Момо (илл. Михаэля Энде) - Энде Михаэль Андреас Гельмут. Страница 21

– Побегу в полицию! – выдохнул он.

– Что ты, что ты! – ужаснулся Джиги. – Этого делать нельзя! Представь, что полиция ее найдет. Знаешь, что они тогда с ней сделают? Знаешь, куда попадают беспризорные дети? Они запрут ее в приют с решетками на окнах? Ты хочешь, чтоб она сидела за решеткой?

– Нет, – пробормотал Беппо, беспомощно глядя перед собой, – этого я не хочу. А если она в беде?

– Представь, что ничего не случилось, – продолжал Джиги. – Представь, что она просто где-то прогуливается, а ты натравишь на нее полицию. Не хотел бы я быть на твоем месте в тот момент, когда она посмотрит на тебя в последний раз.

Беппо опустился на стул,

– Я просто не знаю, что делать, – простонал он. – Просто не знаю.

– Я думаю, надо подождать до завтра или до послезавтра. Прежде чем что-нибудь предпринимать. Если она до тех пор не объявится, тогда мы можем заявить в полицию. Но может быть, все будет в порядке, и мы втроем просто посмеемся над всей этой чепухой.

– Ты так считаешь? – спросил Беппо. Его вдруг одолела какая-то невероятная усталость. Слишком много свалилось сегодня на старика!

– Конечно, – сказал Джиги; он разул вывихнутую ногу Беппо, сняв ботинок, помог Беппо перебраться на кровать и обернул больную ногу мокрой тряпкой.

– Все будет хорошо, – сказал он нежно, – все опять будет хорошо.

Заметив, что Беппо уснул, Джиги вздохнул и лег на пол, положив под голову куртку. Всю ночь он думал о Серых господах. Впервые его обуял настоящий страх.

Центр Сберкассы Времени издал приказ о Большом Розыске. Все до единого агенты большого города получили указание прекратить всякую иную деятельность и заняться исключительно поисками девочки по имени Момо.

Улицы города буквально кишели Серыми господами: они сидели на крышах, в канализационных шахтах, незаметно контролировали вокзалы и аэродромы, автобусы и трамваи – короче, они были вездесущи.

Но Момо они так и не нашли...

– Послушай, черепашка, – спросила Момо, – куда ты ведешь меня?

Они брели в этот момент через какой-то темный двор.

«НЕ БОЙСЯ!» – вспыхнула надпись на спине черепахи.

– Я совсем не боюсь! – сказала Момо, расшифровав надпись. Но она сказала это скорее самой себе, чтобы ободриться: немного она все-таки трусила. Шаг за шагом следовала она за черепахой по удивительно запутанному пути.

Но казалось, черепаха заранее знает всю дорогу. Так же точно знала она, где и когда пройдут преследователи. Серые господа иногда появлялись на пути беглецов, но всегда спустя какое-то мгновение. Вплотную они с ними ни разу не встретились.

– Какое счастье, что я уже так хорошо читаю, – беспечно сказала Момо, не подозревая об опасности. – Не правда ли?

На панцире черепахи предупреждающе засветилось: «ТИШЕ!»

Момо не поняла, в чем дело, но замолчала. Неподалеку промелькнули в темноте три серые фигуры.

Дома вокруг становились все более убогими. Высокие жилые казармы с обрушившейся штукатуркой стояли вдоль улиц. Было темно и безлюдно.

В Центр Сберкассы Времени поступило сообщение, что девочка Момо замечена в городе.

– Отлично, – ответил Центр, – вы схватили ее?

– Нет, она тут же словно сквозь землю провалилась! Мы опять потеряли ее след.

– Как это могло случиться?

– Мы сами не понимаем! Что-то здесь не так.

– Где она находилась, когда вы ее заметили?

– Вот в том-то и дело! Речь идет о совершенно неизвестной нам части города.

– Такой части города не существует, – твердо ответил Центр.

– Очевидно, существует. У нас создалось такое впечатление... Как бы это сказать... такое впечатление, что эта часть города лежит на краю времени. Девочка направлялась именно к этому краю.

– Что?! – закричали в Центре. – Возобновить преследование! Вы должны схватить ее! Любой ценой! Поняли?

– Поняли! – ответил пепельно-серый голос.

