Зима от начала до конца (сборник) - Белсвик Руне. Страница 13

– Да.

– Сколько чудесного в нашей стране!

– Ты считаешь?

– Конечно. Например, мы можем радовать друг друга песнями или стихами. Или радоваться тому, что ещё только будет потом. Вот как марципановому празднику.

– Ты прав. А если завтра будет хорошая погода, можем пойти покидать в речку снежки-бульки.

Так они проводили вечер. Что-то говорили по очереди. Обычно всего несколько слов. Потом замолкали. А ещё потом вдруг, как по волшебству, находились новые слова, и разговор продолжался.

Но тот, кто тёмным холодным вечером подсматривал в окно, стоял тихо-тихо. И ел глазами двоих у печки. Это был Пронырсен. Он опирался на лопату. И думал, что это как-то очень странно. Потом задумался, что именно кажется ему странным. И понял: по-настоящему странно, что он тихо стоит на месте.

Пронырсен не стоял на месте никогда. Ноги даны ему, чтобы ходить или бегать, считал он. А руки – чтобы хватать, поднимать и двигать вещи или рубить дрова.

Но сейчас он просто не мог сойти с места.

То, что он видел в окне, не отпускало его.

Во-первых, само окно. Снаружи мороз что есть силы мостил его льдом. Но тепло изнутри дома всё время перетапливало иней в капли воды. И получилось, что домик – как сонный зверь, лежит и щурится в темноту приоткрытым глазом.

А в окне виднелись Простодурсен с Утёнком. И вы знаете, что они делали? Пронырсен просто отказывался верить своим глазам. Причём эта парочка занималась своим чудовищным делом уже давно. Они сидели и разглядывали огонь. Пронырсен с ужасом видел, что они не отворачивались, не качали головой и не рвали на себе волосы от отчаянья. Нет, они с улыбкой наблюдали, как их собственные дрова прогорают щепка за щепкой! Неужели можно улыбаться, когда твои драгоценные полешечки превращаются в золу? Или они забыли, сколько труда стоит заготовить их на зиму?

Сам Пронырсен всегда садился к печке спиной, чтобы не видеть, как сгорают дрова.

– Фуф! – сказал он вдруг. И сам вздрогнул от этого шустрого словца, которое вырвалось у него без спросу. Других слов на улице в этот холодный и тёмный зимний вечер не было. А это походило на всхлип. Короткий вздох, одиноко нырнувший в снег над рекой и тихо пропавший.

«И что вообще происходит? – подумал он. – Что за дурь несусветная? Я правда стою тут по пояс в снегу, ещё и с лопатой?»

«Да, – пробормотал в ответ внутренний голос. – Стоишь».

«И наплевать, – продолжал внутренний голос, – что в этом такого?»

Бормотание бормотало всё громче и уже почти забормотало Пронырсена до потери пульса и головы. К счастью, тут у него страшно замёрзли кулаки и нос.

– Спасибо, – сказал Пронырсен.

Он сказал это морозу, который так вовремя его заморозил и тем пресёк бормотание.

Пронырсен отвернулся от окна. И уставился на чёрный еловый лес. Ему надо пройти его весь, чтобы дойти до своей норы. Холодной стылой норы в морозной черноте.

Внезапно Пронырсен вспомнил, зачем пришёл к Простодурсену. Он принёс лопату, он брал её взаймы.

Лопатой он выкопал отличную тётеловушку. У них тут в стране процветает сумасбродство, праздношатание, дуракаваляние и ничегонеделание, и Пронырсен хотел оградить себя. Прежде всего от внезапного вторжения. А вдруг неизвестно кто постучится в дверь и спросит, можно ли войти?

Что такое тётя, Пронырсен не знал, но Сдобсен однажды обмолвился, что за границей тёти кишмя кишат. И у них есть повадка нагрянуть в гости без предупреждения. Кошмар ходячий, короче говоря.

Чтобы копать, надо иметь чем копать. Одалживаться у Простодурсена было Пронырсену поперёк души. Но по воле случая он оказался в этой книге. А тут всего одна лопата, и принадлежит она Простодурсену.

Простодурсен ни разу не напомнил ему, что пора возвращать лопату. Даже не вспомнил. Простодурсен только тем и занят, что булькает в реку камешки. Такой он дурень, этот простофиля. Стоит себе на берегу вместе с уткой своей и швыряет камни. Расшвыривается временем, короче говоря.

