Высокая цитадель - Бэгли Десмонд. Страница 2

У Филсона явно была мания величия. О'Хара сказал подчеркнуто:

— Если ты думаешь, что ЮЖАМА предложит тебе контракт, то ты сумасшедший. Они, конечно, заплатят за то, что ты перевезешь их пассажиров, поблагодарят тебя и пошлют тебе прощальный поцелуй.

Филсон ткнул ручкой в сторону О'Хары.

— Тебе платят за то, что ты можешь оседлать самолет. А шевелить мозгами предоставь мне.

О'Хара сдался.

— Что случилось с семьсот двадцать седьмым?

— Что-то с системой питания. Они там ее сейчас проверяют. — Филсон взял со стола пачку листов и потряс ими в воздухе. — Тут еще надо перевезти кучу техники. Вот документы.

— Боже! — воскликнул О'Хара. — Это же внеочередной рейс. Разве обязательно его загружать?

— Внеочередной или нет, а ты полетишь с грузом. Черт возьми, если есть чем заполнить самолет, зачем же я буду посылать его порожним?

О'Хара помрачнел.

— Я просто подумал, что мог бы для разнообразия хоть иногда давать нетрудные рейсы. Ты же знаешь, у меня всегда перевес, а это дьявольская работа — лететь через перевалы. Старая стерва ковыляет как гиппопотам.

— Ты вылетаешь в лучшее время суток, — сказал Филсон. — Позже, когда солнце поднимется выше, будет хуже. В общем, проваливай и не раздражай меня.

О'Хара вышел из кабинета. В главном зале народу было уже меньше. Поток недовольных пассажиров ЮЖАМА направлялся к старенькому аэродромному автобусу. Но несколько человек продолжали стоять — это и были те, кто спешил добраться до Сантильяны. О'Хара не стал их разглядывать. Пассажиры или груз — ему было все равно. Он возьмет их на борт, переправит через Анды, высадит с другой стороны и все — интересоваться ими нечего. Ведь водитель автобуса не интересуется своими пассажирами. А он кто? Он и есть водитель воздушного аэробуса.

Он посмотрел на документы к грузу. Филсон опять в своем репертуаре. Он подбросил ему два контейнера, и О'Хара ужаснулся, увидев, сколько они весят. «Когда-нибудь, — подумал он гневно, — я напущу на Филсона инспектора из международной ассоциации, и его отправят на виселицу». Он скомкал в руке бумаги и зашагал к Дакоте.

Гривас был уже у самолета. Он стоял, картинно опираясь на подвеску. Увидев О'Хару, выпрямился, бросил окурок сигареты, но остался стоять на месте. О'Хара подошел к нему.

— Груз уже на борту?

Гривас ухмыльнулся.

— Да.

— Проверяли? Закреплен надежно?

— Конечно, сеньор О'Хара. Я сам смотрел.

О'Хара хмыкнул. Он не любил Гриваса ни как человека, ни как летчика. Он не доверял его выхоленности, густому налету фальшивой манерности, которая лезла в глаза так же, как и кожаный отблеск его напомаженных волос, аккуратная щеточка усов и до блеска отполированные ботинки.

Гривас был изящный, но жилистый человек, постоянно улыбавшийся. Этой улыбке О'Хара не доверял больше всего.

— Как погода? — спросил он.

Гривас поднял глаза к небу.

— Вроде ничего.

О'Хара сказал слегка ядовито:

— Неплохо бы поглядеть метеосводку, как вы думаете?

Гривас ухмыльнулся.

— Я принесу, — сказал он и тут же засеменил в диспетчерскую.

О'Хара посмотрел ему вслед, затем повернулся к «Дакоте» и подошел к грузовому люку. «Дакота» была одним из самых удачливых самолетов, когда-либо сконструированных, — рабочая лошадка союзников во время Второй мировой войны, налетавшая бесчисленные тонно-километры по всему миру. Это был блестящий для своего времени самолет, но это время давно прошло.

Этой «Дакоте» исполнилось уже четверть века, она была сильно потрепана слишком большим количеством налетанных часов и плохим обслуживанием. О'Хара даже не мог сказать точно, сколько в ней неполадок, да и не пытался считать. Он знал их хорошо. Он точно знал, какой лифт у рулевых тяг, на что способен изношенный мотор и как выжать из него максимум возможного, знал и то, как сажать этот самолет так, чтобы не перегружать ослабленное шасси. И, кроме того, он знал, что в один прекрасный день вся эта прискорбная конструкция сыграет с ним злую, убийственную шутку где-нибудь над острыми белоснежными пиками Андов.

