Шел по городу волшебник (илл. Б. Калаушина) - Томин Юрий Геннадьевич. Страница 38

Прошло несколько минут, и Толик начал замечать, что море впереди как бы вспухает. И одновременно с этим, как будто выплывая из тумана, за тем местом, где кончалось море, стали возникать неясные очертания города.

— Я вижу! — заорал Мишка. — Толик, я вижу!

И сразу же перед лодкой вспыхнула и засияла нестерпимым оранжевым светом огненная дорожка. Она искрилась, как поток расплавленного металла. А за ней, совсем рядом, виднелись дома и улицы родного города.

Лодка коснулась носом Черты. Вот уже треть лодки за Чертой… Но в ту же секунду за кормой вскипел бурун. Мотор начал работать в обратную сторону. Катер медленно стал сползать с Черты.

И на этот раз Толик сразу же понял, что произошло.

— Он освободился! — закричал Толик. — Мишка, прыгай! Прыгай скорей!..

И Толик, а вслед за ним и Мишка и Майда прыгнули в море.

В воздухе Толик пересек Черту. В глаза ему ударил нестерпимый оранжевый свет, и он на секунду потерял зрение.

Затем Толик услышал громкий скрежет и визг. Послышались возбужденные голоса.

Толик открыл глаза. Они с Мишкой стояли посреди проспекта. В двух шагах от них боком стоял автобус. К окнам прилипли взволнованные лица пассажиров. Из своей кабинки торопливо вылезал шофер. Лицо у него было бледное.

— Вы что делаете, негодяи! — закричал шофер. — Вы откуда взялись?! Ведь на двести метров впереди дорога была свободна!

Шофер взял одной рукой за шиворот Толика, другой — Мишку и тряхнул их как следует. Ребята не сопротивлялись. Ведь не могли же они объяснить, как они очутились на проспекте.

Вокруг собралась толпа. Все обсуждали происшествие.

— Таких задавишь — и отвечать не будешь, — говорил один.

— Совершенно распустили детей, — говорил другой.

— Смотрите, стоят как ни в чем не бывало, — говорил третий.

Толик слушал эти слова и был счастлив. Какие это всё были славные люди. Как замечательно они его ругали. Он всю жизнь слушал бы эту ругань, но наконец у Майды кончилось терпение. Она встала между ребятами и прохожими и зарычала.

Прохожие стали расходиться. И довольно быстро. Гораздо быстрее, чем они собирались.

Лишь шофер стоял посреди мостовой и что-то объяснял подошедшему милиционеру. Затем уехал и шофер вместе со своим автобусом. Милиционер подошел к ребятам.

— Ну что? — сказал он. — Пойдем?

— Обождите минутку, товарищ старшина, — послышался голос с тротуара.

На краю панели стоял толстый доктор из зоопарка. Как обычно, он был увешан кульками и свертками. И, как обычно, толстая улыбка сияла на его толстых губах. Толик взглянул на него и отвернулся. Сейчас ему не очень-то хотелось, чтобы его узнали.

— Отпустите этих ребят, — попросил доктор. — Это замечательные ребята. Они больше не будут так неосторожны. Вот этого мальчика я знаю с самой хорошей стороны. Видите ли… меня часто толкают. Но дело не в этом. Однажды я рассыпал свертки, и он сразу же бросился ко мне на помощь. До этого я не видел ни одного мальчика, который бросился бы ко мне на помощь.

Милиционер с сомнением покачал головой.

— Сегодня я их отпущу, а завтра они снова под автобус полезут.

— Не полезут. Уверяю вас, не полезут. Я же, со своей стороны, приглашаю вас в зоопарк. И приводите своих детей. Я им покажу слона совершенно бесплатно.

— Мне, гражданин, бесплатных слонов не нужно, — сказал милиционер. Но тем не менее козырнул доктору и, отвернувшись, зашагал вдоль тротуара.

— Ну, а теперь бегите домой, — сказал доктор, обращаясь к ребятам, в том числе и к Толику, который все еще стоял отвернувшись.

— Спасибо, — сказал Мишка.

А Толик ничего не сказал. Он боялся, что его узнают по голосу.

Через несколько минут ребята уже стояли у своего дома. Они нерешительно поглядывали на свои окна, но не трогались с места. Они никак не могли придумать, чем объяснить свое отсутствие. Теперь, когда не осталось ни одной спички, ничего доказать было уже невозможно.

