Крылья Тура - Языков Олег Викторович. Страница 69

– Товарищ подполковник…

– Не надо рапорта, капитан! Давайте знакомиться – Степанов, Иван Артемович!

– Туровцев, Виктор Михайлович!

Крепкое рукопожатие, глаза в глаза. На лице и на руке – ожоги. А взгляд ничего – твердый, волевой… И ум недюжинный проглядывает… Думаю – сработаемся!

– Ну, Виктор Михайлович, что тут вами уже сделано?

Однако! Резко подполковник салазки загибает! Я же только вчера прибыл и познакомился с людьми. Но – что делать! Сам же ведь талдычил, что времени абсолютно нет.

Я кратко проинформировал командира о сделанном, подобранных кандидатах на командные должности, предполагаемой разбивке летчиков по звеньям, наметкам по программе обучения…

Подполковник Степанов слушал молча, что-то помечая у себя в большом потрепанном блокноте.

– Хорошо… Что еще нужно, Виктор Михайлович?

– Товарищ подпол…

– Виктор Михайлович, мы же договорились… Сейчас у нас деловой разговор, важный разговор – что же мы козырять и щелкать каблуками-то все время будем? Дойдет еще дело до официоза, дойдет! Так что нужно?

– Нужно формировать свои службы, Иван Артемович! Штаб нужен, инженерная служба, вооруженцы, снабженцы, связисты. Не могу я летчиков на решение всех этих вопросов отвлекать. Яковлевское ОКБ, конечно, помогает, но не их это дело, и не смогут они в полной мере заменить всех нужных нам специалистов. И нужно нам отсюда, из Конторы, уходить. Уходить на свой аэродром. Сейчас – только полеты, пилотаж, слетанность, стрельба. Все остальное – пока побоку, не до него… Может, подсесть нам к какому-нибудь полку ПВО Москвы, а? Сейчас не 41-й, угрозы воздушного нападения на Москву, считай, что и нет. Так – один разведчик в неделю пролетит, а пэвэошники за ним полками гоняются… А так, если бы штаб ВВС дал команду нам помочь, пока мы мясом не обрастем, мы могли бы сосредоточиться на главном – на боевой подготовке. Так я мыслю.

– Правильно мыслите… И я так думаю, и уже кое-что нащупал, кое-что подготовил. Думаю – через пару дней снимемся мы отсюда и перелетим в Подмосковье, на один тихий и спокойный аэродром. Настолько тихий, что принято решение полк, который там стоял, расформировать. Вот мы его службами и воспользуемся. Я сегодня туда выезжаю. Послезавтра прилечу на истребителе за вами – будьте готовы к перелету!

– Есть быть готовым к перелету, товарищ подполковник!

Степанов покосился на меня, но ничего не сказал. Потом перебрал поданные мной документы по штатам и сказал: «Что наметили – то и делайте! Уверен, что вы не ошиблись. Оформите приказом – как вернусь, так и подпишу. На новый аэродром сядем авиагруппой «Молния», а не стаей грачей! Ну, до встречи!»

На день перелета было назначено много дел. Во-первых – митинг. Не смейтесь, митинг – дело хорошее. Если он к месту и если ими не злоупотреблять по каждому мелкому поводу. Да и люди здесь к такой форме работы с массами привыкли. Потом – киносъемка. То ли Яковлев, то ли еще кто, не знаю, пробили приезд на аэродром группы кинодокументалистов. Дело нужное, я думаю. Страна должна знать своих героев! Нет, серьезно! Вылет с фирмы Яковлева группы новых истребителей на фронтовые испытания – это, братцы мои, определенный и весьма значимый рубеж. Или этап. А может – и старт. Чему-то.

Вот только как тут быть с секретностью? Ну, это дело тех инстанций, которые и принимали решение о киносъемке, не так ли? Может, они этот сюжет только в сентябре в выпуск «Союзкиножурнала» поставят? Когда немцы и так уже отлично о нас знать будут. По рубцам на своей шкуре. Я надеюсь…

