Замарашка - Бонавири Джузеппе. Страница 2

— Почем я знаю, ваша милость?

— Разве не ты пирог пекла?

— Я, ваша милость, только про кольцо ничего не ведаю.

Поохали-поахали, дальше живут.

Прошло еще время, и принц Руджеро, рыцарь орлиного пера, опять говорит Замарашке:

— Хочется мне сладкого пирога.

— Будет пирог вашей милости.

Нарвала она трав душистых, собрала яиц из королевского сада, купила у великого искусника пекаря Тури Казаччо муки самого тонкого помола, замесила тесто.

Как показалась из разрезанного пирога сверкающая цепь, закричал принц Руджеро:

— Это дело рук проклятых сарацин. Повелеваю выгнать всех до единого с моих земель! Чтобы и духу их тут не было!

Ладно. Через десять дней снова он требует сладкого пирога; и когда разрезал его собственнолично, нашел внутри золотые часы, что своим ровным тиканьем отмеряли время. Закричали тут в один голос принц Руджеро и старый король Карл:

— Смерть сарацинам!

Но не знали они того, что исстрадавшийся, замученный вечным голодом народ поднялся по всей земле сицилийской против короля. Народ — что река: не остановишь. Стали французов убивать, а у тех от страха глаза повылезли, язык отнялся.

Неизвестно, чем бы все кончилось, если б на балу во время танца не открылась Замарашка принцу Руджеро, не ведавшему еще, что восстал крестьянин, что взбунтовался сапожник, что возмущается на площади портной, что гончар мечет громы и молнии.

— Господин мой, ведь это я, Замарашка, неужто не признаете?

Приподняла она вуаль, и увидел принц ее лицо — прекрасное, как летний день.

Себя не помня от любви, говорит он матери:

— Матушка, я хочу жениться на Замарашке.

— Как — на Замарашке? Ведь она служанка.

— Ну и что же, матушка? А вы ее видели?

— Конечно, видела! Вечно в золе перемазана.

— Так вот же она, смотрите.

— Что? Эта жемчужина божественной красоты — наша Замарашка?! Да быть того не может!

Платье на Замарашке расшито золотыми петухами, на шее ожерелье сверкает, от черных волос сияние льется, голос как у птицы певчей.

— Госпожи Иисусе, неужели это ты, Замарашка?

А тем временем перед дворцом собрался народ — кто с мечом, кто с ружьем, кто с косой, кто с мотыгой, а кто сокола боевого наготове держит, чтоб вырвал он сердце королю Карлу.

— Остановитесь, люди! — говорит королева. — Мой сын Руджеро, рыцарь орлиного пера, женится на Замарашке, такой же сарацинке, как вы. Вот она!

Ликует народ. Замарашка людей словно весной одарила. Все отправились в собор.

— Дети мои! — сказал священник. — Время, как быстроводная река, все смывает.

И был там сапожник с шилом и дратвой, и каменщик Джованни со своим мастерком, и Пеппи Подопристену, и Тури Хромой, и Маттеу Почеммасло, и Чиччо Спичка, и Тано Обжора, и Анджуцу Щавель. Даже птицы в собор влетели — воробей и скворец, зеленушка и райская птица.

А женщины-сарацинки оставили потаенные горные пещеры, покинули темные закоулки, где горькое одиночество порождает грустные мысли, пришли и принесли кускус и фимиам, мед и корицу. Первым делом опустились они на колени, поцеловали землю, в которой, прорывая извилистые ходы, трудится червь Божий. Потом, возблагодарив Бога Морокуна, ударили они в бубны и запели. Вот как они пели — в шутку и всерьез:

К радости Господа нашего, великого и всемогущего Морокуна, рассеялось людское горе, как рассеиваются ненастные тучи, и в сияющих небесах запели, зачирикали птицы.

Идет пир на весь мир, пирует Руджеро со своей Замарашкой, а нам еще спину гнуть, чтоб на хлеб заработать.