Он влез в самолет и осмотрел его мрачное нутро. Там было всего десять мест, не роскошных откидывающихся кресел ЮЖАМА, а жестких кожаных сидений, снабженных поясами безопасности — обойтись без них даже Филсон не решился, хотя и ворчал что-то об их дороговизне. Задняя часть фюзеляжа была грузовой, и в ней уже стояли два больших контейнера.

О'Хара подошел к ним и рукой попробовал крепежные тросы. Иногда он с ужасом воображал, как несется вперед весь этот груз в случае неудачного приземления или попадания самолета в воздушную яму. В этом случае все пассажиры, имевшие несчастье лететь Андской авиалинией, будут прикончены. Он ругнулся про себя, обнаружив плохо затянутый узел. Этот пижон Гривас со своей небрежностью когда-нибудь погубит его.

Осмотрев груз и закрепив его как следует, он прошел в кабину и проверил оборудование и приборы. Механик осматривал снаружи один из двигателей. О'Хара, высунувшись из окна, спросил по-испански, все ли в порядке. Механик сплюнул, провел пальцем по горлу и произвел леденящий душу звук.

— До поры до времени, — пробурчал он.

О'Хара горько улыбнулся: механик тоже прекрасно все понимал.

Он закончил осмотр приборов и пошел в ангар поискать главного механика Фернандеса, у которого всегда в запасе имелась бутылочка или две, — тоже вопреки распоряжениям Филсона. О'Хара симпатизировал Фернандесу и знал, что Фернандес отвечает ему тем же. Они ладили друг с другом, и О'Хара всячески старался не испортить их отношения, понимая, что поссориться с главным механиком означало бы получить пропуск в вечность.

Он поговорил с Фернандесом о том о сем, заполнил свою фляжку и, возвращая бутылку, сделал из нее быстрый глоток. Когда он шел обратно к «Дакоте», начало светать. Гривас был уже в кабине и возился со своим портфелем, не зная куда его лучше поставить. «Смешная вещь, — подумал О'Хара, — портфель — такая же принадлежность летчика, как и всякого другого горожанина». Его собственный портфель уже лежал под его сиденьем. В нем не было ничего, кроме пакета с бутербродами, которые он купил по дороге в ночном кафе.

— Получили метеосводку? — спросил он Гриваса.

Гривас передал ему бумаги, и О'Хара сказал:

— Можете выводить машину.

Он внимательно просмотрел сводку. Она была неплохой, совсем неплохой. Никаких бурь, никаких отклонений от нормы или иных неприятностей. Но О'Хара знал, что метеорологи часто ошибаются, и напряжение внутри него не спало. Это было то напряжение, никогда не покидавшее его в воздухе, благодаря которому он еще оставался жив, тогда как многие из летчиков, более опытных, чем он, погибли.

Когда «Дакота» замерла перед главным зданием, О'Хара увидел, как Филсон вывел на поле небольшую группу пассажиров.

— Проверьте, чтобы они как следует застегнули ремни, — наказал Гривасу.

— Я не стюардесса, — мрачно ответил тот.

— Когда вы будете сидеть на том месте, где я сижу, будете отдавать приказания, — произнес О'Хара холодно. — А пока вы должны их исполнять. И я бы хотел, чтобы вы обеспечили безопасность пассажиров лучше, чем вы это сделали с грузом.

Улыбка исчезла с лица Гриваса. Но он встал и пошел в салон. Затем подошел Филсон и сунул О'Харе бумагу.

— Подпиши.

Это была справка Международной авиационной ассоциации на вес и топливо. О'Хара увидел, что Филсон опять в графе «вес» написал липу, но не стал спорить и расписался. Филсон сказал:

— Когда доберешься, позвони мне. Может, будет обратный груз.

О'Хара кивнул, и Филсон удалился. Двери с грохотом захлопнулись. О'Хара обернулся к Гривасу:

— Выводите самолет на полосу. — И включил радио.

Гривас угрюмо молчал. Он увеличил обороты двигателей, и «Дакота», покачиваясь, покатила от главного здания в темноту, нелепая и неуклюжая на земле. О'Хара выключил в кабине верхний свет, и стало темно, только слабо светились приборы.

Когда они вышли на полосу, он вспомнил, что Филсон не дал ему номера рейса. «Ну и черт с ним, — подумал он. — Контрольная служба должна быть в курсе дела». Он включил микрофон и сказал: