Сказка о ветре в безветренный день - Прокофьева Софья Леонидовна. Страница 23

Через полчаса в зале собрались все придворные. Пришёл знаменитый музыкант Иги-Наги-Туги. Он вошёл в зал, помахивая своей золочёной скрипкой. Стражники приволокли за шиворот бедного музыканта. Он был ещё совсем молодой, но волосы седые. Узкие плечи. Печальные глаза.

— Ну играй же, мой Иги-Наги-Туги! — нетерпеливо приказал король.

Иги-Наги-Туги заиграл. Он заиграл весёлый танец. Король стал притоптывать толстой ногой. Иги-Наги-Туги заиграл ещё быстрее и веселее. Придворные начали повторять в такт музыке:

— Иги-Наги-Туги!.. Иги-Наги-Туги!.. — Всё громче и громче. Раскачиваясь и хихикая. Колени начали сами сгибаться. Лица у них стали бессмысленными. Они вскидывали ноги выше головы. Широко раскрытые рты орали: — Иги-Наги-Туги! Иги-Наги-Туги!.. — Можно было подумать, что все они сошли с ума.

Сам Иги-Наги-Туги, длинный, сверкающий, крутился среди танцующих, и скрипка в его руке взвизгивала и хохотала. Вдруг: дзынь! На скрипке лопнула струна.

Тут сразу все заговорили, перебивая друг друга, тяжело дыша.

— Какая чудесная музыка!

— Какой прелестный танец!

— Просто невозможно усидеть на месте!

— Ну конечно, всё ясно, он может не продолжать!

— Ну конечно, зачем ему продолжать?

— И так ясно, что он самый лучший музыкант на свете!

— Ну что, слышал? — с торжеством сказал король учёному. — Понял теперь, а? Ну что ты теперь скажешь?

Учёный повернулся к бедному музыканту.

— Сыграйте, прошу вас, — сказал он.

И бедный музыкант заиграл.

Первый звук, чистый и лёгкий, как будто стёр остатки глупой весёлой мелодии. Исчезли улыбки. Шире открылись глаза. А музыка всё лилась и лилась. Музыка говорила каждому: проснись и оглянись вокруг! Ты забыл о главном! Ты забыл о главном! Вспомни, вспомни, что самое главное в твоей жизни! Музыка вела за собой куда-то вверх, на вершину волшебной горы, откуда был виден сразу весь мир. И сердце поднималось вместе с ней и стучало всё громче и громче… и вдруг: дзинь! Лопнула струна. Всё кончилось. Музыкант опустил смычок.

— Нет! — закричал вдруг Иги-Наги-Туги. Он наклонился вперёд. Глаза его были полны слёз. — Продолжай, доиграй до конца! Иначе я умру!

Да, я думаю, что в нём всё-таки погиб настоящий музыкант, в этом Иги-Наги-Туги.

Тут все зашевелились и стали оглядываться. Одни — с тупыми лицами пожимая плечами. Другие — растерянно улыбаясь. Музыканты мелодично сморкались. В дверях, позабыв обо всём на свете, стоял повар в белом колпаке. На его лице застыла неподвижная улыбка.

Старый поэт сидел отвернувшись. Плечи у него тряслись от рыданий.

Король с досадой посмотрел вокруг.

— Ничего не понимаю! — воскликнул он. — Какая-то чушь, а не музыка. Ну что тут может вам нравиться? Ты, наверное, играешь слишком тихо. Подойди поближе и играй погромче. Прямо мне в ухо.

Скрипач натянул новую струну и заиграл опять, но король сразу же прервал его:

— Ну теперь ты меня просто оглушаешь. Встань за моим троном, чтобы я не видел твоей жалкой фигуры. Может быть, тогда…

Скрипач стал за троном и снова заиграл. А король вертелся на троне и громко пыхтел от натуги. Его лицо стало совсем красным.

— Какая-то чушь, а не музыка! — рычал он. — Сколько ни стараюсь, ничего не могу понять…

И вдруг все, кто был в зале, услыхали какой-то шум. Как будто море подошло к дворцу и его волны бьются о стены.

Король распахнул окно.

Вся площадь перед дворцом была заполнена народом. Люди стояли, подняв кверху лица, изменённые волнением. Они слушали музыку.

— Как? — закричал король. — И они её понимают? Эти нищие, эти бедняки! Эти оборванцы! Они тоже владеют этим сокровищем? А я? А я?..

Король в ярости затопал ногами. Он надувался как индюк. Он кружился на одном месте и затыкал пальцами то одно ухо, то другое. Он тяжело дышал и кряхтел.