Значит, подведем итоги… Митинг, съемка, оркестр, напутственное слово, ответ от нас… Какая-нибудь клятва? А зачем, у нас есть присяга. Обязательство? У нас одно обязательство – бить смертным боем фашистов, пока они не кончатся… А если сказать, что перечислим оклады и премии за сбитых на создание именного самолета для лучшего бойца группы? А может, не группы, а фронта? Это надо обдумать, посоветоваться. Вот, кстати, у нас и замполит появился. Да еще и летающий! Это совсем хорошо. А то я не очень понимаю тех политработников, которые пламенно призывают летчиков бить фашистов, не щадя своей жизни, а сами же не вылезают с аэродрома километрах в 20–30 от линии фронта. У штурмовиков правильно сделали – все политработники полкового и эскадрильного уровня ежемесячно летают на боевые задания стрелками. Это здорово оживляет политическую работу, уж поверьте! И дерьмо на этих должностях не держится, враз улетает, как пыль из-под винта! В общем, поручил я замполиту обдумать этот вопрос и порешать с кем надо детали. Если идею примут в общем и целом.

Командирам звеньев, естественно, задача – должным образом использовать зубной порошок, гуталин и чистящую пасту. Чтобы летчики в строю сверкали и горели блеском орденов, медных пуговиц и пряжек, сияли черным великолепием сапог. Так вот… И сам попал под очарование этого армейского военно-полевого сумасшествия и показухи… Скоро прикажу траву красить зеленкой и небо синькой из пульверизаторов обрызгивать! Позор приспособленцу и очковтирателю Туровцеву! Нет, не так! Да здравствует попаданец Тур, стойко сопротивляющийся тяге к очковтирательству. А блестящий внешний вид – так это требование Устава, ребятушки… Устав читать надо! Как там нам в армии старшина говорил? «О, воин, службою живущий! Читай устав на сон грядущий. И утром, ото сна восстав, читай усиленно устав!»

…А тем временем – часы свое оттикали, время прошло, и наступил день отлета. День, когда наша группа станет настоящей, самостоятельной боевой частью.

День был отличный – теплый, солнечный. Мягкий ветерок развевал флаги, установленные на флагштоках аэродрома и на ангарах еще к Первомаю и, как всегда, еще не снятые… До октябрьских праздников висеть будут, не иначе… А то я не знаю…

Вместо трибуны к рулежке подогнали грузовик, наскоро декорировали его красным материалом. В кузове радиотехники Конторы установили микрофон, сзади к грузовику поставили ящики, чтобы начальство могло бы вскарабкаться. Рядом с грузовиком тихо вздыхал басом геликон и мягко стучал большой барабан. Это разогревался оркестр. Для киношников немного сбоку поставили еще один грузовик. С него, как с площадки, они будут снимать и трибуну, и участников митинга, и стоящие чуть сбоку истребители. Я им посоветовал взять у аэродромных пожарку с лестницей и посадить оператора на самый верх. Киношники посмотрели на меня прозрачными глазами, пожевали губами, но на верхотуру не полезли. У-у-у, приземленный народ! А вот вторую мою идею – оператору взлететь пораньше на спарке и отснять общие планы с нашей группой в воздухе – они приняли с восторгом и тут же договорились об этом с местным аэродромным начальством.

В девять тридцать над аэродромом появился истребитель подполковника Степанова. Он зарулил на площадку, поставил свой истребитель в строй «третьяков» и, надев фуражку, нашел меня взглядом.

– Ну, Виктор Михайлович! Во-первых, здравствуй! Во-вторых, поздравляю тебя с этим праздничным для нас днем! А в-третьих… показывай, что вы тут натворили?

Я повел его к линейке истребителей. Эх, хорошо-то как! Просто здорово! Новенькие, сияющие лаком, в непривычно-красивой серо-голубой камуфляжной окраске «кубиками», с молниями, продуманными и нарисованными Толей Рощиным, «яки» смотрелись великолепно!

– Да-а, красота! Впечатляет, надо сказать… Красивый получился самолет, удачный. Эх, жаль-то как, что я за всей этой суетой еще на нем не слетал!

– Ничего, Иван Артемович! Вот перелетим на новый аэродром, там и слетаете, какие ваши годы.

– Это верно… – Подполковник ласково похлопал «як» по капоту. – Красавец, право слово! А мой который?

– А ваш – еще на заводе… Как и мой, впрочем.

– А почему, Виктор Михайлович? – заинтересовался подполковник Степанов.

– Ну – ваш-то понятно. Вам пока не до него было, стало быть, вы и получите самолет в числе последних, когда будете готовы летать. – Подполковник крякнул, но ничего не сказал.