Сказка для самых маленьких - Герасимов Сергей Владимирович. Страница 14
Он так капризничал, прыгал и надувался, что однажды сказал:
Бу-бух!
И лопнул. Даже мокрого места от него не осталось. Нет, посмотрите, осталось. Осталось мокрое место и на мокром месте маленький-премаленький пузырек.
– Пи-пи-пи, – пропищал маленький пузырек, – я такой маленький и некрасивый.
Я такой плохой! Теперь никто не будет со мной дружить!
– А ты умеешь сам кушать ложечкой? – спросили другие пузырьки.
– Умею, – сказал маленький пузырек.
– А ты будешь собирать игрушки, открытки и календарики, которые разбросаешь по полу?
– Буду, – ответил маленький пузырек.
– А капризничать, плакать и кричать?
– Не буду, – ответил маленький пузырек.
– Тогда ты самый хороший, – сказали ему другие пузырьки, – и мы все будем с тобой дружить.
42. Конец сказки о маленькой Уне
Когда маленькая Уня немного выросла, она стала хорошей и послушной. Она не капризничала, ни с кем не ссорилась; она не ломала компьютер и всегда жалела папу, маму, дедушку и бабушку, когда они уставали по вечерам. Она рассказывала им стишки и готовила вкусную картошечку на кухне. Иногда она готовила супик, а иногда даже тортик – и все у нее получалось. Она научилась считать, писать, чистить зубы и делать зарядку.
А когда она выросла совсем большая, то взяла фломастеры и нарисовала себе маленькую девочку Уню.
Желтый фломастер нарисовал носик. Красный фломастер нарисовал ручки и ножки. Синий фломастер нарисовал животик. А зеленый фломастер все раскрасил.
Так получилась девочка Оня, потому что на девочку Уню она была совсем непохожа.
Оня любила играться, баловаться, читать книжки с картинками и слушать сказки по вечерам. Когда она дослушивала одну сказку, то просила маму рассказать еще вторую. Когда она дослушивала вторую сказку, то просила маму рассказать еще и третью. А когда дело доходило до четвертой или пятой сказки, то мама говорила:
Слон кончается хвостом а коляска – колесом.
День кончается подушкой, тихой сказочкой на ушко и фонариком в окне, черной тенью на стене.
Много можно рассказать, но – пока, мне надо спать.
И Уня засыпала. А маленькая Оня, чуть-чуть покрутившись в кроватке, укладывалась поудобнее и засыпала тоже.
43. Сказка о маленькой луне
Жили-были на небе папа-луна, мама-луна и были у них дочки, тоже луны.
Старшая дочка луна была большая, толстая и очень похожая на папу с мамой.
Следующая дочка была поменьше и потоньше. А самая маленькая луна была такая худенькая, что ее и не видно было на небе.
Каждую ночь луны выходили на небо, но не все вместе, а по очереди, чтобы никто не заметил, что их много. В первую ночь выходил самый толстый папа-луна.
Во вторую ночь выходила мама-луна, а потом уже выходили все их дочки. И в самую последнюю ночь выходила на небо маленькая луна, но она была такая худенькая, что ее никто не видел, и все думали, что луны на небе нет.
Маленькая луна выходила на небо, гуляла там, потом садилась на веточку дерева и начинала тихонько раскачиваться. Веточке было не тяжело, потому что маленькая луна была легенькая. Однажды веточка спросила:
– Маленьая луна, а зачем ты ходишь по небу, если тебя все равно никто не видит?
– Зато я пою песенку, – ответила маленькая луна. – От моей песенки у деток закрываются глазки, от моей песенки деткам снятся хорошие сны.
– Детки плохие и непослушные, – сказала веточка, – они всегда хотят меня поломать. Они срывают с меня листики, а мне больно. Посмотри в окошко, видишь, там девочка не спит и прыгает на кроватке. А в том окошке мальчик не хочет спать. Зачем ты поешь им свою песенку? Они непослушные и плохие.
Но маленькая луна не слушала веточку и пела свою песенку.
Когда маленькая луна возвращалась домой, она садилась кушать вместе с папой, с мамой и с сестричками.
Папа-луна кушал очень много. Перед ним стояла целая бочка вареных беленьких облачков и целая сковородка жареных сереньких облачков. Мама-луна тоже хорошо кушала: перед нею стояла целая кастрюля вареных сереньких облачков и целая миска жареных беленьких облачков. Сестрички тоже хорошо кушали и были толстенкие. И только маленькая луна кушала плохо.
– Почему ты плохо кушаешь? – спросили папа и мама.
– Я не хочу кушать облачка, они невкусные, – сказала маленькая луна.
– Тогда ты на всю жизнь останешься маленькой и худенькой и тебя никто не увдит, – сказали сестрички. – Разве ты не хочешь стать большой и толстенькой?
Маленькая луна больше всего на свете мечтала стать большой и толстенькой, поэтому она положила себе в тарелку побольше облачков и стала их кушать. Она скушала так много, что у нее заболел животик.
Маленькая луна лежала на своей маленькой кроватке и плакала. А ночью папа и мама не пустили ее ходить по небу.
– А как же детки, они не услышат мою песенку? – спросила маленькая луна.
– Ничего, – сказали сестрички, – детки непослушные, обойдутся и без песенки.
Но когда стало совсем темно, маленькая луна вылезла из-под пушистого одеяльца, тихонько вылезла в окошко и убежала. У нее очень болел животик, поэтому она шла по небу медленно-медленно, и маленькие звездочки помогали ей идти. Она села на веточку и начала петь свою песенку.
– Смотри, – сказала веточка, – там мальчик еще не спит. А там непослушная девочка, она тоже не спит, она смотрит в окошко. А тебя она не видит. Зачем ты стараешься, у тебя же болит животик, иди домой и ложись в кроватку.
– Ничего, – сказала маленькая луна. – Эта девочка меня не видит, но она все равно смотрит на меня. Я буду петь ей свою песенку, пока она заснет. Потому что без моей песенки ей не приснятся интересные сны.
И маленькая луна пела песенку до тех пор, пока все-все детки уснули.
Непослушная девочка уснула последней и ей все равно приснился интересный сон, хоть она и непослушная.
44. Сказка о прямой линейке
Жила-была линеейка. Жила она в теплой коробочке вместе с карандашами.
Карандаши были все ровные-преровные, а сама линейка была еще ровнее. Стенки коробочки были тоже ровные и линейке это очень нравилось. Однажды линейка вылезла из коробочки и пошла погулять по столу. Стол был очень ровный и линейке это понравилось. Потом она спрыгнула со стола и пошла по полу. Пол был тоже очень ровный и на нем были ровные полосочки. Это линейке тоже понравилось. Но все осталонье было неправильное, неровное или даже пушистое, какой ужас! Диван был неровный, а особенно неровной была подушка на диване.
– А ну-ка подравняйся! – сказала линейка подушке.
– Не мешай мне спать, – ответила подушка и не подравнялась.
Линейка рассердилась и пошла дальше.
На полу лежал красный шарик. Он был совсем неровный и даже круглый, блестящий, мягкий, резиновый и надувной. Какой ужас!
– А ну подравняйся! – сказала линейка шарику. – Шарики должны быть квадратные.
– Правильно, – сказал телевизор, – все должны быть ровными и квадратными.
– Правильно, – сказали стулья, – все должны быть ровными и квадратными.
Надо его подравнять.
И линейка начала равнять шарик. Шарик уже немножко выровнялся, но лопнул.
– Это он специально лопнул! – сказала линейка и пошла дальше.
А дальше она увидела цветочек на окне и приказала ему выровняться.
– Не хочу! – сказал цветочек, – цветочки ровными не бывают.
– А вот я тебе покажу! – сказала линейка и залезла на подоконник.
Но толстые колючие кактусы не пустили линейку к цветочку и прогнали с подоконника.
– Ничего, я всех вас подравняю, – пригрозила линейка и пошла дальше.
А дальше она увидела дверь. Дверь была наполовину открыта, наполовину закрыта.