— Я хочу, хочу понять её! — в ярости твердил он. — Эта музыка какая-то дурацкая. Может быть, её и слушать надо как-нибудь по-дурацки? Может быть, вверх ногами?

Двое самых сильных слуг помогли королю стать на руки, почтительно придерживая в воздухе его толстые ноги. Лицо короля от натуги стало лиловым, как свёкла.

— Хочу! Хочу! — хрипел он. — Хочу! Хочу! Хочу!

А музыка всё лилась и лилась. Чистая, свободная и прекрасная.

— Эту музыку надо слушать сердцем! — сказал учёный.

— А-а-а! — завопил король. — Новое дело! Поднимите меня, посадите на трон! Ты что же, считаешь, что у меня нет сердца?

Сейчас же из толпы вышли четыре доктора. Они были одеты во всё чёрное. Они с четырёх сторон подошли к королю и приставили четыре трубки к его груди, спине и бокам.

— Сердце на том самом месте, где ему полагается быть! — строго сказал первый врач.

— Самое-самое здоровое сердце, которое я когда-либо видел! — сказал второй.

— В высшей степени самое! — сказал третий.

— Самое! — сказал четвёртый.

— Что — видал? — закричал король. — И вообще, что ты мне морочишь голову? Музыку надо слушать не сердцем, а ушами!

Но тут короля обступили придворные. Ведь многим из них эта музыка тоже совсем не понравилась.

— Зачем вам понимать эту дурацкую музыку, Ваше Величество? Ерунда это, а не музыка. Мы даже слушать её не стали.

— А ты чего хнычешь? — с угрозой спросил король старого поэта, который всё ещё сидел, закрыв лицо руками. — Может быть, она тебе понравилась, а?

— Я плачу потому, что мне жаль этого бедного музыканта, который так плохо играет, — глухо ответил старый поэт и ещё ниже опустил голову.

— А ты? — спросил король у Иги-Наги-Туги.

— У меня болят зубы, — ответил Иги-Наги-Туги и, рыдая, выбежал из зала.

Ну вот. А на следующий день по всему городу был развешен королевский указ. В нём говорилось, что самая лучшая музыка на свете — это музыка великого и знаменитого скрипача Иги-Наги-Туги, живущего при дворце его величества короля Самого Первого. Исходя из этого, скрипку разрешается иметь только великому и знаменитому скрипачу Иги-Наги-Туги, так как его музыка — самая лучшая музыка на свете. Всем остальным скрипачам под страхом смертной казни запрещается иметь скрипки, потому что их музыка никуда не годится.

Вечером учёный услыхал какие-то тяжёлые шаги у себя над головой.

Потом раздался чей-то стон и какой-то треск. Потом тяжёлые шаги протопали вниз по лестнице.

Встревоженный учёный поднялся наверх к бедному музыканту.

Музыкант стоял посреди чердака, держа в руках обломки своей скрипки.

— Они топтали ее ногами, — сказал он ужасным голосом.

Учёный молча сел на стул. Да что можно было сказать?

Чем можно было его утешить?

А музыкант, уже забыв о нём, ходил из угла в угол, прижимая к груди маленькие изогнутые дощечки.

Так прошел вечер и наступила ночь.

В двенадцать часов кто-то тихонько постучал в дверь.

Вошёл человек, весь закутанный в чёрный плащ. Под плащом у него что-то было. Да, да! Похожее на ребёнка с очень маленькой головой.

Это был Иги-Наги-Туги. Он распахнул плащ и протянул бедному музыканту чудесную старинную скрипку.

— Возьмите её себе, — сказал он. — Я играл на ней, когда был молодым. Теперь она уже не нужна мне. У меня есть другая, позолоченная, которую мне подарил король. У меня к вам только одна просьба. Сейчас ночь. Все спят. Нас никто не услышит. Мне так хочется ещё раз послушать вашу музыку. Если, конечно, вам не противно играть мне.

Бедный музыкант взял чудесную скрипку и поцеловал её.

Он её поцеловал так, как будто она действительно была ребёнком.

А потом он заиграл.

В окно светили звёзды. На столе догорала свеча. А Иги-Наги-Туги слушал музыку и плакал.

— Я завтра уйду из этого города, — сказал бедный музыкант Иги-Наги-Туги. — Хотите, уйдём вместе?

— Не могу, — ответил Иги-Наги-Туги. — Я привык к этой жизни во дворце. Но главное не это. Я всю жизнь сочинял только глупую, пошлую музыку. Это как ядро, привязанное к моей ноге. Моя музыка мешает мне идти вперёд.