— Эх, если бы была хоть одна спичка, — вздохнул Толик. — Пускай самая последняя. И никаких спичек мне вовсе больше не надо.

— Да, сейчас бы она не помешала, — согласился Мишка.

Но спички не было.

29

Толик медленно поднимался по лестнице. Если наверху хлопала дверь, он вздрагивал и замирал, стараясь по звуку шагов угадать: не спускаются ли это мама или папа. Толик боялся возвращаться.

После того, что произошло у Мишки дома, Толик мог представить себе, что его ожидает. Толик сам вызвался идти сначала к Мишке. Но от этого лучше не вышло. Вышло хуже. Толику даже и рта не дали раскрыть, чтобы заступиться за Мишку. Да и рот открывать было особенно незачем. Ведь объяснить все равно ничего нельзя. Чем больше объясняешь, тем, выходит, больше врешь.

Мишку, конечно, оставили дома. Толику пришлось идти одному.

У двери Толик долго стоял, не решаясь нажать кнопку. Снизу послышались шаги. Поднималась соседка по площадке. Увидев Толика, она ахнула, и Толик судорожно ткнул кнопку звонка, чтобы не пускаться в разговоры еще и с соседкой.

Дверь отворилась сразу. На пороге стоял папа. Толик не сразу узнал его. Папа был бледный, худой и весь заросший щетиной. При виде Толика папа побледнел еще больше. У него затряслись губы.

Но самое страшное было то, что папа сказал каким-то чужим и очень тихим голосом:

— Толик? Ты пришел?

У Толика сразу пересохло горло. Он не мог даже шевельнуть языком.

— Ну, проходи… Что же ты стоишь? — тем же голосом сказал папа.

Толик вошел и остановился в передней.

И тут из комнаты вышла мама.

Увидев Толика, мама ахнула и бросилась к нему. Она не говорила ничего. Она схватила Толика и стала его целовать, и смеяться, и плакать. А папа как-то очень аккуратно закрыл дверь и медленно, держась рукой за сердце, прошел в комнату.

Мамины поцелуи пахли лекарством. И во всей квартире стоял аптечный запах. И вещи были разбросаны повсюду, как перед отъездом на дачу.

Внезапно мама отпустила Толика и бросилась на кухню. Слышно было, как там яростно загрохотали кастрюли и сковородки. Затем что-то упало на пол. Со звоном разлетелись осколки. Мама выбежала из кухни и опять бросилась целовать Толика.

— Мама, — дрожащим голосом сказал Толик. — Мама, я больше не буду. Не сердись, пожалуйста.

Мама всплеснула руками.

— Как же я могу на тебя сердиться! Это ты на меня не сердись, что я так за тебя волновалась…

Не договорив, мама отпустила Толика и побежала к телефону. Она набрала номер и закричала в трубку:

— Женя! Женечка, Толик пришел! Да! Да! Здоровый, здоровый…

Дядя Женя был маминым братом. Наверное, он что-то сказал маме, потому что она закричала в трубку очень сердито:

— Ты с ума сошел! Разве можно пороть Толика! Толика! Он ведь у меня самый умный и самый послушный!

И лишь сейчас Толик понял, что он натворил. Да, он вернулся домой. Он даже помог освободить Мишку. Но мама осталась прежней. Это была не его мама. И он сам сделал ее такой. Все клюшки и мячи в мире, все хоккейные победы отдал бы сейчас Толик за одну спичку. Но спички не было.

Толик осторожно открыл дверь в комнату. Папа сидел на диване, обхватив руками голову. Таким видел его Толик в тот день, когда они расстались. Ничего не изменилось. Совсем ничего!

— Папа… — сказал Толик. — Папа…

— Что? — сказал папа, не отнимая от головы рук.

— Папа, я тебе все расскажу. Все, все! Самое честное слово! Я тебя тогда не обманывал. Ты можешь спросить у Мишки…

— Хорошо, — глухо сказал папа, — я спрошу… Потом…

Толик сел рядом с папой. Но папа был как каменный. И тогда Толик лег на диван и заплакал. Он старался плакать тихо, но у него это не получалось. Слез было слишком много.

Он почувствовал, как на его спину опустилась теплая папина рука. Эта рука легонько похлопывала его, и Толик слышал папин глухой голос: