Лютый зверь - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 54

Выходит, нужно иметь свою собственную дружину, как страховку, чтобы, случись что, суметь постоять и за себя, и за близких. Сомневаться не приходится. Если того потребуют интересы семьи или, бери выше, княжества, его вместе с окружением сольют, как разменную монету, даже не поморщатся. Тому он видел множество примеров в оставленном мире. А здесь те же люди, причем маскировать под благовидными предлогами свои действия местным вовсе не нужно, тут все гораздо проще.

Вспомнить того же Меншикова, сподвижника Петра Великого. Долгое время он считался самым могущественным человеком в России, вертел и царицей, и царем малолетним как хотел. Но после — никто не посмотрел на его заслуги, огромные заслуги перед Отечеством, и кончил он свои дни в нищете. Можно сказать: зарвался и взлетел слишком высоко, настолько высоко, насколько Виктору и не светит. Да только в этом случае разменять Волкова сильным мира сего — проще, чем высморкаться.

Своя дружина. Да еще и тайная. Больше десятка ему набрать никто не даст. А на какие шиши ее содержать? Деньги на это нужны немалые. Откуда их взять? Разворачивать производство, устраивать мануфактуру. Товар у него дорогой, специфический, но очень нужный мастеровым! Настолько нужный, что отрывать будут с руками, да еще и в очереди постоят. Всего лишь семь наборов принесут тысячу рублей чистого дохода. Это и к гадалке не ходи — изготовить их за месяц, даже при нынешних мощностях и рабочих руках, вполне возможно. Да можно и больше. В том же Рудном заказывать стальные болванки, а в мастерской — доводить детали. Вот только в этом случае можно себе же медвежью услугу оказать. Наложат лапу на все, а людишек похолопят. Найдут предлог. Причем особо и напрягаться не будут, сошьют белыми нитками — и приходи кума любоваться.

Нет, прав Зван, тысячу раз прав! Доверять здесь никому нельзя. Они — это дело иное. Они ему теперь соратники, и с каждым боевым выходом веревочка боевого братства их вяжет все сильнее. Да… Что же это получается? Нужно создавать свое государство, чтобы считать себя в безопасности. А там поди еще найди покой, ведь тогда появятся другие, кто будет зубы на него точить. Зря он все же Богдана отправил в Рудное за комплектующими для новых станков… Нет, не зря. Он там еще должен будет проследить, чтобы никаких форм не осталось, чтобы никто не смог воссоздать. Придется уподобляться местным мастерам и беречь свои секреты пуще глаза.

А может быть, пришла пора обратить взор в сторону Длани? Податься к местным казачкам? Ерунда. Это лишь по запросу боярина — с Длани выдачи нет. Кто же станет противиться воле великого князя? Отморозки отморозками, но не идиоты же они в самом-то деле! Слышал Виктор, что в свое время, когда казачки выказывали недовольство, то пылали станицы и стонала Донская земля под стрелецким сапогом. Да еще и самих же казачков друг против друга использовали, играя на противоречиях… Опять себя Меншиковым возомнил? Да какой Меншиков! Придет княжья грамотка, писанная по просьбе бояр, верных престолу и власти, и выдадут дланьцы его как миленького. А нет — тогда двинутся туда полки. Но не из-за него, нет. А из-за непокорства, выказанного княжьей воле. Нужны им такие неприятности?

Тогда куда? Новый Свет? Это — да. Это возможно. Но тут нужно крепко думать. Сорваться самому, близким, организовать там свою колонию в принципе можно. Да только опять-таки нужна сила. Без нее могут стереть в порошок. Причем кто угодно: местные аборигены — там резня стоит такая, что многотысячные поселения с сотнями солдат не выдерживают; западники, которые ревностно следят за тем, чтобы не появлялось в тех краях новых акционеров. Мало того, эти еще и друг с другом бьются, только перья летят. Сунуться туда, где западниками не пахнет? Заманчиво. Но там и против аборигенов придется стоять в одиночку. Сколько он сможет туда увлечь народу? При самом благоприятном развитии ситуации — не больше сотни. И с этим встать против тысяч и тысяч дикарей?

