Ночь голубой луны - Аппельт Кэти. Страница 23

Синь не подозревала, что всё обернётся именно так. Накануне утром она поднялась рано, ещё до восхода солнца. Луна, оставшаяся с ночи – почти, но ещё не совсем полная, – висела на западном краю неба, прямо над Ключом. Синь взглянула на неё и приветственно подняла чашку свежего, дымящегося кофе.

– Сегодня будет полнолуние. Ночь голубой луны! – радостно прошептала она.

Через несколько дней, после того как исчезла Мэгги-Мэри, Синь отправилась в Публичную библиотеку Тейтера и набрала там книг о том, как растить и воспитывать детей. В одной из них (она точно не помнила, в какой) говорилось о том, как важны для ребёнка семейные традиции.

«Семейные традиции» – она запомнила это выражение и, закрыв книгу, принялась раздумывать о том, какие семейные традиции могут быть в такой необычной семье, как у них. А потом ещё через некоторое время на квакерской благотворительной ярмарке в Тейтере ей попалась старая поваренная книга, в которой был рецепт гумбо «Голубая луна». В рецепте было написано: «Подавать горячим в полнолуние, в праздник голубой луны, когда вся семья соберётся за столом».

Синь так и сделала. Два раза в год, когда начиналось полнолуние и луна становилась круглой и отливала синевой, она варила в большой кастрюле крабовый гумбо и приглашала на угощение всю свою «семью», то есть всех обитателей Устричного посёлка, в котором, кроме неё и Берегини, жили ещё два человека. На стол подавался гумбо «Голубая луна». Отлично! Ей удалось завести традицию.

Тем утром, сидя за чашкой кофе и пробежав глазами знакомый рецепт, она мечтала только об одном: чтобы поскорее настал праздничный вечер. Она выглянула из окна, чтобы бросить взгляд на дом Доуги. У него в кухне тоже горел свет, хотя она была уверена, что Доуги уже на берегу ловит крабов. Накануне вечером она сказала ему:

– Если ты наловишь нам крабов, у нас будет крабовый гумбо. – И улыбнулась.

Доуги очень любит крабовый гумбо. Скоро он войдёт сюда с большим баком, в котором сердито щёлкают клешнями крабы, только что выловленные из Мексиканского залива.

Страницы в старой поваренной книге были мятые, рваные и захватанные – верный признак того, что блюда очень вкусные (пальчики оближешь!) и рецептами пользовались не один раз. Так оно и было. Гумбо у Синь каждый раз получался просто замечательный – наваристый, ароматный, острый, пряный. Мммм!

Ей нравились эти праздничные вечера. Нравилось сидеть за столом с самыми дорогими и близкими людьми – Доуги, Берегиней и месье Бошаном. Всем вместе.

Она завела хорошую традицию: гумбо, суп голубой луны…

Закрыв глаза, Синь представила себе, как они соберутся здесь сегодня вечером. Доуги, месье Бошан, Берегиня, она и зверьё: Второй, пёсик Доуги, Верт, Капитан и Синдбад. Все будут есть гумбо, пока не наедятся до отвала. А Капитана, конечно, угостят арбузом.

А потом Доуги возьмёт укулеле и споёт все свои песни, в которых есть слово «луна». Этих песен у него очень много. Некоторые из них она тоже знает и будет подпевать. Берегиня, её высокая, гибкая, как тростиночка, девочка, станцует кружась. А месье Бошан уснёт в своём кресле, и они помогут ему добраться до дома и немного посидят с ним на веранде. Синдбад будет мурлыкать, выгибать спину и тереться о ноги, а потом вскочит на колени к своему хозяину и тоже будет дремать, уютно свернувшись клубком.

Наконец у Берегини глаза начнут слипаться, веки отяжелеют, она станет клевать носом, и Синь уложит её в постельку, укутав поплотнее одеялом, а Верт устроится рядом с кроватью на коврике.

И тогда наконец они с Доуги останутся одни, пойдут подышать воздухом и посидеть вдвоём на террасе, которая опоясывает призрачно-голубой дом. Синь закурит свою вечернюю сигарету (она каждый вечер позволяла себе одну сигарету, хоть и знала, что это очень вредно для здоровья). Доуги больше не будет петь, а станет потихоньку наигрывать на укулеле, перебирая пальцами нейлоновые струны.

А в это время там, с той стороны дороги, месье Бошан будет терпеливо ждать, когда луна поднимется выше, выше и ещё выше, когда доберётся до середины неба. Тогда расцветёт душистый ночной цереус. Он ждал целое лето, целый год, когда раскроются гигантские белые цветки. И вот сегодня, в ночь голубой луны, это наконец случится. Хоть месье Бошан и дремлет в своём кресле, Синь уверена, что он проснётся как раз в срок, когда белые цветы цереуса начнут раскрываться. Месье Бошан ни разу не проспал и не пропустил этот момент.

И когда раскроет свои волшебные цветы ночной цереус, тяжёлый, сладкий аромат разольётся над Устричным посёлком, обнимая и баюкая всех – и людей, и зверей.

Гумбо «Голубая луна» стал традицией. Но в рецепте было сказано ещё кое-что, а именно: «Варить, помешивая, загадав заветное желание».

Раньше Синь загадывала незамысловатые, хотя и важные желания: чтобы Берегиня была здорова, чтобы клиенты в «Весёлой устрице» давали побольше чаевых, чтобы Доуги заработал денег на новые шины для своего автобуса. Но сегодня у неё было особенное желание. Сегодня, помешивая гумбо, она загадает, чтобы Доуги наконец спел ей свою песенку, в которой всего три слова. Доуги с Берегиней хранили эту песенку в секрете, но как-то раз Синь, подойдя к «Автобусу», чтобы забрать Берегиню после рабочего дня, услышала, как они репетируют:

– Будь моей женой! Будь моей женой!

Десять лет она ждала, когда же он споёт ей эту песню. И вот сегодня ночью, когда Берегиня уснёт, а месье Бошан будет наблюдать, как благоуханный цереус приветствует восход голубой луны, может быть – если только очень-очень сильно захотеть и загадать заветное желание! – может быть, наконец-то он решится спеть ей эту песню. Ей одной. И тогда она сможет наконец-то сказать ему, как она его любит. Его одного.

Вот такой у неё был план.

Прекрасный план!

И вот теперь холодная, бледная луна, показавшаяся на восточном краю неба, медленно-медленно ползла вверх. Но всё пошло не по плану. Всё было не так. Никакого гумбо. Никакой танцующей девочки. Никакого ночного цереуса. И никакого укулеле.

И вот теперь Синь, вконец измученная после длинного тяжёлого дня, спит дома и не знает, что её девочка сидит в шлюпке в компании с верным псом и чайкой-инвалидом. Спит и не знает, что её девочка, одна-одинёшенька, уплывает в открытый океан.

Проснись, Синь. Проснись.

Дочка имеет право знать всю правду о своей маме, ведь так? Как-то раз давным-давно Берегиня спросила Синь:

– А моя мама меня любила?

И Синь без малейшего колебания ответила:

– Ну конечно, Берегиня! Конечно, любила!

Тогда Берегиня задала следующий вопрос:

– А мы её любили?

На сей раз Синь ответила не сразу. И пока она молчала, время ползло как черепаха, как предпоследний учебный день перед летними каникулами, – самый длинный день в году. Такой же длинной показалась эта пауза. Потом Синь посмотрела Берегине прямо в глаза и сказала:

– Мы любили её, сладкая моя горошинка. Конечно, любили!

На самом деле Берегиня этого не помнила. Не помнила, как она любила Мэгги-Мэри. Она помнила только, как её ждала. Интересно, любить и ждать – это одно и то же? Берегиня много раз задавала себе этот вопрос – вопрос на все времена.

Но в данный момент вопрос на все времена заключался в том, удастся ли ей справиться со шлюпкой и причалить к скале де Вака?

Итак, она уже выполнила пункты «А», «Б», «В», «Г», «Д» и «Е» своего прекрасного плана. Сейчас она выполняла скорректированный по обстоятельствам пункт «Ё». На очереди был пункт «Ж» – «пройти через канал», а потом «З» – «добраться до косы».

Берегиня знала, что нужно делать, – она должна направить нос шлюпки прямо навстречу волнам и держать курс на скалу де Вака. Сёрфингисты старались не приближаться к ней, чтобы не поцарапать доски. Но она двинется к ней по кратчайшему расстоянию. Прямиком к ней, вот так-то, братцы! На полном ходу!