Клад под старым дубом (сборник) - Прокофьева Софья Леонидовна. Страница 3
Денег у Жени оказалось немного. Всего две монеты. Алёшка схватил их так быстро, что Женя не успела даже ахнуть.
Как вы можете догадаться, именно в этот момент госпожа Жадность, которая лежала в коробке под кроватью, выросла сразу в несколько раз.
Когда кончились уроки, Алёшка первым выскочил из класса.
Он бежал по улице, а сам всё думал и думал о конфетах.
Ему даже показалось, что в светофор вставлены три больших леденца – красный, жёлтый и зелёный. Да и сам светофор похож на большую конфету, зачем-то привязанную к проводам. Навстречу Алёшке шла румяная девочка в розовом пальто. Она вела на верёвочке коричневую мохнатую собаку.
«Какая девчонка смешная, – подумал Алёшка. – На пряник похожа. А собака совсем как шоколадная. Вот бы такую большую шоколадную собаку! Чтоб уши шоколадные и хвостик… Или лучше шоколадную лошадь. С одной ногой можно целый месяц чай пить…»
Алёшка так размечтался о шоколадной лошади, что чуть не налетел на ребят, стоявших около булочной.
Ребята окружили маленькую Люську.
На голове у Люськи была панама. Панама была новая и очень белая.
Люська стояла, низко опустив голову, и плакала. Лица её не было видно. Можно было подумать, что плачет белая панама.
– Опять что-нибудь потеряла? – спросил Алёшка. – Эх ты!
– А?а?а… – всхлипнула панама. – Меня бабушка за хлебом послала… Велела батон купить. Деньги дала. Я их в кармане держала… Кулак вот… А деньги я потеряла. А бабушка сказала: «Если ты ещё чего потеряешь, я тебя отшлё…»
Из-под белой панамы ещё быстрее закапали удивительно крупные прозрачные слёзы.
– Ребята, у меня есть немного, – сказала девочка Женя. Лицо у неё на секунду стало грустным, но она сейчас же улыбнулась. – Я хотела эскимо купить, да уж ладно… Возьми их себе, Люська.
И она положила деньги на мокрую от слёз маленькую ладошку.
– И у меня есть… На, держи!
– И у меня…
– И у меня монетка. Новенькая, смотри, как блестит!
Люська подняла голову. Глаза ещё плакали, но губы уже улыбались и тихо шевелились. Это Люська шёпотом говорила «спасибо».
– Ну вот, – сказал Синяк. Он протянул поцарапанный палец и пересчитал монеты. – Почти набралось. Ещё немного не хватает. У кого ещё есть, ребята?
У ребят вытянулись лица. Больше ни у кого денег не было. Даже круглое Женино лицо стало каким-то не таким круглым.
Маленький Васька вывернул карманы и сказал виноватым голосом:
– А мне мамка не даёт… Говорит, я сама тебе всё, что надо, покупаю.
– Ребята! – сказал Синяк. – У Алёшки ещё деньги есть. Ему Женька дала. Я сам видел. Эй, Алёшка, давай их сюда. А то бабушка Люську нашлёпает.
Алёшка посмотрел на Люськины покрасневшие глаза, на слипшиеся от слёз ресницы, и его рука как-то сама собой потянулась в карман.
И вдруг он вспомнил, как весело звенела монета в пустом животе глиняной кошки: дзынь, дзынь! – как будто хотела сказать: «Ещё, ещё!»
– Не дам! Ничего не дам, – тихо сказал Алёшка. – Мне деньги самому нужны.
Как вы понимаете, друзья мои, госпожа Жадность в этот момент выросла ещё в несколько раз.
– Ну и вредина же ты! – сказал Синяк. – Ладно. Припомним тебе это. Ребята, пошли к Катьке. Она дома сидит, у неё уши болят. Катька даст. Она всегда всё даёт.
Ребята пёстрой стайкой побежали к дому, а белая панама весело запрыгала впереди.
Глава четвёртая
о гибели люстры и о многом другом
Бабушки не было дома.
«Вот здорово, – подумал Алёшка. – Бабушки, они всегда только мешают. Настроение портят и вообще. Увидит конфеты, начнёт приставать: кто дал да зачем взял?»
Алёшка открыл дверь и ахнул: посреди комнаты стояла госпожа Жадность.
