Письмо Виверо - Бэгли Десмонд. Страница 56

Мне пришлось прождать три часа, пока чиклерос не отправились спать, хотя по городским стандартам было еще довольно рано. Гатт, будучи городским жителем, ложился спать поздно, но он остался в своей палатке, несомненно — под москитной сеткой, и сквозь материю я мог различить приглушенное свечение фонаря. Наступило время действовать.

Я как змея подполз на животе к самому краю воды. Я уже вынул из фляг пробки и держал их в зубах, а когда опустил в воду первую флягу, она неожиданно громко забулькала. В ту же секунду первая обезьяна-ревун испустила свой леденящий душу вопль, и я обратился к Господу с молитвой, вознося хвалу всем его созданиям, даже сверхъестественным. Я притянул к себе флягу и прижался к ней губами, чувствуя, как долгожданная вода смачивает мое пересохшее горло. Я выпил целую кварту, но не больше, хотя мне пришлось приложить максимум волевых усилий для того, чтобы остановиться. Я наполнил обе фляги и закрыл их пробками, а затем сполоснул пузырек из-под антисептика, перед тем как наполнить водой и его.

Я был уверен, что любой человек с острым зрением мог увидеть меня из лагеря чиклерос. Небо было чистое, полная луна светила ярко, и человек, особенно движущийся человек, при таком освещении хорошо заметен. Но мне удалось вернуться под укрытие леса, не услышав ничьих окликов, так что, вероятно, чиклерос не выставляли часовых.

Я нашел Гарри без особых трудностей и сразу же дал ему флягу с водой, к которой он с жадностью приник. Передо мной стояла проблема — мы должны были пробраться на другую сторону сената под покровом темноты, и это означало, что Гарри предстоит немедленно отправиться в путь, а я не знал, в каком он состоянии. Я подождал, пока он не утолит свою жажду.

— Теперь нам надо идти. Ты в порядке?

— Кажется, — ответил он. — К чему такая спешка?

— Сенот расположен между нами и Уашуаноком, и мы должны обогнуть его, оставаясь незамеченными. Я нашел тропу на другой стороне, ведущую в нужном направлении. Завтра у нас будет возможность продвигаться вперед без особых трудностей.

— Я готов, — сказал он и медленно поднялся на ноги.

Но чтобы не упасть, ему пришлось схватиться за ствол дереза, и мае это не понравилось. Все же, когда мы пошли, он передвигался достаточно быстро и держался за мной вплотную. Я подумал, что вода помогла ему почувствовать себя значительно лучше.

У меня был выбор: обогнуть сенот по широкой дуге, пробираясь через густой лес, или пройти прямо по тропе и осторожно прокрасться через лагерь чиклерос. Я выбрал последнее, так как это потребовало бы меньшего напряжения сил от Гарри, и мне оставалось только надеяться, что он окажется способен соблюдать тишину. Нам удалось все сделать без особых проблем — тлеющие угли лагерного костра служили хорошим ориентиром, — и я выбрался на тропу, идущую с другой стороны сенота. Отойдя подальше от лагеря, я достал компас и карту и, сверившись с ними, убедился, что тропа идет точно в направлении Уашуанока, и это было для нас как нельзя более кстати.

После мили продвижения в темноте Гарри начал слабеть, поэтому я принял решение остановиться, и мы углубились в лес, в сторону от тропы. Я уложил Гарри на земле — он был не в состоянии взобраться на дерево — и сказал:

— Выпей еще воды.

— А как насчет тебя?

Я сунул флягу ему в руки.

— Пей. Я вернусь назад и принесу еще.

Это было необходимо сделать — если мы не наберем еще воды, то нигде не найдем ее до самого Уашуанока, и поскольку в нашем распоряжении находилось только две фляги, мы вполне могли выпить ту воду, что у нас имелась.

Я снова покинул его и пометил место, воткнув мачете в середину тропы. На него неминуемо наткнется каждый, кто пойдет по тропе, включая и меня. Я подумал, что вряд ли кто-нибудь еще пройдет здесь ночью. Мне понадобилось полтора часа на то, чтобы добраться до сенота, пятнадцать минут на то, чтобы наполнить фляги, и еще полтора часа, чтобы вернуться и ободрать себе голень об это проклятое мачете. Но зато я убедился, что Гарри не обнаружили. Он спал, и я не стал его будить, а лег рядом и погрузился в тяжелый сон.

Гарри поднял меня на заре. Он выглядел достаточно бодрым, но я чувствовал себя так, словно был одурманен наркотиком. Все мои члены окоченели, и от головы до ног я был сплошным очагом боли. Я никогда не был приверженцем туристических походов, и этот сон на земле явно оказался мне не на пользу. Кроме того, мне вообще не удалось как следует поспать, ибо большую часть ночи я бродил по джунглям.

Я сказал:

— Нам нужно принять решение. Мы можем придерживаться леса, что безопаснее — но медленнее. Или мы можем пойти по этой тропе с вероятностью наткнуться на одного из чиклерос Гатта. Что ты скажешь, Гарри?

Этим утром он соображал значительно лучше и не был склонен к простым утверждениям.

— Кто такой этот парень, Гатт? — спросил он, — Я никогда не слышал о нем раньше.

— Здесь слишком много всего замешено, чтобы углубляться в эту историю прямо сейчас, но насколько дело касается нас, он — внезапная смерть. Насколько я могу видеть, он заключил союз с чиклерос.

Гарри покачал головой.

— Почему человек, о котором я никогда не слышал, хочет меня убить?

— Он крупный американский гангстер, — сказал я. — Он собирается разграбить Уашуанок. Это длинная история, но такова ее суть. Здесь вовлечены большие деньги, и я не думаю, что его может что-нибудь остановить. Несомненно, его не остановит необходимость нас убить. На самом деле он уже сделал довольно удачную попытку. Я не знаю, кто еще мог устроить диверсию с твоим вертолетом.

Гарри состроил гримасу.

— Я верю тебе на слово, но мне чертовски не нравится идея насчет того, чтобы продираться через лес.

Так же как и мне. Проверка карты показала, что мы находимся на расстоянии чуть более пяти миль от Уашуанока. Как мы уже знали, джунгли в окрестностях Уашуанока особенно густые, и в нашем нынешнем состоянии потребуется два дня, чтобы прорубить через них путь. Мы не смогли бы продержаться два дня, особенно с нашим ограниченным запасом воды. Хотя мы и наполнили водой наши желудки, скоро она выйдет с потом, и тогда у нас в резерве останется только две кварты.

К тому же оставался еще и Гарри. Что бы с ним ни случилось, в любом случае, здесь ему не станет лучше. По тропе легко передвигаться, и мы сможем идти по ней со скоростью миля в час или даже быстрее. При таком темпе мы будем в Уашуаноке примерно через пять часов. Это было весьма соблазнительно.

Против этого было то обстоятельство, что тропа несомненно имела свое предназначение. Единственным местом, где Гатт мог с комфортом разбить свой лагерь, был сенот, который мы только что покинули, — он нуждался в источнике воды. Отсюда следует, что если он приглядывал одним глазом за Уашуаноком, то тропу проложили его чиклерос, и вероятность наткнуться на одного из них была велика. Я не знал, что будет, если такое произойдет, но все чиклерос, которых я видел, были вооружены, а как уверял Фаллон, они с легкостью пускали в ход свое оружие.

Было очень нелегко принять решение, но в конце концов я выбрал тропу. Снова начать пробираться через джунгли казалось просто невозможным, к тому же мы могли и не повстречать чиклерос. Гарри вздохнул с облегчением и согласно кивнул головой.

— Что угодно, только не джунгли, — сказал он.

Мы осторожно выбрались на тропу, убедились, что все спокойно, и направились по ней в сторону от лагеря Гатта. Я постоянно смотрел себе под ноги и обнаружил множество доказательств того, что тропою часто пользовались. Здесь были отпечатки подошв на участках мягкой земли; дважды я заметил раздавленные сигаретные окурки, а один раз пустую консервную банку из-под говяжьей тушенки, которую небрежно отбросили в сторону. Все это произошло в первый час нашего путешествия.

Я был сильно обеспокоен увиденным, но еще больше меня беспокоило то, что Гарри идет очень медленно. Начал он достаточно бодро, но сил хватило ненадолго, и постепенно он стал отставать от меня все больше и больше. Поэтому я тоже был вынужден замедлить шаг, так как не хотел отрываться от него слишком далеко. Было очевидно, что состояние Гарри ухудшается очень быстро; его глаза запали глубоко в глазницы, лицо на фоне черной щетины казалось абсолютно белым. Все его движения были замедленными, и он шел, постоянно прижимая к груди одну руку так, словно боялся рассыпаться на части.