Письмо Виверо - Бэгли Десмонд. Страница 18

Несомненно Мануэль де Виверо был храбрым и стойким человеком, и я надеялся, что он принял смерть, не терзая себя картинами чистилища и преисподней.

В воздухе гостиной чувствовалось напряжение, и было очевидно, что птички не чувствуют себя уютно в своем маленьком гнездышке. Я бросил папку на стол и сказал:

— Что ж, я прочитал письмо.

Фаллон спросил:

— И что вы думаете?

— Он был хорошим человеком.

— Это все?

— Вы прекрасно знаете, что не все, — ответил я спокойно. — Я хорошо понимаю, в чем здесь дело. Мне кажется, я не ошибусь, если предположу, что этот город… Уаш… Уашуа… — Я запнулся.

— Ваш-ван-ок, — подсказал Фаллон нетерпеливо. — Вот как произносится его название.

— …Короче, этот город до сих пор не найден вашими коллегами.

— Один-ноль в вашу пользу, — сказал Фаллон. Он постучал пальцем по папке и сказал с напряжением в голосе: — По свидетельству де Виверо, Уашуанок был больше, чем Чичен-Ица, больше, чем Ушмаль — а это достаточно крупные города. Это был центральный город цивилизации майя, и человек, который его найдет, сделает себе имя; он сможет ответить на множество вопросов, до сих пор ждущих своей разгадки.

Я повернулся к Халстеду:

— Вы согласны?

Он посмотрел на меня горящими глазами.

— Не задавайте дурацких вопросов. Разумеется, я согласен; это, пожалуй, единственное, в чем я могу согласиться с Фаллоном.

Я сел.

— И вы пытаетесь опередить друг друга — надрываете кишки, чтобы успеть первым. Бог ты мой, что за нравы царят в науке!

— Подождите минутку, — сказал Фаллон резко. — Это не совсем верно. Да, я пытаюсь опередить Халстеда, но только потому, что не могу ему доверять в таком важном вопросе. Он слишком нетерпелив, он страстно желает раскопать что-нибудь значительное, создав себе тем самым быструю репутацию, — я знаю его достаточно давно, а при таком подходе многие свидетельства могут оказаться безвозвратно утерянными.

Халстед не вступил в спор так, как я от него ожидал. Вместо этого он повернулся ко мне.

— Перед вами прекрасный образец профессиональной этики, — сказал он иронично. — Фаллон готов втоптать чью угодно репутацию в землю, если это поможет ему получить то, что он хочет. — Он наклонился вперед и обратился непосредственно к Фаллону: — Я полагаю, вы совсем не стремитесь добавить к своей собственной репутации славу открытия Уашуанока?

— Моя репутация уже создана, — сказал Фаллон с достоинством. — Я уже достиг вершины.

— И не желаете, чтобы вас кто-нибудь подвинул, — язвительно добавил Халстед.

Я был сыт по горло этой перебранкой и только собрался вмешаться, как Кэтрин Халстед вставила свое замечание.

— И профессор Фаллон принял предварительные меры, чтобы быть уверенным в том, что его не подвинут.

Я поднял брови и спросил:

— Что вы хотите этим сказать?

Она улыбнулась.

— Он украл оригинал письма Виверо.

— Вы снова принялись за свое, — сказал Фаллон с отвращением. — Я уже говорил вам, что купил его у Джеррисона в Нью-Йорке и могу это доказать.

— Хватит! — произнес я решительно. — Пора покончить с этими взаимными обвинениями. Давайте вернемся к делу. Насколько я понял, старший де Виверо послал своим сыновьям письмо и подарки. Вы считаете, что подарками являлись два золотых подноса и что эти подносы скрывают какой-то секрет, разгадка которого может привести к Уашуаноку. Это верно?

Фаллон кивнул и взял в руки папку.

— Здесь говорится про то, что в Уашуаноке много золота — он упоминает про это снова и снова и ясно дает понять, что хочет видеть своих сыновей в роли лидеров при дележе добычи. Единственное, чего он не сделал, так это не объяснил им, где найти город. Вместо этого он послал им подарки.

Халстед вмешался.

— Мне кажется, кое-что я способен понять не хуже Фаллона. Семейная жизнь Виверо была не слишком счастливой — похоже, что его сыновья ненавидели друг друга, и Виверо это огорчало. Я думаю, будет логично предположить, что он дал каждому из них по кусочку информации, и чтобы понять ее смысл, обе части нужно соединить вместе. Таким образом, братья были вынуждены действовать вместе. — Он развел руками. — Информации нет в письме, следовательно, она должна быть заключена в подарках — золотых подносах.

— Я думаю точно так же, — сказал Фаллон. — Поэтому начал охоту за подносами. Я знал, что поднос мексиканских де Виверо все еще существовал в 1782 году, поскольку к тому времени относится свидетельство Мервилла, и принялся отслеживать его от этой точки.