Сперва Момо подумала, что вокруг предрассветные сумерки; этот необычайный свет возник внезапно, как раз в тот момент, когда они свернули в боковую улицу. Здесь уже кончилась ночь, но и день еще не наступил. Сумерки не были похожи ни на утро, ни на вечер. Это был свет, который необычно резко и ясно обрисовывал контуры всех предметов. Вместе с тем он шел ниоткуда – вернее, сразу отовсюду. Черные длинные тени легли на землю в самых различных направлениях; будто это дерево освещено было слева, а тот вон дом – справа, а памятник на площади – спереди.

Да и сам памятник выглядел весьма своеобразно. На большом кубическом цоколе из черного камня возвышалось огромное белое яйцо. Вот и все.

И дома вокруг были странными – раньше Момо таких никогда не видала. Они возвышались ослепительно белые. В окнах было черным-черно. Нельзя было понять, живет ли там кто-нибудь или нет. Момо вдруг почувствовала, что дома построены вовсе не для того, чтобы в них кто-нибудь жил, а ради совершенно другой, таинственной цели.

Улицы были пусты – не было ни людей, ни собак, ни птиц, ни машин. Все казалось застывшим, заключенным в стекло. Ни малейшего ветерка.

Момо удивлялась, как быстро они движутся, хотя черепаха шла, пожалуй, еще медленнее, чем раньше.

А там – позади, в другой части города, где еще царствовала ночь, – мчались по залитой лужами улице три элегантных автомобиля с зажженными фарами. В каждом сидело по нескольку Серых господ. В первом автомобиле сидел тот самый господин, который заметил Момо, когда она свернула на улицу с белыми домами.

Но когда машины доехали до угла, произошло нечто в высшей степени непонятное: они не могли сдвинуться с места. Водители газовали изо всех сил, но машины буксовали на месте с бешено вертящимися колесами, словно мчались по бежавшей навстречу конвейерной ленте. Заметив это, Серые господа с проклятиями выскочили из машин, решив пешком догнать еще видневшуюся вдали девочку. С искаженными лицами кинулись они вперед. Когда они, обессиленные, остановились, то увидели, что продвинулись всего метров на десять, а Момо уже исчезла вдали среди снежно-белых зданий.

– Все! – сказал один. – Все кончено! Теперь нам ее не догнать.

– Не понимаю, – сказал другой, – почему мы не могли сдвинуться с места?

– Я тоже не могу этого понять, – ответил первый. – Но зачтут ли нам это в качестве смягчающего обстоятельства?

– Вы думаете, нас будут судить?

– Похвалы мы, во всяком случае, не дождемся.

С унылым видом они расселись по машинам – кто на сиденье, кто на радиаторе, кто на багажнике. Спешить было некуда.

Где-то вдали – в лабиринте пустых белоснежных улиц и площадей – двигались черепаха и Момо. Они шли медленно, и казалось, что улица сама уходит у них из-под ног, дома сами уплывают назад. Черепаха свернула за угол, Момо последовала за ней – и остановилась, пораженная. Перед ней открылся совсем иной вид.

Момо увидела узкий переулочек. Дома, теснившиеся вдоль него справа и слева, выглядели как грациозные стеклянные дворцы, украшенные башенками, узорными выступами, террасками. Они были увешаны водорослями, обросли кораллами и раковинами, будто пребывали испокон веков на дне моря и вдруг всплыли. Фасады домов переливались, как перламутр, всеми цветами радуги.

Переулок замыкался домом, стоявшим поперек. В середине дома зеленели ворота, украшенные фигурными барельефами.

Момо увидела не стене дома маленькую табличку – на белом мраморе были высечены буквы:

Читая табличку, Момо задержалась только на мгновение, но черепаха уже оказалась далеко впереди, в самом конце переулка, перед последним домом.

– Подожди, черепаха! – крикнула Момо, но странно: она не услышала своего голоса!

Черепаха же, напротив, услышала ее, потому что остановилась и оглянулась. Момо хотела поскорее догнать ее, но когда она вошла в Переулок-Никогда, ей показалось, что она идет под водой против течения или против сильного и вместе с тем неощутимого ветра, который сдувает ее назад. Она шла, упираясь, хватаясь за выступы домов, порой ползла вперед на четвереньках.