Ангел севера - Клейпас Лиза. Страница 7

– Много молится.

– Изумительно. Ну просто именно такая гувернантка нужна для Эммы.

Чарльз не обратил внимания на его сарказм.

– Есть в ней что-то такое… – задумчиво продолжал он. – Не могу точно объяснить. В общем, я убежден, что ей довелось пережить что-то необычайное.

Люк прищурился:

– Что ты хочешь этим сказать?

Но Алисия появилась прежде, чем Чарльз успел ответить. За ней следовала тоненькая девушка, вся в сером.

– Лорд Стоукхерст, разрешите представить вам мисс Карен Биллингз.

Люк ответил на ее реверанс коротким кивком. Он не собирался облегчать ей знакомство. Она должна была сразу понять, что никто, и он в том числе, не нанимает такую, как она, гувернантку без рекомендаций.

– Мисс Биллингз, я хотел бы сразу внести ясность…

Кошачьи глаза поднялись и уставились на него. Они были бледными, серо-голубыми, точно свет, струящийся сквозь заиндевевшее окно, и казались еще светлее из-за ресниц, черных, как чернила. Люк вдруг сбился с мысли.

Она терпеливо ждала, когда он отведет от нее взгляд, как будто такое отношение было ей не в диковинку.

Назвать ее внешность приятной, как сказал Чарльз, было явным преуменьшением. Она была красива, и ее красота завораживала. Темные волосы гладко зачесаны и туго стянуты на затылке. Такая прическа любую другую женщину сделала бы просто безобразной. Но ей она шла, подчеркивая точеную изысканность нежного, словно фарфорового лица. На белой коже брови выделялись темными косыми мазками. От изгиба ее рта, страстного и горестного одновременно, нельзя было оторвать глаз. Ни один мужчина не смог бы остаться равнодушным, взглянув на нее хоть раз.

– Милорд, – прервала она затянувшееся молчание, – благодарю вас, что вы нашли время встретиться со мной.

Придя в себя, Люк небрежно повел рукой с полупустой рюмкой:

– Я никогда не покидаю дом, не допив бренди.

Уголком глаза он заметил, как нахмурилась от его грубости Алисия. Однако мисс Биллингз смотрела на него невозмутимо. Ее самообладание было безупречным. Тонкая как тростинка, она держалась прямо, лишь слегка склонив голову в знак почтительности. Тем не менее напряженность в комнате стала ощутимой, словно при встрече двух настороженных кошек, которые, распушив шерсть, медленно кружат друг около друга.

Люк отхлебнул еще бренди и резко спросил:

– Сколько вам лет?

– Двадцать два года, сэр.

– Неужели? – Люк скептически окинул ее взглядом, но оставил ответ без возражений. – И вы претендуете на то, что сумеете учить мою дочь?

– Я знаю литературу, историю, математику, правила поведения молодой леди.

– А как насчет музыки?

– Я играю на фортепьяно.

– А языки?

– Французский и немного немецкий.

Люк погрузился в молчание, размышляя о ее странном акценте.

– И русский, – наконец проговорил он.

В ее глазах мелькнуло удивление.

– И русский тоже, – подтвердила она. – Как вы догадались, милорд?

– Вы, по-видимому, жили там какое-то время. Об этом говорит акцент – ваше произношение не совсем безупречно.

Она слегка склонила голову, как принцесса, допускающая, что замечание ее непочтительного подданного справедливо. Люк не мог не отметить, что ее манера держаться произвела на него впечатление. Залп его вопросов ее не смутил. Он неохотно признался себе, что его дочь, рыжеволосая жизнерадостная дикарочка, могла бы поучиться у этой девицы железной выдержке.

– Раньше вы служили гувернанткой?

– Нет, милорд.

– Значит, опыта обращения с детьми у вас нет?

– Это верно, – согласилась она. – Но ваша дочь не совсем ребенок. Как я поняла, ей тринадцать лет?

– Двенадцать.

– Трудный возраст, – заметила она. – Уже не ребенок, но еще не женщина.

– Эмме особенно трудно. Ее мать умерла давно. И теперь нет никого, кто бы сказал ей, как следует себя вести настоящей леди. В последний год у нее развилась, как говорят врачи, повышенная нервозность. Ей нужна женщина зрелая, чья материнская опека помогла бы преодолеть это состояние. – Люк выделил голосом слова «зрелая» и «материнская», может быть, желая подчеркнуть, как не подходит на роль гувернантки стоящая перед ним тоненькая девушка.

– Повышенная нервозность? – мягко повторила она.

Люку не хотелось продолжать разговор. Он не собирался обсуждать проблемы своей дочери с чужим человеком. Но, встретив ее ясный взгляд, почувствовал, что не может замолчать: слова словно сами слетали с его языка:

– Она часто плачет. Иногда у нее бывают истерики.

Она почти на голову выше вас ростом и просто в отчаянии, что еще продолжает расти. Последнее время с ней просто невозможно разговаривать. Она утверждает, что я не пойму, если она начнет объяснять мне свои чувства, и один Бог знает… – Он оборвал фразу, осознав, сколько успел наговорить. Это было совсем не в его духе.

Мисс Биллингз тут же заполнила паузу:

– Милорд, я думаю, что называть это нервозностью нелепо.

– Почему вы так считаете?

– Когда мне было столько лет, сколько Эмме, я испытывала нечто подобное. То же происходило с моими кузинами. Это нормальное поведение и состояние для девочки в возрасте Эммы.

Спокойная уверенность мисс Биллингз почти убедила его, что она права. А может. Люку просто отчаянно хотелось думать именно так. Долгие месяцы он выслушивал прямые и завуалированные предостережения врачей насчет дочери. Они прописывали Эмме укрепляющие микстуры, которые та отказывалась принимать, особые диеты, которым она не желала следовать. Еще хуже, что он должен был выслушивать душераздирающие стенания своей матери и ее седовласых подруг, а также преодолевать чувство собственной вины: почему он не женится снова.

«Ты подводишь свою дочь, – заявляла ему мать. – Каждой девочке нужны материнская забота, чуткое женское руководство, иначе из нее вырастет невоспитанная девица и никто не захочет взять ее в жены. Она останется старой девой, и все из-за того, что ты не захотел жениться после смерти Мэри».

– Мисс Биллингз, – отрывисто произнес он. – Я рад слышать ваше мнение, что проблемы моей дочери смехотворны. Однако…

– Милорд, я не сказала, что они смехотворны или несерьезны. Я сказала, что они нормальны.