Халстед хмыкнул, и Фаллон продолжил поспешно:

— Да, я сделал из себя дурака. — Он повернулся ко мне и сказал со слабой улыбкой: — Я прочесал всю Мексику и в конце концов нашел его в своем собственном музее — он принадлежал мне все это время!

Халстед громко рассмеялся.

— Тут я вас обставил; я узнал об этом раньше, чем вы. — Улыбка исчезла с его лица. — Затем вы изъяли его из экспозиции.

Я недоверчиво покачал головой.

— Как, черт возьми, вы могли владеть такой вещью и не знать об этом? — спросил я.

— Так же, как и ваша семья, — резонно заметил Фаллон. — Но в моем случае есть некоторое отличие. Я учредил археологический фонд, который среди всего прочего имеет свой музей. Я не отвечаю лично за каждое приобретение, сделанное музеем, и не знаком со всей экспозицией. Как бы то ни было, поднос оказался в музее.

— Это первый поднос. А как насчет второго?

— С ним дело обстояло несколько сложнее, не так ли, Поль? — Он улыбнулся Халстеду, сидевшему напротив. — Мануэль де Виверо имел двух сыновей, Хаима и Хуана. Хаим остался в Мексике и основал мексиканскую ветвь рода де Виверо — вы уже про это знаете, а Хуан пресытился Америкой и вернулся обратно в Испанию. Он привез с собой богатую добычу и впоследствии стал алькальдом, как и его отец, — это что-то вроде сельского мирового судьи. У него родился сын Мигель, который преуспел еще больше, став богатым судовладельцем.

Пришло время, когда между Испанией и Англией начали возникать трения, и Филипп II, король испанский, решив покончить с этим раз и навсегда, принялся строить Армаду. Мигель де Виверо пожертвовал свое судно «Сан-Хуан де Уэльва», и сам принял над ним командование. Оно отплыло вместе с Армадой и больше никогда не вернулось, так же как и сам Мигель. Но семейное дело не умерло вместе с ним, его возглавил сын, и оно просуществовало достаточно долго — до конца восемнадцатого века. К счастью, у них была привычка хранить все записи, и я раскопал в них кое-что интересное: Мигель написал своей жене письмо, в котором просил ее прислать «поднос, который мой дедушка сделал в Мексике». Он был вместе с ним на судне, когда Армада отплыла к берегам Англии. Тогда мне показалось, что на этом поиски можно прекратить.

— Я добрался до письма Мигеля раньше, чем вы, — сказал Халстед с удовлетворением в голосе.

— Это похоже на нечто среднее между мозаичной головоломкой и детективной историей, — сказал я, — Что вы предприняли в дальнейшем?

— Я приехал в Англию, — ответил Фаллон. — Не для того, чтобы разыскать поднос — я думал, что он на дне моря, а просто отдохнуть. Я остановился в Оксфорде у одного из своих коллег и как-то раз в компании ученых рассказал о своих поисках в Испании. Один из деканов — типичный книжный червь — сказал, что если он не ошибается, этот самый поднос упоминается в переписке Гаррика.

Я с удивлением посмотрел на Фаллона.

— Поэта?

— Верно. Он был пастором в Деан Прайер — это неподалеку отсюда. Человек по фамилии Гусан написал ему письмо; Гусан был всего лишь местным торговцем; его письмо не сохранилось бы, если бы не было адресовано Гаррику.

Халстед оживился.

— Я не знал про это. Продолжайте.

— Теперь это не имеет никакого значения, — сказал Фаллон устало. — Мы уже знаем, где находится поднос.

— Расскажите, мне интересно, — попросил я.

Фаллон пожал плечами.

— Гаррику до смерти наскучила сельская жизнь, но он был привязан к Деан Прайеру. Ему нечем было заняться, и очевидно поэтому его больше интересовала жизнь прихожан, чем унылые обязанности сельского священника. Он проявил к Гусану определенный интерес, попросив его изложить на бумаге историю, которую незадолго перед этим тот ему поведал. Если быть кратким, то история заключается в следующем: родовое имя Гусана происходит от испанской фамилии Гусман, и его дедушка был матросом на корабле «Сан-Хуан». В ходе нападения на Англию он пережил различные трудности, и в скором времени после этого корабль затонул, потерпев крушение в шторме возле мыса Старт Пойнт. Капитан, Мигель де Виверо, умер от лихорадки незадолго перед кораблекрушением — такое происходит часто, и когда Гусман выбрался на берег, с ним был этот самый поднос, являющийся частью его личной добычи. Внук Гусмана, который писал Гаррику, даже показывал Гаррику поднос. Как он попал в руки вашей семьи, я не знаю.