Но сегодня Пронырсен сам принёс лопату назад. Тётеловушка наконец-то доделана. Она получилась глубокая, под конец он сам еле из неё вылезал и потому сколотил себе лесенку. А теперь он вытащил лесенку наверх и спрятал подальше.

Ловушка – это мрачная тёмная яма прямо перед дверью в его нору. Пронырсен прикрыл её ветками и мхом, а потом лёг снег и заровнял дырки.

Бедная та тётя, которая нагрянет к нему. Небось засобирается домой быстрее, чем придумает новое сумасбродство.

Пронырсен был горд своей ловушкой. Хотя никакой заслуги лопаты в том, конечно, нет. Лопата у Простодурсена скверная, это мягко говоря. Древко слишком длинное, а клинок тонкий и узкий – хилый, короче. Всё это он и собирался втолковать сегодня Простодурсену. Открыть глаза на правду.

Ну и подошёл к окну с потёками оттаявшего льда. И остался стоять.

Да и на что Простодурсену лопата, когда у него дома уже есть целый утёнок?

– Нет, – сказал Пронырсен лопате. – Иди-ка ты со мной назад, домой. Тут у Простодурсена ты будешь только ржаветь в углу без дела.

Лопата не ответила. Пронырсен пошёл в обратный путь. Он проваливался в снег, замёрз и дрожал. Размера он был небольшого. А по сравнению с большим тёмным вечером он был так ничтожно мал, что почти и не был вовсе.

Кому-то дан урок: не рой другому яму, а у кого-то ноги как ледышки прямо…

Пронырсен покрепче сжал холодную лопату. Повернул голову. Ещё раз посмотрел на окно неказистого домика Простодурсена. Интересно, о чём они там говорят? Странно, что люди живут под одной крышей так долго, а им всё ещё есть о чём поговорить. И они не кричат друг на дружку. И не затевают ссор, чтобы выгнать другого из дома.

Он прокладывал себе путь в снегу. Было чудно и тихо. На слух казалось, что река наконец встала. Превратилась в лёд и не течёт.

Как хорошо, когда не надо помнить ни о ком, кроме себя, думал Пронырсен. Вот мне не надо всё время думать о Сдобсене, например. Поэтому голова у меня занята только мыслями о дровах и сливовом варенье. И я не должен непременно держать в уме ещё и Сдобсена. Этого противного типа. Сидит сейчас, конечно же, в пыли и грязи и читает книгу про заграницу. Транжирит время, валяет дурака и бьёт баклуши. Нет, увольте, сами заботьтесь об этом старом кренделе. Надо радоваться тому, что есть. Не отнимают сливовое варенье – уже хорошо. Радуйся. Вот я и радуюсь. Темно и холодно? Но могло быть гораздо хуже. Могло небо рухнуть. Или хотя бы луна. А вот не рухнули. Всем спасибо. И о Сдобсене мне думать не надо. Снова спасибо. Фуф!

Так он и шёл, думая, как хорошо устроил свою жизнь. В голове роились пока не додуманные мысли. Погрузившись в них, Пронырсен не заметил, что он уже дома почти. Он радовался, что жизнь не хуже, не холоднее, не тяжелее и не горше, чем она есть.

Внезапно земля ушла из-под его ноги.

Пронырсен пошатнулся.

Ещё миг – и всё: жизнь стала бы так ужасна, что хуже не бывает. Пронырсен почувствовал, что падает в собственную тётеловушку. И всё же в последнюю секунду он извернулся и плюхнулся на спину.

Он лежал в снегу. А за ближайшей ёлкой кто-то стоял и издевательски хохотал над ним. Неужели эти заграничные тётушки прознали, что он тут строит, и… Что же они, совсем сумасшедшие?

Но нет. Никто не хохотал. Кругом глухая тишина. Так тихо, как сейчас, не бывало ещё никогда.

Барахтаясь, он перекатился на четвереньки. С трудом встал на дрожащие колени.

– Не волнуйся, – сказал он лопате. – Не надо бояться. Я должен был проверить, работает ли ловушка. Всё прошло удачно. Всё в порядке.

Пронырсен покачал лопату, чтобы её успокоить. И тут ему в голову пришла странная идея взять лопату в дом. Обычно она всегда стояла за дверью. Но в тот вечер он занёс её в дом и приставил к стене рядом с ледяной печкой.

– Ну вот, – сказал Пронырсен. – Если станет достаточно холодно, мы затопим. Но немного помёрзнуть – только на пользу.