Ежевичное вино - Харрис Джоанн. Страница 23

Жозефина молча кивнула, продолжая тереть стойку. Джея заинтриговала ее немногословность, но он был чересчур голоден, чтобы допытываться.

Меню было не слишком обширным, но plat du jour [53] — большой омлет с салатом и жареной картошкой — вполне его устроило. Он купил пачку «Голуаз» и запасную зажигалку, потом Жозефина дала ему с собой сырный багет в вощеной бумаге, три бутылки пива и пакет яблок. Джей ушел еще засветло, унося покупки в пластиковом пакете, и быстро добрался до дома.

Он перенес остатки багажа из укромного места у обочины в дом. Он устал, измученная лодыжка начала протестовать, но все же сперва он затащил чемодан в дом и лишь затем позволил себе передохнуть. Солнце скрылось, небо было светлым, но уже темнело, и он взял поленьев из кучи за домом и сложил их в зев камина. Дрова казались совсем свежими и лежали под листом рубероида, чтоб не намокли. Еще одна загадка. Он предположил, что дрова наколола Мариза, но с чего бы? Уж конечно, на дружелюбную соседку она не похожа. Он нашел пустую бутылку из-под бузинного вина в мусорном баке за домом. Он не помнил, чтоб выкидывал ее туда, но глупо ожидать, что он будет помнить все, что происходило ночью, если учесть, в каком он был состоянии. «Я бредил», — сказал он себе. Достаточно того, что ему привиделся Джо, такой реальный, что Джей в него почти поверил. Единственный сигаретный окурок, обнаруженный в комнате, где Джей провел ночь, выглядел древним. Может, лет десять тут валялся. Джей расковырял окурок, пустил его по ветру и закрыл ставни изнутри.

Он зажег несколько свечей, потом развел огонь из старых газет, найденных в коробке наверху, и дров, принесенных из-за дома. Несколько раз бумага яростно вспыхивала, потом гасла, но наконец щепа занялась. Джей заботливо подкармливал огонь, слегка удивляясь тому, насколько это оказалось приятно. Было что-то примитивное в этом простом действии, что-то из вестернов, которые он так любил в детстве.

Он открыл чемодан и поставил пишущую машинку на стол, рядом с бутылками вина, довольный эффектом. Он почти чувствовал, что сегодня сможет что-нибудь написать, что-нибудь новое. Никакой фантастики. Джонатан Уайнсеп в отпуске. Сегодня он проверит, на что способен Джей Макинтош.

Он сел за машинку. Неуклюжая штука с подпружиненными клавишами, от которых болят пальцы. Он сохранил ее из претенциозности, хотя прошли годы с тех пор, как он регулярно работал на ней. Теперь клавиши уютно легли под руки, и он на пробу напечатал несколько строк через красящую ленту.

Звук тоже хорош. Но без бумаги…

Неоконченная рукопись «Отважного Кортеса» лежала в конверте на дне чемодана. Джей достал ее, перевернул первую страницу и заправил в машинку. Агрегат на столе перед ним казался автомобилем, танком, ракетой. Комната вокруг жужжала и шипела, словно темное шампанское. Клавиши машинки скакали и щелкали под пальцами. Он забыл о времени. Забыл обо всем.

24

Пог-Хилл, лето 1977 года

Девочку звали Джилли. Джей нередко встречал ее после того случая на Дальнем Крае, и иногда они вместе играли у канала, собирая мусор и сокровища, срывая марь или одуванчики для общего котла. Они не настоящие цыгане, насмешливо сказала ему Джилли, просто бродяги, люди, которые не могут долго усидеть на одном месте и презирают капиталистический рынок недвижимости. Ее мать Мэгги жила в типи в Уэльсе, пока не родилась Джилли, а затем решила, что ребенку необходима более стабильная среда обитания. Вот почему старый автоприцеп, рыбный фургон, был подлатан, освежен и приспособлен к нуждам двух человек и пса.