А может, просто поселиться с близкими в какой-нибудь колонии западников и жить спокойной жизнью? Об этом раньше нужно было думать, когда рожей своей светил направо и налево. Теперь ведь и во Фрязию дороги нет — схватят и выдадут. А то как же! Соседей добрых обидели! Что тут скажешь, не думал он тогда ни о чем, просто злобу свою изливал, местью упивался. Готов был весь мир спустить в унитаз, лишь бы свою страсть к крови утолить. Тогда казалось, что эта жажда неодолима, а вот пришло-таки время подумать и о будущем.

Эх, не послать ли все к чертям собачьим? Ведь собирался же смертушку принять за близких людей, без дураков собирался. И что теперь их ждет? Парней — вечная солдатчина и гибель не пойми за что, Орехин и Сохатовы однозначно в холопы попадут, как только выяснится, какие технологии им ведомы. И ведь могли мальцы этого избежать, да сам же Виктор и подтолкнул их к пропасти, когда одобрил желание изучать мастерство Богдана. Ох, дурья башка, что же ты наделал! Прогрессер хренов!

Решение никак не приходило. Не видел он выхода из сложившейся ситуации. Вот вроде бы свет в окошке — и тут же находится множество всяких «но», на горизонте начинают маячить большие неприятности.

Когда они следующим утром подъезжали к городской заставе, из пленников на волокушах лежали только четверо раненых татей да приказчик Истомы, все укрытые так, чтобы ни одна живая душа их не видела. Удар должен был быть внезапным и страшным, чтобы купец ничего не успел предпринять.

Не хватало двоих и в десятке Виктора: Зван и Кот сопровождали четверых пленников на постоялый двор. Дорогой с ними должны провести задушевную беседу, в дополнение к той, что провел сам Волков, дабы новички осознали, что надлежит делать, чтобы выжить. Сначала кнут, о пряниках речь пойдет гораздо позже.

Проехали прямиком в кремль, пред ясны очи воеводы. В воротах их хотели было досмотреть, но, как и на въезде в град, Виктор не позволил этого сделать, откровенно злоупотребляя именами отца и сына Смолиных. Однако когда они уже достигли воеводского дома, его ждало разочарование. Воеводы на месте не было.

Оказывается, в доме боярина сегодня бурное торжество. Он выдавал замуж одну из своих внучек, а потому занят совсем иными заботами, возложив все административные вопросы на дьяка. Вот только идти в съезжую избу Волкову было не с руки, дело как-никак касается одного из уважаемых купцов города. Тут, главное, не опростоволоситься. Иначе все думы о том, как бы вывернуться из сложной ситуации, останутся только думами, потому что сожрать его могут еще до того, как он начнет осуществлять любой из своих замыслов.

— И что будем делать?

— Делать нечего, Горазд. Оставайся здесь и никого не подпускай к волокушам. Никого, слышишь? Даже если придется стрелять. Если сейчас не сработаем так, как надо, тогда все прахом пойдет, а за наши жизни я и полушки не дам.

Уже через пять минут скачки по улицам града Виктор был у ворот боярской усадьбы. Из-за ограды слышались музыка, разноголосое пение. Как говорится, свадьба пела и гуляла. У ворот шастал народ, которому щедрой рукой боярской дворни разливали хмельное без ограничений. Уже появились и пропойцы, которые валялись у ограды. Одного Волков даже узнал: завсегдатай той самой таверны, правда, уже в беспамятстве. Интересно, которую из внучек выдают замуж? К черту. Какая, собственно, разница? Тут вопрос жизни и смерти.

В калитке он столкнулся с непреступной стеной в виде привратника. Тот без лишних разговоров перенаправил Виктора в сторону выставленных бочонков, у которых стояли и сами уже хмельные виночерпии. Прибыл к боярскому подворью, хвала небесам, так испей винца за здоровье молодых да ступай с миром. Хочешь — всю бочку опустоши, чай, погреба Смолиных не иссякнут, другую прикатят. А о делах боярин и слышать ничего не хочет, есть в съезжей избе дьяк, он все решит и рассудит.

— Отец, да как ты не поймешь, дело не терпит отлагательства, — пустился в уговоры Виктор. Что поделать, если ни казенный тон, ни грозный вид на старика, что ревностно охранял вход в усадьбу своего господина, не действовали.