Лютый зверь - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 61

— Я, чай, считать умею, — отмахнулся купец. — Получается, я должен буду тот товар как бы протащить через границу? Якобы его не местные мастера ладили?

— Именно.

— Тогда обойдемся просто тем, что я скажу, будто такого в Брячиславии никто не делает. Этого будет достаточно. Никто особо интересоваться не станет.

— Ой ли?

— Вот скажи, ты со своими парнями изловил несколько ватаг контрабандистов — погладили тебя за это по головке?

— Похвалили и даже премию уплатили. Но больше мы этим делом не пробавляемся, пограничную стражу для этого создали.

— А теперь ни одной ватаги не возьмут, если только кто дурью маяться станет. Контрабандный товар — он ведь дешевле идет. К тому же есть такой, который в иные государства продавать нельзя. Допустим, в Гульдии строго-настрого запрещено продавать за границу селитру и порох: согласно указу короля их скупает казна, причем по установленным ценам, даже сами гульды могут купить себе лишь в казенных арсеналах и в небольшом количестве. Но у нас гульдский порох продается, и все об этом знают. Эвон и твои пистоли, и оружие твоих ватажников тем же порохом стреляют, причем не просто гульдским, а лучшим, из Берзиньша. Это только пример, но есть и иное.

— Выходит, контрабандисты для казны выгодны?

— Те, кто дурью не маются и пользу приносят, выгодны. А вот кто только деньгу зашибает и о пользе княжества не печется, очень даже излавливаются.

— Ладно. Но сталь нужно будет закупать в Сальджукской империи. Я вызнал, что самую лучшую варят именно там. Она-то нам и нужна, и желательно — уже отлитая в форме прутов.

— Это просто. Не так быстро, но просто. Сделаю заказ, изготовят и ввезем.

— Тогда и это бы тишком.

— И это сделаем. Даром, что ли, я у тебя холопов Истомы отжимаю? Есть там человечек, может указать, к кому обратиться в Астрани.

— Это что же, контрабандисты с холопами дела делали?

— Нет, с ними только сами купцы дела ведут, на иное те не согласны, тут ведь свои законы. Но купец сам не ездит, обязательно с кем-то, а одного посвящать во все свои дела опасно — а ну как кто прознает и человечка прихватит? Как ты, к примеру.

— Так Любим только с ватажниками дела имел?

— И ни с кем более. Дальше — только то, что всем ведомо. Вот тут он знал многое, как и то, какой товар тишком прибыл, а какой открыто, но через кого прибыл — не ведал.

— А у тебя со Струком кто общался?

— Это пустое.

— Хоть жив?

— Жив. К чему верного человека жизни лишать? Случись что, так ты ведь воеводе доносы строчить не станешь, сам мне шею свернешь. Кабы кто иной, так отпели бы уж давно, а тут вроде сгодится еще.

— Не Заяц?

— Я не Истома, из ума еще не выжил — привязывать к такому делу того, кто у меня за правую руку. Ведь я при необходимости не моргнув глазом избавлюсь от этого человечка, а Истома долго репу чесал бы, ведь такое сотворить — без ножа себя зарезать.

— Ну тогда уговорились. — Виктор решил прекратить неприятную для купца тему. — Только деревенька та пусть пока за тобой будет.

— Пусть, — согласился купец.

— Да гляди, чтобы нужды и голода там не приключилось, я все оплачу.

— Сделаю все. Не смотри ты на меня так, все по совести сделаю. Да, чуть не забыл. Под товар тот сколько телег нужно?

— Да одной за глаза. Набор вот в такой ящик уместится, — показал руками Виктор. — И веса небольшого, и места немного займет.

С купчей покончили быстро, и Виктор с восполненным и даже потяжелевшим кошелем стал свободен, как ветер. Не задерживаясь ни на одну лишнюю минуту, чтобы, не дай бог, чего не приключилось, он со своими людьми поспешил покинуть славный Звонград.

Дух он смог перевести, только когда они прошли городскую заставу. При этом не забывал клясть себя за длинный язык и неуемный нрав. Всего-то надо было промолчать и намекнуть на того мужика: и подьячему угодил бы, и от Лиса окончательно отвел бы подозрения. Слухи о соглядатаях подьячего по граду растекались один интереснее другого. Теперь один черт знает, как именно начальник острога направил посадников по следу ватаги. Виктор не сомневался, что те слухи сам его нечаянный враг и распространяет. Выходит, свою выгоду наверняка получил, к тому же и награда ему выпала. Так какого рожна тогда нужно было устраивать цирк?! Ну да все мы крепки задним умом, нет чтобы сразу!

Час для путешествия был выбран неурочный. Уже перевалило за полдень. Всюду грязь непролазная. Морось сменилась дождем. В такую погоду хорошо сидеть в теплой избе у окошка и попивать квас или что покрепче, но никак не путешествовать. Люди удивленно крутили головами и переглядывались между собой, мол, чего это атаман еще решил учудить. Мало того что скоро темнеть начнет, так еще и едут не в ту сторону.

— Атаман, а ты часом не заплутал? — не выдержав, подъехал к нему Зван. В отсутствие Горазда он исполнял обязанности помощника.

— С чего так решил?

— Так эта дорога ведет не в Приютное, а в Брячиславль.

— А чем тебе стольный град немил? Там в кабаках не то пиво наливают, а у девок все поперек?

— Эка ты загнул! Надо будет запомнить. Стало быть, гулять в Брячиславле станем?

— Выходит, так.

— А если серьезно?

— А если серьезно, то пора бы вам серьезным оружием обзаводиться.

— Таким? — Зван аж дыхание задержал, переведя взгляд на карабин Виктора, заботливо укрытый от дождя в кожаном чехле.

— Если у тебя найдется монета, то можно и таким.

— А сколько такой стоит?

— Двести рубликов.

— Так нешто у нас в кубышке таких денег нет?

— Отчего же. Но только честно скажи, ты готов почти все свое серебро отдать за это оружие? Доли вам ваши известны: сколько в той кубышке именно твоего, тебе ведомо.

Ну да, львиная доля уходила атаману и его помощнику, так что рядовым не особо много доставалось. Но с тем, что было раньше, просто не сравнить. Деньги очень немалые. У каждого ватажника сейчас в заначке лежало около трехсот рублей. По-хорошему, это неплохой стартовый капитал и с ним уже можно начать какое-нибудь дело, ту же торговлю.

— Выходит, за свою деньгу?

— Выходит, что так. За мою — что-нибудь поскромнее, а то привыкли все за мой счет приобретать, эвон у бояр такой справы нет.

— А что тогда за серьезное оружие?

— Хочу закупить нарезные стволы и замки, а остальное звонградские мастера и сами сладят, руку уж набили.

— Слыхал я про те мушкеты, их винтовальными прозывают. В Обережной у одного стрельца такой мушкет, да только поглядел я, как он заряжается, и тут же он мне стал неинтересным. Даже если на него установить такое кресало, как у нас, то едва сравняешься по скорости с обычным, а прицельно бить сумеешь не дальше, чем из наших карабинов, хотя и ствол у него подлиньше.

— Все верно ты подметил, вот только одного не учел. Коли пуля иная будет, то и скорость будет такая же, как у наших карабинов. И прицельно бить такой мушкет будет дальше, на шестьсот шагов.

— Да ну!

— Вот те и «да ну». Тут, правда, все зависит от того, как ствол будет исполнен. Если не вкривь и не вкось, то все ладно. Поэтому и хочу закупить у стоящих мастеров.

— А воевода нас часом не потеряет?

— Не потеряет. Он так и сказал: бери столько времени, сколько потребно, но не наглей. А мы наглеть и не будем.

— А чего мы так заторопились? Грязь месить — и так сомнительное удовольствие, а ночью — и подавно?

— В том моя вина. Нам теперь в граде особо отсвечивать нельзя, поцапался я с подьячим острожным, серьезно так, еще когда ватажников взяли.

— Вот умеешь ты, атаман, друзей себе выбирать!

— А я спорю, что ли? Самых что ни на есть заклятых.

— Ну и что это значит?

— А значит это, Зван, что весной гульды опять припожалуют, — задумчиво вытирая нож о зимний кафтан трупа, ответил Виктор. — Вот ведь какое дело получается. Если раньше одного рекрута снаряжали и содержали в мирное время пять семей, то теперь король издал закон, согласно которому эта обязанность возлагается на три семьи.