Фабрика грез - Бэгшоу Луиза. Страница 54
Голдман пока не ушел из опасной зоны. Он это понимал Японцы будут продолжать кружить над студией, но по крайней мере Элеонор сумела их убедить, что продать «Артемис» сейчас будет ошибкой. Что новый фильм может поднять цену акций, помочь выручить за компанию больше. Если вообще возникнет нужда продавать. Это не спасение, но отсрочка.
Или передышка. Незначительная по времени. В данный момент это самое большее, на что он мог надеяться.
— Вот, сэр, президентские апартаменты и императорские. — Администратор подала им ключи. — Вам нужен лакей, чтобы отнести вещи?
Голдман подхватил свою легкую сумку и покачал головой.
Затем взял маленький аккуратный чемоданчик Элеонор.
— Нет, спасибо, мы сами справимся.
— Ты теперь мой носильщик? — поинтересовалась Элеонор.
Голдман склонил голову:
— После того представления, которое ты сегодня выдала, я готов на все, мадам.
— Не искушай меня, — поддразнила Элеонор, направляясь к лифту.
Лифт с легким шипением проехал все этажи гладко, как по шелку.
— На этот раз ты не собираешься нажимать на «стоп»? — спросила Элеонор у Тома.
Она флиртовала с ним, голова кружилась от одержанной победы. Облегчение от сделанного, от того, что они выдержали с честью сегодняшний день, было слишком сильным. Она готова была вести себя безрассудно. Если они немножко развлекутся, ничего страшного. Во всяком случае, сюда, в Нью-Йорк, уши-локаторы Изабель Кендрик не дотянутся…
— Можешь теперь смеяться…
— Спасибо, — улыбнулась Элеонор.
— ..но тебе нужен был тот разговор. И я оставляю за собой право остановить лифт, когда захочу…
— О'кей, тренер. Ладно. А как вышло, что у меня всего-навсего президентские апартаменты, а у тебя императорские? Название твоих звучит солиднее…
— Возраст и красота, — весело заявил Голдман. — Вот причины. А потом — я здесь император. Заруби себе на носу.
— Может, нам пора заиметь императрицу? — спросила Элеонор. — А я могу заменить тебе Джейка Келлера.
Они оказались на территории пентхауза. Апартаменты располагались рядом. Голдман открыл дверь номера Элеонор.
— Ты только посмотри на это, — потрясенно пробормотала она.
Обстановка была выдержана в стиле эпохи Регентства.
В белом и золотом. Высокий ворс светлого ковра с нежным рисунком из золотых листьев шевелился от чуть заметного ветерка. Этот же рисунок повторялся на стенах и на бордюре под потолком. Длинные бархатные портьеры цвета отполированной до блеска бронзы свисали с окон двенадцати футов высотой, из которых открывался превосходный вид на город. На белом мраморном кофейном столике с золотыми украшениями стояла хрустальная ваза с лилиями необычайной белизны, с тычинками в густой желтой цветочной пыльце. Все это очень гармонировало с общей цветовой гаммой. В ванной комнате, такой же большой, как спальня, в центре стояла огромная джакузи. Рядом располагалась японская ванна, вделанная в пол. Но самое шикарное — третья комната: точное повторение английской библиотеки, украшенной головой оленя, с томами книг в кожаных переплетах и креслом темно-зеленой кожи.
— Боже! — заметил Голдман. — Хочешь поменяться?
Элеонор рассмеялась:
— Ты же еще не видел свои апартаменты. Слушай, почему бы тебе не пойти и не переодеться? Мне тоже надо освежиться. А потом сходим куда-нибудь и вместе выпьем чаю.
— Ты что имеешь в виду? Какой-нибудь маленький английский сандвич и пшеничную лепешку со сметаной?
— Совершенно верно, — сказала Элеонор.
— И ты собираешься принять душ? — поинтересовался Голдман. — А я могу понаблюдать?
Она весело рассмеялась и почувствовала жадный взгляд Тома на своем затылке. Прекрати, Элеонор, твердо сказала она себе.
— Для тебя — ничего интересного.
Том вышел из-за спины Элеонор и уставился на нее.