Отца у Джилли не было. Как объяснила Мэгги, она не любила мужчин, поскольку они — столпы иудео-христианского патриархального общества, одержимого женской покорностью. От подобных разговоров Джею всегда становилось чуточку не по себе, и он неизменно старался быть особенно вежливым с Мэгги, на случай если она когда-нибудь примет его за врага; впрочем, она никогда его не корила, хотя порой сокрушалась из-за его пола, полагая его чем-то вроде врожденной неполноценности.

Джилли мгновенно поладила с Джо. Джей познакомил их через неделю после битвы камнями и от их взаимопонимания ощутил легкий укол ревности. Джо знал многих местных бродяг и уже начал торговать с Мэгги, меняя фрукты и заготовки на шерстяные платки, которые она вязала из свитеров, купленных в благотворительных лавках; этими платками Джо укрывал свои нежные многолетники — хихикая, признался он, и Мэгги покатилась со смеху — холодными ночами. Она уйму всего знала о растениях и вместе с Джилли приняла амулеты и защитные ритуалы Джо с исключительной безмятежностью, как нечто совершенно естественное. Пока Джо работал на огороде, Джей и Джилли помогали ему с остальным хозяйством, а он беседовал с ними или подпевал радио, пока они собирали семена в банки, или зашивали заклинания в красные фланелевые мешочки, или таскали старые поддоны с насыпи, чтобы хранить в них дозревающие фрукты. Присутствие Джилли будто смягчило Джо. Он как-то по-особому с ней говорил, словно закрываясь от Джея — беззлобно, но все-таки ощутимо. Может, потому, что Джилли тоже путешествовала. А может, просто потому, что она девочка.

Джилли никоим образом не оправдывала ожиданий Джея. Она оказалась отчаянно независимой, всегда командовала, несмотря на его старшинство, была неугомонной, бойкой и острой на язык, причем настолько, что консервативно воспитанный Джей втайне был шокирован; ее переполняли эксцентричные суеверия и идеи, почерпнутые из неистощимого запаса матери. Пришельцы из космоса, феминизм, нетрадиционные религии, лозоходство, нумерология, охрана окружающей среды — всему находилось место в философии Мэгги, и во все это верила Джилли. От нее Джей узнал об озоновом слое и булочках, таинственным образом принявших форму Иисуса, о том, что она называла Новой Смертельной Угрозой, о шаманизме, о спасении китов. В свою очередь, она была идеальной слушательницей его рассказов. Они проводили вместе целые дни, иногда помогая Джо, но чаще просто ошиваясь у канала, разговаривая или исследуя. После битвы камнями они еще раз видели Зета издали на свалке и обошли его стороной. Как ни странно, Джилли его ни капельки не боялась, — но Джей боялся. Он не забыл, что Зет крикнул в тот день, когда они заставили его обратиться в бегство от шлюза, и был бы до смерти рад никогда больше Зета не увидеть. Но конечно, такое счастье ему не светило.

25

Ланскне, март 1999 года

Назавтра с утра он был в Ажене. Он узнал у Жозефины, что автобусы ходят всего дважды в день, и, наскоро выпив кофе и съев парочку круассанов в кафе «Марод», отбыл за бумагами в агентство. Волокита заняла больше времени, чем Джей ожидал. Юридически все было оформлено еще вчера, но электричество и газ еще не подключили, и агентство очень не хотело отдавать ключи, пока из Англии не прибыла вся документация. К тому же, как рассказала женщина в агентстве, есть и другие сложности. Предложение Джея поступило, когда другое как раз рассматривалось, точнее, было принято владельцем, хотя официально еще ничего не было сделано. Предложение Джея — на пять тысяч фунтов весомее чужого — легко склонило чашу весов в его пользу, но человек, которому обещали ферму, позвонил сегодня с утра пораньше, ругаясь и угрожая.

— Поймите, мсье Макинтош, — сконфуженно произнесла агент. — В этих крохотных общинах обещание земли… они не понимают, что простое слово никого ни к чему по закону не обязывает.

Джей сочувственно кивнул.

— К тому же, — продолжала агент, — продавец, который живет в Тулузе, — молодой человек, ему нужно семью кормить. Он унаследовал ферму от двоюродного дедушки. Он довольно давно не видел старика и не отвечает за то, что дедушка мог наобещать перед смертью.