Золотой киль - Бэгли Десмонд. Страница 56

— Кто же тогда убил Паркера?

— Немцы, — отчаянно кричал он, — это были немцы… Я говорил тебе, что это были немцы.

Трудно было, конечно, ожидать, что Уокер сознается в убийстве, но выражение лица выдавало его. У меня не было причин щадить его, поэтому я сказал Курце:

— Это из-за него Торлони напал на нас.

Удивленный Курце проворчал:

— Каким образом?

Я рассказал ему о портсигаре, а потом повернулся к Уокеру:

— Прошлой ночью Курце спас тебе жизнь, но, ей-богу, лучше бы он дал тебе утонуть. Сейчас я уйду, и пусть он делает с тобой, что хочет.

Уокер поймал мою руку.

— Не оставляй меня, — взмолился он.

Он всегда боялся, что это может случиться, что никого не окажется между ним и Курце. Он специально очернил Курце в моих глазах, чтобы иметь союзника в давнем поединке с ним, но теперь я был на стороне Курце. Уокер боялся физической расправы, ведь свои убийства он совершал из засады, а Курце для него был воплощением насилия.

— Пожалуйста, — хныкал он, — не уходи.

Уокер перевел взгляд на Франческу, в глазах его была страстная мольба. Она отвернулась, не проронив ни слова, и поднялась по трапу в кокпит. Я стряхнул его руку и последовал за ней, закрыв за собой люк.

— Курце убьет его, — прошептала она.

— Разве у него нет такого права? — возразил я. — В общем-то я не сторонник личной расправы, но в данном случае готов сделать исключение.

— Уокер меня не волнует, — сказала она, — я думаю о Курце. Никто не может убить подобного себе и остаться прежним. Пострадает его… его душа.

— Курце поступит так, как сочтет нужным.

В глубоком молчании, отвернувшись друг от друга, мы смотрели на беспокойное море.

Люк кабины открылся, и в кокпит вошел Курце. Хриплым голосом он сказал:

— Я собирался убить этого ничтожного ублюдка, но не смог даже ударить. Ну как можно бить человека, который не хочет даже защищаться. Это просто невозможно, правда?

Я усмехнулся, а Франческа весело засмеялась. Курце посмотрел на нас, и на лице его медленно стала появляться улыбка.

— Но что же нам делать с ним? — спросил он.

— Бросим его в Танжере, и пусть идет на все четыре стороны, — сказал я. — Он испытал самое страшное, что может испытать человек, — смертельный страх.

Мы сидели, улыбаясь друг другу, радуясь как дураки, когда Франческа неожиданно воскликнула:

— Смотрите!

Я посмотрел в ту сторону, куда она показывала рукой, и застонал:

— О нет!

Курце взглянул и выругался.

Прямо на нас, рассекая бурные волны, надвигался фэамайл.

Глава IX

«Санфорд»

Чувство горестной досады переполнило меня. Я был уверен, что Меткаф окончательно потерял нас, но ему сопутствовало дьявольское везение. Он не смог обнаружить нас с помощью радара, потому что шторм снес все надстройки, — исчезла и радарная антенна, и радиомачта, и небольшой деррик-кран. Только по чистой случайности Меткаф наткнулся на нас.

— Спускайся вниз и заводи двигатель, — сказал я Курце. Потом повернулся к Франческе. — Ты тоже иди вниз и побудь там.

Я определил расстояние между нами — не больше мили, и приближался фэамайл со скоростью восьми узлов. Оставалось каких-нибудь пять минут. Что можно сделать за такое время! Никаких иллюзий в отношении Меткафа я не питал. С Торлони нам пришлось трудно, но он действовал только силой, а у Меткафа к тому же был ум.

Когда дул ветер, волны шли в одном направлении и были одинаковой величины. Сейчас же, с исчезновением ветра, на море воцарился хаос — уродливо-пирамидальные глыбы воды неожиданно вырастали и исчезали. Яхту сотрясала то килевая, то бортовая качка.

Но и катер Меткафа раскачивало и швыряло, когда внезапная волна обрушивалась на него, и можно себе представить, каково приходится его корпусу. Катер старый, прошел войну, и корпус, должно быть, здорово износился, несмотря на все заботы Меткафа. Ведь фактически срок службы таких судов — пять лет, да и материал, из которого они делались, не отличался высоким качеством. Мне вдруг стало ясно, что быстрее двигаться фэамайл не может. Меткаф на таких волнах выжимает из него максимальную скорость. Двигатели, конечно, позволяли делать и двадцать шесть узлов, но на спокойной воде, а сейчас превышение скорости в восемь узлов грозило катастрофой. Меткаф пойдет на все ради золота, но катером рисковать не будет.

Как только послышался старт двигателя, я открыл на полную катушку подачу топлива и успел отвернуть «Санфорд» от катера. Двигатель у нас — будь здоров, и я мог выжать из яхты не меньше семи узлов даже на такой волне. Передышка в пять минут увеличилась до часа, и, может быть, за этот час меня осенит еще какая-нибудь идея.

Поднялся Курце, и я передал ему штурвал, а сам спустился вниз. Открыл сундук под своей койкой и достал шмайссер со всеми обоймами. Франческа следила за мной, сидя на диванчике.

— У тебя нет другого выхода? — спросила она.

— Постараюсь не стрелять, во всяком случае до тех пор, пока они не начнут. — Я оглянулся. — А где Уокер?

— Заперся на баке — боится Курце.

— Ну и хорошо, не будет путаться под ногами, — сказал я и вернулся в кокпит.

Курце с удивлением посмотрел на пистолет.

— Что за черт, откуда он у тебя?

— Из туннеля, — ответил я. — Надеюсь, он еще годится для дела, ведь эти патроны пролежали столько лет.

Я загнал большую обойму и поставил на место плечевой упор.

— Тебе лучше приготовить свой люгер, иди, я постою у штурвала.

Курце кисло улыбнулся:

— А что толку! Ты выбросил все патроны.

— Черт! Хотя постой, у нас же есть пистолет Торлони. Он лежит в ящике штурманского стола.

Курце пошел за пистолетом, а я оглянулся посмотреть, где катер. Действительно, Меткаф не смог увеличить скорость, когда наша яхта увернулась. Правда, большого значения это не имело — фэамайл шел на один узел быстрее нас, и было видно, что он значительно приблизился.

Вернулся Курце с пистолетом, засунутым за пояс брюк, и спросил:

— Скоро он догонит нас?

— Не пройдет и часа — Я поправил шмайссер. — Стрелять первыми не будем, а если придется, то только так, чтобы никого не убить.

— Ну да, а он будет расстреливать нас.

— Не знаю, — буркнул я, — возможно, и будет.

Курце заворчал и, вынув пистолет, стал проверять его. Говорить было не о чем. Я стал вспоминать, как надо обращаться с автоматом, повторять про себя основные правила, которые когда-то вколачивал в меня краснорожий сержант. Главное — помнить, что при отдаче дуло задирается вверх, и если после выстрела не прижать дуло вниз, следующая очередь уйдет в воздух. Я попытался припомнить что-нибудь, но ничего не получилось, что ж, придется ограничиться этим.

Через некоторое время я сказал Курце:

— Знаешь, не помешало бы выпить кофе.

— Неплохая идея, — ответил он и поспешил вниз: африканер никогда не откажется от предложения выпить кофе. Через пять минут Курце вернулся с двумя кружками, от которых шел ароматный пар, и сообщил, что Франческа хочет подняться.

Я оглянулся на фэамайл и отрезал:

— Нет.

Мы выпили кофе, пролив половину, когда яхта содрогнулась от удара очередной волны. Катер находился от нас в четверти мили, и я отчетливо видел Меткафа, стоявшего у ходовой рубки. Я сказал:

— Интересно, как он собирается действовать. К борту при такой волне не подойти — слишком велика опасность протаранить нам бок. А что бы предпринял на его месте ты, Кобус?

— Не стал бы подходить ближе чем на винтовочный выстрел и всех бы уложил. Как в тире. А когда волнение на море уляжется, взял бы яхту на абордаж без боя.

Звучало убедительно, однако так просто, как в тире, не выйдет — там металлические утки не отвечают выстрелом на выстрел. Я передал штурвал Курце.

— Мы можем проделать весьма забавный маневр. Но ты должен хорошо удерживать яхту. Когда скажу, что надо делать, выполняй моментально. — Я поднял шмайссер вертикально и уперся им в колено, потом спросил: — Сколько зарядов у тебя в пистолете?