Черные глаза впитывали буквально все — от пепельно-светлых волос, аккуратно причесанных, легких холмиков грудей, едва выступающих под пиджаком, до мягких изгибов икр над лодочками, которые подчеркивали изящность щиколоток. Элеонор красивая, чувственная, ему нравилось смотреть на нее. Он не спешил, она ощущала его взгляд, ласкающий кожу. И вдруг она заметила чувственность в его глазах — он раздевал ее взглядом, желая увидеть обнаженной.
— Я почему-то сомневаюсь в этом, — тихо проговорил Том.
Он увидел, как она густо покраснела, и у него в животе что-то шевельнулось. Он сам не знал, почему так медленно ее оглядывает, но ему нравилось. Было приятно; ему казалось, она понимает его мысли.
Последовала длинная пауза.
— Так я зайду за тобой через двадцать минут, — большим усилием воли заставила себя сказать Элеонор.
— О'кей, — ответил Том Голдман и вышел.
Изабель Кендрик сама не наносила визитов. Обычно приходили к ней, а чаще всего она назначала встречу в известных ресторанах города. В конце концов, какой смысл слыть львицей в обществе и не блистать в нем? Но на этот раз она припарковала свой «бентли» перед воротами имения Голдманов в Беверли-Хиллз, и у нее даже не было времени позлорадствовать, что ее сады красивее садов Джордан.
Утром молодая женщина позвонила, и это было серьезно. Чрезвычайно. Настолько серьезно, что Изабель решила не обсуждать этот вопрос в окружении толпы. У нее нет никакого желания иметь свидетелей их с Джордан разговора. И однако, когда Изабель вышла из машины и поспешила к крыльцу, украшенному колоннами, одетая в безупречно строгое платье цвета морской волны и туфли на высоких каблуках, сердце ее билось быстро и она испытывала необычное возбуждение.
Горничная в форменном платье открыла дверь.
— Входите, пожалуйста, миссис Кендрик, — сказала она, — миссис Голдман ждет вас в гостиной..
Изабель коротко поблагодарила и пошла прямо в гостиную.
Как она и ожидала, Джордан Кэбот Голдман была разодета и сегодня. В брючном костюме от Валентине, она сидела в трагической позе у камина и плакала в кружевной платочек.
— Изабель, спасибо, что вы пришли, — прорыдала она.
— Дорогая, в ту же секунду, как повесила трубку, я бросилась к машине, — сказала Изабель, пытаясь изобразить сочувствие.
На время надо забыть о вечеринках. Сейчас ей предоставляется возможность сплести настоящую интригу. Если она преуспеет, то не только нанесет удар Элеонор Маршалл, но и сильно обяжет Джордан Голдман. Эта женщина станет ее вечной должницей. Тогда Изабель сможет контролировать не только лос-анджелесский высший свет, но и оказаться у истоков пикантных новостей недели, с которыми связаны люди, сплотившиеся вокруг Джордан. И та никогда не решится угрожать ее положению.
Потому что Джордан будет ей обязана. И очень многим.
— Он взял ее с собой в Нью-Йорк, — рыдала Джордан. — И даже не сказал мне. — Голос ее звучал как у маленькой девочки. — Я узнала про это у Джоан.
Итак, это его помощница. Изабель соображала быстро.
Тот факт, что Элеонор поехала с Томом в Нью-Йорк, сам по себе совершенно ничего не значит. Рабочая поездка. В конце концов, она президент студии, подумала Изабель с привычной смесью зависти и презрения. Нет, важно другое; Том пытался скрыть это от Джордан. А Джордан уже знала, что существует угроза ее положению. Знала, поскольку Изабель на том приеме рассказала ей кое-что. И она, по совету Изабель, устроила сцену ревности и потребовала от Тома прекратить общаться с Элеонор. Он все отрицал, но, по сведениям шпионов Изабель в «Артемис», в последнее время держался с Элеонор очень официально.
Очевидно, этот период закончился. А значит, браку Джордан угрожает опасность, если она ничего не предпримет.
Том скрыл, что едет в командировку вместе с Элеонор, от своей жены. Самый опасный сигнал. Изабель почувствовала облегчение — эта глупая потаскушка сообразила и позвонила ей. Рассказала.
— Я знаю, дорогая, — спокойно, но твердо начала она, — и ты знаешь, что сейчас надо делать. Разве не так?
— Кто знает, сколько на это уйдет времени? — рыдала Джордан.