Ох, какая она стала большая! Ростом почти как Алёшкин папа, а то и ещё повыше. Алёшка узнал её, только поглядев на длинные-предлинные руки со скрюченными пальцами. Нет, она стала совсем другая, даже как-то помолодела. И платье уже не казалось таким старым, обтрёпанным. Тяжёлые тёмные складки падали до самого пола, а на шее поблёскивали бусы из разноцветных камушков.
«Наверное, драгоценные», – подумал Алёшка.
Госпожа Жадность посмотрела на Алёшку огромными чёрными глазами. В их глубине вспыхивали и мерцали красные огоньки, похожие на раскалённые угли.
Алёшка испуганно попятился. Он разжал пальцы. Монеты жалобно звякнули и покатились по полу.
– Ну, ну, не бойся, моё сокровище! – сладким голосом сказала госпожа Жадность. – Ну я немного выросла, ну и что? В этом же нет ничего плохого. Это очень даже хорошо!
И госпожа Жадность улыбнулась.
Алёшка думал, что от улыбок всегда всем становится тепло и весело. Но от этой улыбки ему стало как-то неуютно и зябко. Холодная дрожь пробежала по спине.
– Я… я пойду… – хрипло сказал Алёшка. – Мне уйти надо…
Он повернулся к двери, но госпожа Жадность своей длинной рукой загородила ему дорогу.
– Монетки, монетки… – прошептала она. – Так вот почему я так выросла! Деньги. О, эта могучая, великая сила…
– я в кино, – с тоской пробормотал Алёшка, – пойду билет куплю…
– В кино?! – воскликнула госпожа Жадность. Алёшке показалось, что она даже обрадовалась. – Лапочка моя, хочешь, я дам тебе денег на билет? Вот смотри…
Госпожа Жадность взмахнула руками, и что-то обрушилось на Алёшку. Что-то заблестело и зазвенело. По полу в разные стороны покатились монеты. Они катились, кружились на месте и ложились на пол.
– Деньги! – закричал Алёшка, ловя монеты в воздухе. – Это всё мне? Правда мне? Ой, да я на эти деньги сто билетов куплю!
– Тебе, моё сокровище, всё тебе, – прошептала госпожа Жадность, наклоняясь над ним. – Только с уговором. Сам ходи в кино сколько хочешь, но никого с собой не бери. Эти деньги только для тебя. Понял?
– Понял, – задыхаясь, сказал Алёшка. – А ещё можно? Я ещё на фотоаппарат коплю.
В воздухе снова заблестели, заискрились монеты. Алёшка готов был разорваться на четыре части, так ему хотелось залезть сразу во все четыре угла и собрать сразу все монеты.
– Ещё! Ещё! – закричал Алёшка не своим голосом и на коленках уполз под кровать.
Алёшка уполз под кровать и поэтому ничего не видел. Он не видел, что стоило ему только произнести слово «ещё», как Жадность сразу же вырастала и становилась всё больше и больше.
Вдруг что-то оглушительно грохнуло и зазвенело.
Алёшка выскочил из-под кровати и увидел люстру. Только она была уже не на потолке, где полагается быть люстре, а на полу.
Жёлтые стеклянные колпачки были разбиты. Без них люстра была похожа на большущего паука.
Алёшка поднял голову и вдруг замер, схватившись руками за щёки. Он забыл обо всём на свете, даже о погибшей люстре.
Он увидел госпожу Жадность. Госпожа Жадность стояла, упираясь головой в потолок. Она даже немного согнулась, потому что ей уже было тесно в этой комнате. Наверное, она задела люстру головой, и люстра упала на пол.
– Ой!.. – бледнея, прошептал Алёшка.
– Ещё подросла? – радостно сказала госпожа Жадность. – Трудно поверить, что ещё утром ты хотел посадить меня в коробку из-под леденцов.
Да, она стала совсем другой. Глаза смотрели властно и повелительно. На голове сверкнул золотой обруч с багрово?алым камнем. Теперь пальцы её были унизаны кольцами, на руках бренчали браслеты, украшенные лучистыми камнями.
Она наклонилась и осторожно пальцем погладила Алёшку по плечу.
– Ну, ну, моё сокровище, успокойся, – сказала она. – Отведи-ка ты меня лучше на чердак. У меня сегодня что-то нет настроения знакомиться с твоей бабушкой. Как-нибудь в другой раз. С превеликим удовольствием. Только, знаешь, не сегодня… А деньги и конфеты, если хочешь, я тоже унесу на чердак. Уж там они будут в целости. Уж там до них никто не доберётся.