет мелко дрожал. Казалось, он сам с нетерпением рвется в небо.
Капитан сделал рукой знак убрать колодки и требовательно посмотрел на выпускающего. Тот сорвал пилотку и взмахнул ею в сторону конца полосы: «Выметайтесь!»
Комэск, не закрывая фонаря, обернулся ко мне и показал рукой: «Взлет!» Его самолет запылил впереди. Левая рука привычно двинула вперед сектор газа, истребитель начал разгон. Застучали на неровном грунте колеса, затрясло, рев двигателя изменил тональность, капот опустился… я потянул ручку на себя… Взлет! Я в воздухе! Впервые в жизни на боевом истребителе я в небе. В небе войны…
Что-то я увлекся. Где капитан? Я слишком резко подорвал самолет на взлете и оказался выше комэска. Сделал плавную, почти незаметную змейку. Вот он! Ф-фу, увидел, наконец. Выровнял самолет, подошел к комэску метров на двести сзади слева. Взгляд на приборы, на часы. Взгляд вниз, на аэродром. Характерные приметы. Та-а-к, овражек, поворот дороги, проплешина взлетной полосы, ясно. Курс… хотя, впрочем, мне за капитаном идти. Но все же курс? Так, курс возврата будет такой… Еще раз на часы… Полетели.
Несколько минут я тащился сзади капитана, пока он выделывал всякие кренделя в воздухе, проверяя машину. С непривычки вцепился в его самолет глазами и не выпускал его из поля зрения. Наконец мне это надоело, и я зашарил взглядом по сторонам. Видимость была хорошая, хотя уже у земли существенно потемнело. Здесь, на высоте полутора километров, было еще светло. Так, а это еще что такое? Впереди справа, ниже нас метров на пятьсот, я увидел четыре темных силуэта. Самолеты как раз были от нас на светлой стороне неба, а мы, естественно, в тени. Похоже на «пешки», но пока не проверил, их надо считать противником.
– Командир, на три часа, удаление четыре километра, ниже пятьсот, четыре цели!
Истребитель капитана качнул крылом: «Понял, принял!» Поскольку комэск меня уже существенно опережал, то при развороте я оказался впереди. Я перешел в пологое снижение, чтобы набрать скорость и оказаться ниже задних стрелков на неизвестных самолетах, по широкой дуге подходя к ним сзади справа. На всякий случай проверил готовность оружия к стрельбе. Черные на фоне светлого неба самолеты приближались. Знаков не видно, но силуэты… чужие силуэты. Это не «пешки». Это – «Ме-110», довольно опасный, хорошо вооруженный и маневренный самолет! Вот так-так, фашисты! Куда это они идут? Да к нам! На аэродром. Сейчас зайдут, сбросят бомбы, проштурмуют самолеты, которые технари раскрыли для обслуживания, и нырнут в тень, на запад. Ну уж нет, накось выкуси!
Я оглянулся на истребитель комэска. Он уже догонял меня, но помочь, подсказать не мог. Рация-то на бронепоезде. Нет у него передатчика, на его самолете я.
– Командир, это сто десятые! Атакую ведущего!
«Як» командира успокаивающе качнул крылом: «Не волнуйся и не трусь! Я с тобой! Нас двое, а их всего-то четверо».
Почему-то все время повторяя про себя, а потом и вслух: «Нас двое, а их всего-то четверо», «Нас двое, а их всего-то четверо», – я загнал ведущего «Ме-110» в прицел.
Внезапно, напугав меня, в наушниках захрипело, и чей-то голос спокойно и протяжно проговорил: «Хват! На подходе к аэродрому четыре сто десятых! Атакуй!» Фамилия комэска – Россохватский, отсюда и позывной.
– На связи Тур, атакую! Хват, выход из атаки вправо!
Пора, крылья «Ме-110» уже вылезают из кольца прицела, противник нас не видит. Пальцы легли на гашетки. Огонь! Мелкая дрожь самолета, легкий запах сгоревшего пороха в кабине. Трасса сверкнула и уперлась в правый двигатель фрица. Я крутнул самолет вправо, навалилась перегрузка. Вниз и вправо, нас будет не видно на фоне темного неба и земли, а немцы останутся на светлом фоне. Завершая разворот, я зашарил глазами по небу, разыскивая самолеты противника. Вот они! Два самолета, разматывая густой дым из горевших двигателей, уходили со снижением на запад. Бортстрелки заполошно сверкали трассами, стреляя в никуда. На земле что-то сверкнуло. Это они бомбы сбросили, догадался я. Сзади, в вираже, лежал самолет комэска.
Эти, дымные, никуда не уйдут. А где два других? Как бы не попасть под их пушки. Истребитель командира качнул крыльями, чуть подвернул вправо и дал короткую пулеметную очередь вниз зеленым трассером. Вот они, уже почти развернулись.
– Атака!
Теперь самолет командира оказался впереди, он раньше меня увидел цель и успел развернуться для атаки. Я отжал ручку от себя, увеличивая крен и ловя момент для открытия огня. Скольжение, упреждение… огонь! Снова треск пушечной и пулеметных очередей, но трассы прошли мимо. Мимо! Вот гадство, упреждение взял маленькое. А ведь думал, уж что-что, а стрелять-то я умею. Сумма встречных скоростей, стук пушек «стодесятки» – не прицельно… зря это он… для самоуспокоения стреляет. Вот немец пронесся мимо – разошлись. Вновь боевой разворот. Но там, впереди, вдруг пронеслись зеленые трассы, и фриц закувыркался с отбитым крылом. Передо мной вдруг выскочил истребитель комэска и, покачав с крыла на крыло, плавно пошел на разворот. Я потянулся за ним. Что? Бой уже закончен? Три минуты и две очереди? Да, судя по всему – закончен. Вон еще пара подходит к аэродрому. Рация захрипела и сообщила: «Первой паре – посадка».